И трансформатор. - Они уже сидят на полу. Тимми приподнимает паркетину, и под ней обнаруживается какое-то электрическое устройство. - Ну вот. Давай быстрей собирать рельсы.
Она в нерешительности.
- Какую сделаем форму?
- Да любую, какую угодно. Ты давай с той стороны, а я буду с этой. Вот здесь тоннель. А вот здесь… - мимоходом Карла с искренним восхищением отмечает, как искусно и ловко он превратил сеанс терапии в игру, - …первый фрагмент головоломки.
- Ой, да это же магазин моделей в Виллидже, - удивляется Карла. Она несколько раз проходила мимо и почему-то запомнила этот маленький магазинчик. Тимми передает ей модель. Она видит, что это ручная работа.
- Это подарок владельца. Он сам его сделал, специально для меня. Он - мой друг, - говорит Тимми.
- Все ясно! - Карла, кажется, поняла. - А теперь мы проедем мимо летнего лагеря, правильно?
- Возьми ту коробку.
Она берет. В коробке - крошечные деревья, в основном елки.
- Лес, - говорит она.
- Пока расставляй.
Она расставляет деревья с одной стороны путей - с той, что ближе к дивану. А ведь мне это нравится, размышляет она. Солидная дама играет в игрушки, и ей это нравится.
- У тебя есть летний домик?
- Конечно. - Он передает ей модельку. Потом нажимает на кнопку, и крошечный паровозик едет сквозь лес.
- Хорошо, Тимми. А куда мы поедем теперь?
Короткая пауза.
Черт возьми, думает Карла. Не слишком ли я на него напираю? Он же знает, что я знаю, что мы затеяли эту игру, чтобы разбудить его прошлое. Но может быть, он еще не готов. Может быть, стоило поиграть подольше. Может быть, даже в течение нескольких сеансов.
- Мы поедем, - теперь голос Тимми стал бледным и монотонным, как будто он погрузился в транс, - в Германию. В город Тауберг, который гордится своим оперным театром. Достаточно скромным театром, но все-таки неплохим. Мы поедем в 1947 год, когда молодой дирижер Стивен Майлс…
Иллюзия самообладания разбилась вдребезги.
- Стивен! При чем здесь Стивен?? - У нее было чувство, как будто она тонет. А потом она все поняла. - Ты знаешь Стивена, да? Ты встречался с ним раньше?! И эти его видения…
Мальчик-вампир молчал - ждал продолжения, небрежно перекидывая из руки в руку пластмассовую гору.
- Это были никакие не видения! И тебе не нужен был психиатр школы Юнга! У тебя были… другие планы, коварные планы! Ты всегда знал, что мы со Стивеном были женаты, и…
Мальчик приложил палец к губам.
- Ему угрожает опасность?
Он присел на корточки и принялся расставлять игрушечные фигурки мальчиков в футболках с эмблемой летнего лагеря рядом с деревянным коттеджем в лесу под горой…
- Мне надо знать, Тимми. Скажи. Ему угрожает опасность?
- Значит, он тебе все еще небезразличен?
- Здесь я психиатр, гребена мать. И это не твое дело!
- Почему ты упорно считаешь, что я тобой манипулирую? - сладким голосом проговорил Тимми, лотом достал из коробки здание оперного театра и поставил его с другой стороны горы. - Мы оба во власти нашего бессознательного, я не прав? Ты и я… мертвый и живая… тень и глубинное “я”. Да. Может быть, мы с тобой тени друг друга? Или все еще сложнее?
- Мне надо ему позвонить.
- Ну конечно. Знаешь… - Он взглянул на нее, сама невинность. - Знаешь, похоже, что в этой истории слово “узел” имеет тысячу разных значений.
патять: 1947
Тауберг совсем не похож на большие города; он похож на картинку с открытки из прошлого. Мальчик-вампир побывал во всех городах. Соборы и церкви рушились у неге на глазах. Если бы он не знал этого раньше, он бы узнал теперь: крест над ним больше не властен.
Его подобрала и приютила одна бездетная вдова, чей муж погиб на войне. Некая фрау Штольц. Она работает в кондитерской на Вольфгассе, буквально в паре домов от оперного театра, а живет в крошечной аккуратной квартирке прямо над магазином, которую снимает у своего хозяина и домовладельца.
По воскресеньям набожная фрау Штольц ходит к мессе и утром, и вечером. И конечно, берете собой своего маленького Конрада. Церковь стоит в самом конце узкой улочки, почти у самого моста через реку. Ее построили в восемнадцатом веке, и над алтарем там висит совершенно непримечательное “Снятие с креста” какого-то неизвестного художника. Мальчику-вампиру не нравится имя Конрад, но вдова непреклонна. Она представляет его святому отцу. Конрад.
- Ты должен забыть свое прошлое, - шепчет она ему и улыбается кому-то в толпе прихожан, когда они преклоняют колени в первом ряду. - Теперь ты мой сын.
