входит Энн Петти и предлагает приготовить десерт. А потом они садятся за стол и едят еду, которую приготовили; Энн Петти укладывает детей, а Кэрки садятся со своим кофе в гостиной перед телевизором. Для них так необычно быть вместе; они обгладывают свое удивление. Позже они вместе поднимаются и спальню и, стоя с двух сторон кровати, вместе раздеваются. Они отгибают одеяло; они включают бра над кроватью, они ласкают друг друга и вместе занимаются любовью. Лица и тела, которые они напридумывали для участия в их вечеринке, входят в спальню вместе с ними и присоединяются к веселью. Потом бра светит на них сверху, и Барбара говорит Говарду:
- Я уже не получаю прежнего удовольствия.
- От этого? - говорит Говард, потискивая ее.
- Нет, - говорит Барбара, - от вечеринок, от головокружительного кэрковского действа.
- Не может быть, - говорит Говард.
- Может быть, я старею, - говорит Барбара, - но мысленно я вижу только грязную посуду.
- Я сделаю ее для тебя интересной, - говорит Говард.
- Уж конечно, - говорит Барбара, - ты же великий маг, повелитель чувств, правда, Говард?
Стараюсь, - говорит Говард.
- Говард Кэрк, - говорит Барбара, - вот то, что заменяет нам веру.
Дни проходят, и звонит телефон, и вот настает утро понедельника второго октября, когда все приходит в движение по-настоящему: первый день семестра, день вечеринки. Кэрки встают спозаранку и вместе. Они одеваются; они застилают кровать; они спускаются вниз. Кухня отделана сосной. Дождь моет окна; помещение заполняет сырой полусвет. В кухне у плиты стоит Энн Петти в махровом халате и варит яйцо.
- Что вы так рано поднялись? - спрашивает она.
- Отправляемся за покупками, - говорит Барбара. - Для вечеринки.
Говард подходит к тостеру и закладывает в него ломти хлеба; Барбара достает из холодильника коробку яиц. Говард нажимает на кнопку тостера; Барбара разбивает яйца и выливает их на сковородку. Входят дети и садятся за стол перед тарелками, которые Энн уже поставила для них.
- Корнфлекс, фу, - говорит Мартин.
- Господи, - говорит Барбара, глядя в мойку. - Не понимаю, откуда столько грязных тарелок со вчерашнего вечера. Как мы умудрились?
- Мы ели, - говорит Говард, который сидит за столом, инспектируя злободневные возмутительности в утреннем выпуске «Гардиан». Энн Петти оборачивается. Она говорит:
- Хотите, я их вымою, миссис Кэрк?
- Ты правда могла бы, Энн? - говорит Барбара. - Сегодня столько всего надо сделать.
- О да, миссис Кэрк, - говорит Энн.
- Опять яичница, - говорит Мартин, когда Барбара начинает накладывать яичницу. - Почему ты каждый день всегда даешь нам одно и то же?
- Потому что я занята, - говорит Барбара. - И сложите свои тарелки в мойку, когда доедите. Мы с Говардом едем за покупками.
- А кто отведет нас в школу? - спрашивает Селия.
- О, черт, - говорит Барбара. - Что же нам делать?
- Хотите, я отведу их в школу? - спрашивает Энн Петти, поднимая голову.
- Было бы чудесно, - говорит Барбара, - но мне крайне неприятно просить тебя. Ты здесь не для того, чтобы работать, ты здесь потому, что мы рады, что ты здесь.
- Я знаю, миссис Кэрк, - говорит Энн, - но мне правда очень приятно помогать вам. Вы ведь оба так заняты. Просто не знаю, как вы делаете так много!
- Для этого требуется своего рода гениальность, - говорит Говард.
- Я так надеюсь, что ты пока останешься у нас, - говорит Барбара. - Мы так рады тебе, и я хочу в следующую субботу съездить в Лондон за покупками. И мне будет нужен кто-нибудь, чтобы побыть с детьми.
- Ну, я не знаю, - говорит Энн Петти смущенно. - В следующую субботу?
- Она подразумевает «нет», - говорит Говард, поднимая взгляд от «Гардиан». - Форма уклончивая, но подтекст гласит: «Отвяжись, ты меня эксплуатируешь».
Энн Петти смотрит на него; она говорит:
- Что вы, доктор Кэрк, Кэрки никого не эксплуатируют. Только не Кэрки. Просто я правда не вижу, как…
- Ну, все эксплуатируют всех, - говорит Говард, - в этой социальной системе это часть человеческого жребия. Нo одни это знают, другие - нет. Когда Барбара волнуется, она начинает давать поручения другим людям. Вы вправе сопротивляться.
- Я поручаю то, что мне необходимо, - говорит Барбара.
- Ну, прошу вас, послушайте, - говорит Энн. - Никто никого не эксплуатирует. Я бы с радостью осталась, нет, правда, но мои друзья возвращаются в квартиру, а я внесла свою долю квартплаты.
Барбара говорит:
О, ты совершенно прав, Говард. Все кого-то эксплуатируют. И в первую очередь ты меня.
- Что я такого сделал? - невинно спрашивает Говард.
- О Господи! - говорит Барбара. - Как его сердце обливается кровью из жалости к жертвам. И он отыскивает их повсюду. И не видит только тех, кого сам превращает в жертвы.
- Мне очень жаль, миссис Кэрк, нет, правда, - говорит Энн Петти.
- Ты не должна винить Энн, - говорит Говард, - у нее есть свое действо.
- Я не виню Энн, - говорит Барбара, - я виню тебя. Ты стараешься помешать моей поездке в Лондон. Ты не хочешь, чтобы я провела уик-энд в Лондоне.
- Ты получишь свой уик-энд, - говорит Говард. - Предоставь это мне. Я все устрою. Кто-нибудь приглядит за детьми.
- Кто? - спрашивает Селия. - С кем весело?
- Кто-нибудь, кто нравится Говарду, - говорит Барбара.
- А Энн Говарду не нравится? - спрашивает Мартин.
- Конечно, Энн мне нравится, - говорит Говард. - Надевай пальто, я иду за фургоном.
- Я просто не могу не вернуться в квартиру с этими моими друзьями, - говорит Энн, пока Говард идет через кухню.
- Конечно не можете, - говорит Говард в дверях. - Приведите их на вечеринку. - Говард выходит в холл, надевает снятое с колышка длинное кожаное пальто и симпатичную голубую кепочку из плотной материи.
Позади него в кухне продолжается разговор. Он проходит через холл, открывает парадную дверь и выходит наружу. Он стоит в сыром свете. Лужи подступают к домам. Дождь льет, город громыхает. Он закрывает за собой дверь, захлопывая домашнюю социальную пристройку, которая подает пронзительные признаки жизни у него за спиной; он входит в урбанистическую фазу, в деловую подвижность городской жизни, в то место, где, как известно любому хорошему социологу, комья обычаев крошатся, традиционное распределение ролей ломается, узы родства слабеют, где общественная жизнь определяет, какую частную жизнь ведет человек.
Он идет вдоль полукруга домов по треснувшим плитам тротуара в осколках стекла; дождь смачивает его волосы и начинает прокалывать кожу его пальто. Вокруг него плавно изгибается строй домов; некогда изящный точный полукруг, но своеобразная стоматология сноса и расчистки трущоб выдирала из полукруга дом за домом по мере того, как жильцы съезжали. Большая часть еще уцелевших пустует: крыши просели, зияют частично заколоченные окна - в призывах политических партий, в афишах поп-групп, в объявлениях медитирующих экстрасенсов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85