Она пробует содержимое, осторожно капнув себе на загорелый локоть.
- Дерьмо, - говорит она.
- Кто такой Гегель? - говорит какой-то голос; Говард скашивает глаза - это безбюстгальтерная девушка, которая утром приходила к нему в кабинет.
- Тот, который… - говорит Говард.
- Это Говард, - говорит Майра Бимиш, встав рядом с ним; парик у нее слегка сбился на сторону: она гомерически хохочет. Одной рукой она обнимает доктора Макинтоша, который все еще держит свою бутылку. - О, Говард, вы устраиваете такие чудесные вечеринки, - говорит она.
- Все идет хорошо? - спрашивает Говард.
- Замечательно, - говорит Майра. - В гостиной играют в «Кто я?» и «Чем студенты займутся теперь?» в столовой и «Я родила в три, а в пять уже сидела и печатала мою диссертацию» в холле.
- А еще игра под названием «Тебе тоже было хорошо, летка?» в комнате для гостей, - говорит Макинтош.
- Звучит как описание вполне нормальной вечеринки, - говорит Говард.
- Каким образом кто-то такой мерзкий, как ты, умудряется делать жизнь такой приятной для нас? - говорит Майра.
- Это дар, - говорит Говард.
- Би-им! - говорит Майра.
- Бо-ом! - говорит Макинтош.
Говард берет новую бутылку и возвращается в гостиную. Он разносит возлияния, надеясь на последующую трансфигурацию.
- Его вазектомия обратима или нет? - спрашивает кто-то.
- Скажи ему, ты едешь со мной в Мексику, - говорит кто-то еще.
Лежащая на полу толстая девушка с обкорнатыми волосами смотрит вверх на Говарда и говорит:
- Эй, Говард, ты такой красивый.
- Я знаю, - говорит Говард.
В другом конце комнаты Барбара потчует орехами и крендельками.
- Все в порядке? - спрашивает Говард, подходя к ней.
- Отлично, - говорит Барбара.
Он несет бутылку в угол, где кучкой стоит группа: бородатые Иисусы и темные в солнцезащитных очках лица - студенты из Революционного Студенческого Фронта. Вид у них агрессивный, и они сомкнулись довольно плотным кольцом.
- Мы только хотим уничтожить их, - говорит Питер Мадден громким голосом. - Ничего личного.
Где-то в середине кольца - маленькая фигурка. На ней белая шляпа.
- Могу я задать вам один вопрос? - спрашивает фигурка в середине женским чуть-чуть шотландским голосом. - Не думаете ли вы, что политика - одна из самых низменных форм человеческого знания? Ниже морали, ниже религии, или эстетики, или философии. Или вообще чего-либо, что связано с подлинной человеческой непроходимостью?
- Черт, послушай, - говорит Питер Мадден, который стоит там в своих очках в серой металлической оправе, - все формы знания - идеология. А это значит, что они - политика.
- Сводимы к политике, - говорит женский голос. - Могут быть уварены, как суп.
Тут и Бекк Потт в десантной форме с нашивкой на плече «командир ракеты» и с серебристым символом мира на цепочке вокруг шеи; она оборачивается и видит подходящего к ней сзади Говарда с бутылкой.
- Кто эта психованная? - спрашивает она. - Говорит, что нам не нужна революция.
- Есть люди, которые так думают, - говорит Говард.
- Не понимаю их, - говорит Бекк Потт.
- Они необходимы, - говорит Говард, - если бы их не было, мы не нуждались бы в революции.
- Тут ты прав, - говорит Бекк Потт, - ты прав.
Говард протягивает бутылку девушке в центре всего этого; на ней синий брючный костюм и аккуратный шарфик, и она слишком формально одета для вечеринки.
- Самую капельку, - говорит девушка с легким шотландским акцентом.
- Если вы не решение проблемы, - говорит Питер Мадден, - значит, вы ее часть.
- Было бы жутко самодовольно с моей стороны думать, будто я решение чего-то, - говорит девушка. - Как и вы, если на то пошло.
Говард поворачивается и проходит со своей бутылкой через дом к нагой, лишенной цветов оранжерее позади. Розовые натриевые фонари Водолейта льют свет сквозь стеклянные ромбы крыши; теперь это единственное ее освещение. Она гремит исступленными звуками. Танцующие раскачивают свои тела; младенец, подвешенный, как индейский ребенок, подпрыгивает высоко на спине шумного папочки. В углу окруженная мужчинами немецкая девушка в прозрачной блузке начала снимать ее. Она выворачивает блузку через голову, и секунду блузка крутится над ними. Пробиваться через толпу нелегко.
- Кто такой Гегель? - говорит кто-то.