Он хочет спросить: А как быть с твоим прошлым, женщина? Если ты с такой категоричностью говоришь о забвении, то почему ты не хочешь назвать меня другим именем? Почему ты постаиваешь на этом? Но решает, что лучше не спрашивать, кто такой этот Конрад. И так понятно, что это будет трагическая история о сыне, который умер еще во младенчестве от неизлечимой болезни, или пропал на войне, или ушел в Гитлерюген и там и сгинул.
Фрау Штольц - дама со вкусом. Она собирает волосы в пучок; носит все черное и, выходя из дома, закрывает лицо изящной черной вуалькой. Она вовсе не старая. Ей, может быть, чуть за сорок. Но она оградилась от мира своей вдовьей печалью и облачилась в нее, как в броню. И даже то, что она подобрала на улице бездомного сироту, - это тоже всего лишь черта ее нового образа. Она пользуется духами с мягким, приглушенным запахом, который не заглушает запаха ее крови - вялой и неаппетитной крови. И это хорошо. Мальчик-вампир не любит пить кровь у приемных родителей. В этом есть что-то… не очень приятное. Даже неправильное.
Сквозь дымку курящегося ладана ему виден хор. Хористы одеты роскошно, но поют попросту плохо. Сейчас они мучают палестриновский мотет : Sicut cervus desiderat adfontes; как олень тянется к водопою, томимый жаждой, так и душа моя тянется к Господу… Мальчик помнит музыку. Может быть, он даже помнит ее самое первое исполнение.
Он становится как одержимый. Захваченный музыкой, он начинает тихонечко выводить партию сопрано. Фрау Штольц раздраженно шикает на него, но он не слышит. Его голос звенит, набирает силу. Капельмейстер испуганно оборачивается к нему. Хор умолкает на середине фразы, и теперь он поет один. Поет не в той высокопарной ходульной манере, которая, как считается, приличествует исполнению церковной музыки; он выпевает другую музыку - страстную и неистовую. Как будто он заново переживает момент ее сотворения.
Капельмейстер качает головой - мальчик так и не понял: то ли он изумляется, то ли не одобряет, - а потом, словно спохватившись, отчаянно машет хору, чтобы они продолжали петь. Чтобы разрушить неловкую тишину. Они подхватывают мотет, но теперь их ведет непрерывная нить сопрано.
- Du singst aber so schon, - шепчет фрау Штольц благоговейно.
- Я знаю, - говорит мальчик, которого теперь зовут Конрад Штольц.
- В тебе есть что-то нездешнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Она в нерешительности.
- Какую сделаем форму?
- Да любую, какую угодно. Ты давай с той стороны, а я буду с этой. Вот здесь тоннель. А вот здесь… - мимоходом Карла с искренним восхищением отмечает, как искусно и ловко он превратил сеанс терапии в игру, - …первый фрагмент головоломки.
- Ой, да это же магазин моделей в Виллидже, - удивляется Карла. Она несколько раз проходила мимо и почему-то запомнила этот маленький магазинчик. Тимми передает ей модель. Она видит, что это ручная работа.
- Это подарок владельца. Он сам его сделал, специально для меня. Он - мой друг, - говорит Тимми.
- Все ясно! - Карла, кажется, поняла. - А теперь мы проедем мимо летнего лагеря, правильно?
- Возьми ту коробку.
Она берет. В коробке - крошечные деревья, в основном елки.
- Лес, - говорит она.
- Пока расставляй.
Она расставляет деревья с одной стороны путей - с той, что ближе к дивану. А ведь мне это нравится, размышляет она. Солидная дама играет в игрушки, и ей это нравится.
- У тебя есть летний домик?
- Конечно. - Он передает ей модельку. Потом нажимает на кнопку, и крошечный паровозик едет сквозь лес.
- Хорошо, Тимми. А куда мы поедем теперь?
Короткая пауза.
Черт возьми, думает Карла. Не слишком ли я на него напираю? Он же знает, что я знаю, что мы затеяли эту игру, чтобы разбудить его прошлое. Но может быть, он еще не готов. Может быть, стоило поиграть подольше. Может быть, даже в течение нескольких сеансов.
- Мы поедем, - теперь голос Тимми стал бледным и монотонным, как будто он погрузился в транс, - в Германию. В город Тауберг, который гордится своим оперным театром. Достаточно скромным театром, но все-таки неплохим. Мы поедем в 1947 год, когда молодой дирижер Стивен Майлс…
Иллюзия самообладания разбилась вдребезги.
- Стивен! При чем здесь Стивен?? - У нее было чувство, как будто она тонет. А потом она все поняла. - Ты знаешь Стивена, да? Ты встречался с ним раньше?! И эти его видения…
Мальчик-вампир молчал - ждал продолжения, небрежно перекидывая из руки в руку пластмассовую гору.
