ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Машины грохочут по складкам городских магистралей; дизельный пригородный поезд гудит на виадуке; бульдозеры рычат заводящимися моторами на стройках. Кровать вибрирует и подпрыгивает; Барбара в процессе вставания. Будильник показывает V перед VIII. Барбара шлепает босыми ногами к двери и снимает с крючка свой халат; она идет к окну и отдергивает занавеску, впуская в комнату тусклый дневной свет. Комната предстает в своей несмягченной вещности, сдобренной затхлым запахом сигаретного дыма, сладковатостью дотлевшей марихуаны. На двери косо висит кем-то сброшенное платье, выпотрошенное длинной «молнией». На комоде от старьевщика с шершавыми поверхностями, без одной ручки и с двумя сломанными, стоят тарелки, три полные пепельницы и много пустых винных стаканов из супермаркета. За площадкой в унитазе шумит вода. Снаружи с моря надвигаются черные, набухшие дождем тучи, проползают над крышами фешенебельных домов; дождь льет, и смазывает, и чернит кирпичи разбитых домов напротив, яростно плюет в ненадежные желоба Кэрков. В голове Говарда сухой снимок кого-то: Фе-лисити Фий, мозаика пятен над ее грудями. Он включает механизм мускулатуры; он встает с постели и идет через хлам вечеринки и неискупленный дневной свет в ванную. Он мочится в унитаз; он достает свою бритву из аптечки и разматывает шнур. Он вставляет штепсель бритвы в две черные дырочки под матовым шаром лампы.
Он дергает шнурок выключателя. Лампа и бритва, яркий свет и жужжание включаются одновременно. Его лицо обретает видимость в захватанном пальцами стекле зеркала. В холодном урбанистическом свечении утра он исследует Состояние Человека. Его блеклые клювистые черты, усы в форме нити накаливания всматриваются в него, как он в них.
- Черт, - говорит он, - опять ты. Поднимаются пальцы и касаются и придают нужную форму этой чужой плоти. Он водит по ней бритвой, творит форму конструкции перед ним, приводит ее в порядок, ловко ваяет ее по краям усов, выглаживает по линии бачков. Он выключает бритву; снизу доносится дикарское тявканье его детей. Черты, которые он создавал, белесо, абстрактно маячат перед ним в зеркале; он тычет в них пальцами в надежде вернуть им то первозданное свечение, которое есть реальная и действительная жизненность. Никакой реакции. Он берет флакон лосьона для после бритья с этикеткой, прокламирующей мужскую силу, и обмазывает им щеки.
.
Он выключает лампу над зеркалом; лицо уходит в мглу. В металлическую полочку над раковиной натыканы семейные зубные щетки; он берет одну и взбивает трением пену в ротовой полости. Дождь плещет в желобах. В акустических сплетениях лестницы воркует женский голос: его призывают к завтраку и домашним обязанностям, ибо сегодня его очередь везти детей в школу. Он причесывает волосы и бросает снятый с гребенки вычес в желтую воду унитаза. Он нажимает на ручку и спускает воду. Он возвращается в спальню, лезет в гардероб и выбирает одежду - свою культурную индивидуальность. Он надевает джинсы и свитер; затягивает на запястье ремешок часов. Он идет вперед на домашнюю арену. На площадке, на ступеньках пустые стаканы и тарелки, чашки и пепельницы, бутылки. Собачка Аниты Доллфус оставила свои следы, и через весь холл тянется цепочка непонятных темных пятен. На полу лежит серебристое платье. Он входит в сосновый декор кухни, где хаос абсолютен. На сосновых сервантах стоят во множестве бутылки; повсюду много грязных тарелок. Преобладает вонь былых вечеринок. В бесконечной череде малюсеньких взрывов дождевые капли шлепают на стеклянную крышу викторианской оранжереи, где играют дети. Электрический чайник завивает струйку пара вокруг Барбары, которая стоит в своем домашнем халате перед плитой, непричесанная.
- Господи, ты только погляди, - говорит Барбара, опуская яйца в кастрюльку. - Давай, давай, погляди.
Говард вкладывает ломти хлеба в тостер; он отзывчиво глядит в сторону.
- Да, полный беспорядок, - говорит он.
- С которым ты обещал мне помочь, - говорит Барбара.
- Верно, - говорит Говард. - И помогу.
- Не можешь ли ты поставить меня в известность когда?
- Ну, утром у меня занятия, - говорит Говард. - А Днем факультетское совещание, которое затянется надолго.
- Не затянется, - говорит Барбара, - если ты не станешь ввязываться в споры.
- Я существую, чтобы спорить, - говорит Говард.
- Я просто хочу внести ясность, - говорит Барбара. - Я не собираюсь возиться с этим в одиночку.
- Конечно, нет, - говорит Говард, беря «Гардиен» с кухонного стола.
Заголовки оповещают его о множестве возмутительных несправедливостей и всяких бедах. Новое движение против порнографии, суд над анархистами-бомбистами, двусмысленная конституционная встреча в Ольстере, идиотичная конференция лейбористской партии в Блекпуле. Свободы зажимаются; его радикальный гнев нарастает, и он начинает испытывать частицу той горечи, которая неотъемлема от ощущений живого «я».
- Я не собираюсь, - говорит Барбара. - Ты нашел для меня кого-нибудь?
- Нет еще, - говорит Говард. - Но найду.
- Я могла бы договориться с Розмари, - говорит Барбара. - Вчера она была в хорошей форме. Поехала домой с твоим другом из секс-шопа.
- Вот видишь, как быстро кончаются эти страдания? - говорит Говард. - Нет, Барбара, пожалуйста, только не Розмари.
- В первую очередь беспорядок, - говорит Барбара.
- Уберем вечером, - говорит Говард.
- Вечером меня не будет дома.
Тостер выплевывает хлеб, Говард берет теплый ломоть.
- Куда ты идешь? - спрашивает он.
- Я записалась на вечерние курсы в библиотеке, - говорит Барбара. - Занятия начинаются сегодня, и я не хочу их пропустить. Ладно?
- Конечно, ладно, - говорит Говард. - А что именно?
- Коммерческий французский, - говорит Барбара.
- Acceptez, cher monsieur, l'assurance de mes sollicitations les plus distinguus , - говорит Говард. - Зачем тебе это нужно?
- Это что-то новое, - говорит Барбара.
- Разве у них нет курсов для автомобильных механиков? - спрашивает Говард.
- Я хочу читать Симону де Бовуар в оригинале, - говорит Барбара.
- На коммерческом французском?
- Да, - говорит Барбара. - Другого французского у них нет.
- Ну, это разомнет твои мозговые извилины, - говорит Говард.
- Не похлопывай меня по плечу, - говорит Барбара. - Я не Майра Бимиш.
- А она ушла от него? - спрашивает Говард.
- Не знаю, - говорит Барбара. - Я потеряла из виду эту маленькую драму. Майра устроила современный спектакль. А их было очень много.
- Хорошая вечеринка, - говорит Говард.
- Полный разгром, - говорит Барбара, включая радио. Радио защебетало, и начинаются последние известия.
Звуки радио привлекают на кухню детей, Мартина и Селию. Разрумянившиеся, раздельные, критичные существа в одежде из бутиков для маленьких человечков; они садятся за стол перед пестрыми эмалированными мисками из Югославии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85