Теперь уже невозможно различить, кто тут студенты, кто преподаватели, кто друзья. Смешанные группы заново перемешиваются. Музыка бухает в полумраке; тела извиваются, и сознание приносится в жертву ритму. Вблизи от него любовница католического священника демонстрирует на полу позиции в упражнении, которому недавно выучилась. Немецкая девушка присоединилась к танцующим и теперь извивается перед ними, ее крупные груди подпрыгивают - арийская движущаяся скульптура Новой Женщины.
- Это эвристика, ja? - говорит она Говарду.
- Ja, - говорит Говард. - Gesundheit .
Говард смотрит на движущееся зрелище; смотрит и видит серебряный проблеск стакана, который выскакивает из чьей-то руки и разбивается об пол. Осколки скрываются под мельтешащими ногами.
- Все эти личности - интеллектуалы? - спрашивает лидер пакистанской мысли у католического священника.
- Оргия постепенно вытесняет мессу, становится первым причастием, - говорит священник.
- А это оргия? - спрашивает пакистанец.
- Бывают и почище, - говорит священник. Но только не для Говарда. Он видит перед собой человека, свободного от экономической робости, сексуального страха, предписывающих социальных норм, человека, возбужденного радостью собственного существования. Теперь еда, питье и Барбара вроде бы исчезли разом, но это не имеет значения. Вечеринка теперь абсолютно самоуправляемая, питающаяся теперь всецело сама собой.
Он идет назад через дом. Вечеринка в разгаре повсюду; то есть как будто повсюду, но только не у одной стены в гостиной, где широкое пространство расчистилось вокруг брюнетки в брючном костюме и белой шляпе, которая стоит, скрестив ноги, держит в руке мраморное яйцо в прожилках с каминной полки и брезгливо его рассматривает. Она смахивает на фигуру с викторианской картины, изображающую невинность в манере рококо. Формальность одежды не позволяет определить ее возраст и вычислить, студентка она или преподавательница. Говард подходит к ней с бутылкой и наклоняет горлышко над ее стаканом.
- Только самую-самую капельку, - говорит девушка. - Достаточно.
- Идемте, познакомьтесь кое с кем, - говорит Говард и кладет ладонь на ее локоть. Локоть, как ни странно, противится.
- Я уже кое с кем познакомилась, - говорит девушка. - И теперь их перевариваю.
- Но вы довольны? - спрашивает Говард.
- Да, очень. И собой, и некоторыми тут.
- Но не всеми, - говорит Говард.
- Я очень разборчива, - говорит девушка.
- Как вас зовут? - спрашивает Говард.
- Да нет, я приглашена, - говорит девушка.
- Приглашались все, - говорит Говард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
- Дерьмо, - говорит она.
- Кто такой Гегель? - говорит какой-то голос; Говард скашивает глаза - это безбюстгальтерная девушка, которая утром приходила к нему в кабинет.
- Тот, который… - говорит Говард.
- Это Говард, - говорит Майра Бимиш, встав рядом с ним; парик у нее слегка сбился на сторону: она гомерически хохочет. Одной рукой она обнимает доктора Макинтоша, который все еще держит свою бутылку. - О, Говард, вы устраиваете такие чудесные вечеринки, - говорит она.
- Все идет хорошо? - спрашивает Говард.
- Замечательно, - говорит Майра. - В гостиной играют в «Кто я?» и «Чем студенты займутся теперь?» в столовой и «Я родила в три, а в пять уже сидела и печатала мою диссертацию» в холле.
- А еще игра под названием «Тебе тоже было хорошо, летка?» в комнате для гостей, - говорит Макинтош.
- Звучит как описание вполне нормальной вечеринки, - говорит Говард.
- Каким образом кто-то такой мерзкий, как ты, умудряется делать жизнь такой приятной для нас? - говорит Майра.
- Это дар, - говорит Говард.
- Би-им! - говорит Майра.
- Бо-ом! - говорит Макинтош.
Говард берет новую бутылку и возвращается в гостиную. Он разносит возлияния, надеясь на последующую трансфигурацию.
- Его вазектомия обратима или нет? - спрашивает кто-то.
- Скажи ему, ты едешь со мной в Мексику, - говорит кто-то еще.
Лежащая на полу толстая девушка с обкорнатыми волосами смотрит вверх на Говарда и говорит:
- Эй, Говард, ты такой красивый.
- Я знаю, - говорит Говард.
В другом конце комнаты Барбара потчует орехами и крендельками.
- Все в порядке? - спрашивает Говард, подходя к ней.
- Отлично, - говорит Барбара.
Он несет бутылку в угол, где кучкой стоит группа: бородатые Иисусы и темные в солнцезащитных очках лица - студенты из Революционного Студенческого Фронта. Вид у них агрессивный, и они сомкнулись довольно плотным кольцом.
- Мы только хотим уничтожить их, - говорит Питер Мадден громким голосом. - Ничего личного.
Где-то в середине кольца - маленькая фигурка. На ней белая шляпа.