- Это были никакие не видения! И тебе не нужен был психиатр школы Юнга! У тебя были… другие планы, коварные планы! Ты всегда знал, что мы со Стивеном были женаты, и…
Мальчик приложил палец к губам.
- Ему угрожает опасность?
Он присел на корточки и принялся расставлять игрушечные фигурки мальчиков в футболках с эмблемой летнего лагеря рядом с деревянным коттеджем в лесу под горой…
- Мне надо знать, Тимми. Скажи. Ему угрожает опасность?
- Значит, он тебе все еще небезразличен?
- Здесь я психиатр, гребена мать. И это не твое дело!
- Почему ты упорно считаешь, что я тобой манипулирую? - сладким голосом проговорил Тимми, лотом достал из коробки здание оперного театра и поставил его с другой стороны горы. - Мы оба во власти нашего бессознательного, я не прав? Ты и я… мертвый и живая… тень и глубинное “я”. Да. Может быть, мы с тобой тени друг друга? Или все еще сложнее?
- Мне надо ему позвонить.
- Ну конечно. Знаешь… - Он взглянул на нее, сама невинность. - Знаешь, похоже, что в этой истории слово “узел” имеет тысячу разных значений.
патять: 1947
Тауберг совсем не похож на большие города; он похож на картинку с открытки из прошлого. Мальчик-вампир побывал во всех городах. Соборы и церкви рушились у неге на глазах. Если бы он не знал этого раньше, он бы узнал теперь: крест над ним больше не властен.
Его подобрала и приютила одна бездетная вдова, чей муж погиб на войне. Некая фрау Штольц. Она работает в кондитерской на Вольфгассе, буквально в паре домов от оперного театра, а живет в крошечной аккуратной квартирке прямо над магазином, которую снимает у своего хозяина и домовладельца.
По воскресеньям набожная фрау Штольц ходит к мессе и утром, и вечером. И конечно, берете собой своего маленького Конрада. Церковь стоит в самом конце узкой улочки, почти у самого моста через реку. Ее построили в восемнадцатом веке, и над алтарем там висит совершенно непримечательное “Снятие с креста” какого-то неизвестного художника. Мальчику-вампиру не нравится имя Конрад, но вдова непреклонна. Она представляет его святому отцу. Конрад.
- Ты должен забыть свое прошлое, - шепчет она ему и улыбается кому-то в толпе прихожан, когда они преклоняют колени в первом ряду. - Теперь ты мой сын.
Он хочет спросить: А как быть с твоим прошлым, женщина? Если ты с такой категоричностью говоришь о забвении, то почему ты не хочешь назвать меня другим именем? Почему ты постаиваешь на этом? Но решает, что лучше не спрашивать, кто такой этот Конрад. И так понятно, что это будет трагическая история о сыне, который умер еще во младенчестве от неизлечимой болезни, или пропал на войне, или ушел в Гитлерюген и там и сгинул.
Фрау Штольц - дама со вкусом. Она собирает волосы в пучок; носит все черное и, выходя из дома, закрывает лицо изящной черной вуалькой. Она вовсе не старая. Ей, может быть, чуть за сорок. Но она оградилась от мира своей вдовьей печалью и облачилась в нее, как в броню. И даже то, что она подобрала на улице бездомного сироту, - это тоже всего лишь черта ее нового образа. Она пользуется духами с мягким, приглушенным запахом, который не заглушает запаха ее крови - вялой и неаппетитной крови. И это хорошо. Мальчик-вампир не любит пить кровь у приемных родителей. В этом есть что-то… не очень приятное. Даже неправильное.
Сквозь дымку курящегося ладана ему виден хор. Хористы одеты роскошно, но поют попросту плохо. Сейчас они мучают палестриновский мотет : Sicut cervus desiderat adfontes; как олень тянется к водопою, томимый жаждой, так и душа моя тянется к Господу… Мальчик помнит музыку. Может быть, он даже помнит ее самое первое исполнение.
Он становится как одержимый. Захваченный музыкой, он начинает тихонечко выводить партию сопрано. Фрау Штольц раздраженно шикает на него, но он не слышит. Его голос звенит, набирает силу. Капельмейстер испуганно оборачивается к нему. Хор умолкает на середине фразы, и теперь он поет один. Поет не в той высокопарной ходульной манере, которая, как считается, приличествует исполнению церковной музыки; он выпевает другую музыку - страстную и неистовую. Как будто он заново переживает момент ее сотворения.
Капельмейстер качает головой - мальчик так и не понял: то ли он изумляется, то ли не одобряет, - а потом, словно спохватившись, отчаянно машет хору, чтобы они продолжали петь. Чтобы разрушить неловкую тишину. Они подхватывают мотет, но теперь их ведет непрерывная нить сопрано.
- Du singst aber so schon, - шепчет фрау Штольц благоговейно.
- Я знаю, - говорит мальчик, которого теперь зовут Конрад Штольц.
- В тебе есть что-то нездешнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111