- Могу я задать вам один вопрос? - спрашивает фигурка в середине женским чуть-чуть шотландским голосом. - Не думаете ли вы, что политика - одна из самых низменных форм человеческого знания? Ниже морали, ниже религии, или эстетики, или философии. Или вообще чего-либо, что связано с подлинной человеческой непроходимостью?
- Черт, послушай, - говорит Питер Мадден, который стоит там в своих очках в серой металлической оправе, - все формы знания - идеология. А это значит, что они - политика.
- Сводимы к политике, - говорит женский голос. - Могут быть уварены, как суп.
Тут и Бекк Потт в десантной форме с нашивкой на плече «командир ракеты» и с серебристым символом мира на цепочке вокруг шеи; она оборачивается и видит подходящего к ней сзади Говарда с бутылкой.
- Кто эта психованная? - спрашивает она. - Говорит, что нам не нужна революция.
- Есть люди, которые так думают, - говорит Говард.
- Не понимаю их, - говорит Бекк Потт.
- Они необходимы, - говорит Говард, - если бы их не было, мы не нуждались бы в революции.
- Тут ты прав, - говорит Бекк Потт, - ты прав.
Говард протягивает бутылку девушке в центре всего этого; на ней синий брючный костюм и аккуратный шарфик, и она слишком формально одета для вечеринки.
- Самую капельку, - говорит девушка с легким шотландским акцентом.
- Если вы не решение проблемы, - говорит Питер Мадден, - значит, вы ее часть.
- Было бы жутко самодовольно с моей стороны думать, будто я решение чего-то, - говорит девушка. - Как и вы, если на то пошло.
Говард поворачивается и проходит со своей бутылкой через дом к нагой, лишенной цветов оранжерее позади. Розовые натриевые фонари Водолейта льют свет сквозь стеклянные ромбы крыши; теперь это единственное ее освещение. Она гремит исступленными звуками. Танцующие раскачивают свои тела; младенец, подвешенный, как индейский ребенок, подпрыгивает высоко на спине шумного папочки. В углу окруженная мужчинами немецкая девушка в прозрачной блузке начала снимать ее. Она выворачивает блузку через голову, и секунду блузка крутится над ними. Пробиваться через толпу нелегко.
- Кто такой Гегель? - говорит кто-то.
Теперь уже невозможно различить, кто тут студенты, кто преподаватели, кто друзья. Смешанные группы заново перемешиваются. Музыка бухает в полумраке; тела извиваются, и сознание приносится в жертву ритму. Вблизи от него любовница католического священника демонстрирует на полу позиции в упражнении, которому недавно выучилась. Немецкая девушка присоединилась к танцующим и теперь извивается перед ними, ее крупные груди подпрыгивают - арийская движущаяся скульптура Новой Женщины.
- Это эвристика, ja? - говорит она Говарду.
- Ja, - говорит Говард. - Gesundheit .
Говард смотрит на движущееся зрелище; смотрит и видит серебряный проблеск стакана, который выскакивает из чьей-то руки и разбивается об пол. Осколки скрываются под мельтешащими ногами.
- Все эти личности - интеллектуалы? - спрашивает лидер пакистанской мысли у католического священника.
- Оргия постепенно вытесняет мессу, становится первым причастием, - говорит священник.
- А это оргия? - спрашивает пакистанец.
- Бывают и почище, - говорит священник. Но только не для Говарда. Он видит перед собой человека, свободного от экономической робости, сексуального страха, предписывающих социальных норм, человека, возбужденного радостью собственного существования. Теперь еда, питье и Барбара вроде бы исчезли разом, но это не имеет значения. Вечеринка теперь абсолютно самоуправляемая, питающаяся теперь всецело сама собой.
Он идет назад через дом. Вечеринка в разгаре повсюду; то есть как будто повсюду, но только не у одной стены в гостиной, где широкое пространство расчистилось вокруг брюнетки в брючном костюме и белой шляпе, которая стоит, скрестив ноги, держит в руке мраморное яйцо в прожилках с каминной полки и брезгливо его рассматривает. Она смахивает на фигуру с викторианской картины, изображающую невинность в манере рококо. Формальность одежды не позволяет определить ее возраст и вычислить, студентка она или преподавательница. Говард подходит к ней с бутылкой и наклоняет горлышко над ее стаканом.
- Только самую-самую капельку, - говорит девушка. - Достаточно.
- Идемте, познакомьтесь кое с кем, - говорит Говард и кладет ладонь на ее локоть. Локоть, как ни странно, противится.
- Я уже кое с кем познакомилась, - говорит девушка. - И теперь их перевариваю.
- Но вы довольны? - спрашивает Говард.
- Да, очень. И собой, и некоторыми тут.
- Но не всеми, - говорит Говард.
- Я очень разборчива, - говорит девушка.
- Как вас зовут? - спрашивает Говард.
- Да нет, я приглашена, - говорит девушка.
- Приглашались все, - говорит Говард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85