- Надеюсь, это произвело на него впечатление, - говорит Говард. - Если так, то это будет первое понятие, которое ему удалось усвоить в его жизни.
- Не будете ли вы так добры объяснить, каким образом вы позволили ситуации зайти так далеко? - спрашивает Марвин. - Он сказал мне, что вы отказываетесь его учить.
- Да, - говорит Говард, - я не учу шантажистов.
- Ну, послушайте, Говард, - говорит Марвин, - не можем ли мы уладить это, как джентльмены?
- И как же, по-вашему, вы можете это уладить? - спрашивает Говард.
- Он соглашается со своими оценками, - говорит Марвин, - вы возвращаете его в свой семинар и делаете все возможное, чтобы довести его работу до проходных оценок.
- Вы, возможно, джентльмен, - говорит Говард, - но он - нет, как и я в определенном смысле. У меня тоже ощущение несправедливости. Он выдвинул грязное обвинение, и я не стану его учить.
- Тогда мне придется перевести его к кому-нибудь еще, - говорит Марвин.
- Ну, нет, - говорит Говард, - я хочу, чтобы его изгнали с факультета. Я хочу, чтобы он был приведен в чувство.
- Говард, - говорит Марвин, - я надеялся, что мы сможем уладить все неофициально. Вы превращаете это в принципиальный вопрос.
- Да, - говорит Говард, - это принципиальный вопрос.
- В любом деле есть две стороны. И я обязан выслушать его доводы.
- Две стороны в одном деле вовсе не обязательны, - говорит Говард, - вы только утонете в вашей либеральной жиже, если займете такую позицию.
- Я обязан занять такую позицию, - говорит Марвин. - Мне нужны обе ваши жалобы в письменной форме, будьте так любезны. И затем мне придется прочесть эти спорные эссе.
- Это ничему не поможет, - говорит Говард.
- А я думаю, что может помочь, - говорит Марвин.
- Нет, - говорит Говард, - почему, собственно, ваше суждение должно быть лучше моего? В любом случае оценки выставлены не только за то, что он писал. Мы здесь стараемся принимать во внимание все, так ведь? Разве наш идеал не в том, чтобы судить о человеке как можно разностороннее?
- Я согласен, мы стараемся в оценках учитывать и работу на семинаре, - говорит Марвин, - и я это учту. Но прочесть эти эссе я обязан. Если только у вас нет неофициального решения проблемы?
- О нет, - говорит Говард, - пусть вопрос будет поставлен официально.
- Это не приводит меня в восторг, - говорит Марвин. - В результате просто откроется много дверей, которым лучше оставаться закрытыми.
- А мне хотелось бы их открыть, - говорит Говард.
- Я никогда не мог понять вашей любви к конфронтациям, - говорит Марвин.
- Как говорит Блейк, - говорит Говард, - «противостояние - вот истинная Дружба».
- Я что-то не замечаю дружеской ноты, - говорит Марвин, - но да будет так.
Трубка на другом конце провода кладется на рычаг. Говард кладет свою; потом он идет к окну и с довольным выражением смотрит наружу на мокрый академгородок.
IX
Это крайне принципиальный вопрос, - говорит Роджер Фанди, вкапываясь в печеную картофелину в мундире, начиненную эрзац-сливками, - это решающий тест, является ли социология актуальной дисциплиной.
- Что-что? - говорит доктор Закери, микросоциолог, маленький человечек, который работает над маленькими проблемами, подходя в своей шерстяной шапочке к столу с подносом в руках. - Я давно уже искал такой тест.
- Вы реакционер, где вам понять, какой вопрос принципиален, - говорит Фанди. - Я про приезд Мангеля.
- Приезд Мангеля? - говорит Закери, садясь и снимая шапочку. - Какой еще приезд Мангеля?
- Только что деканат разослал извещение, что Мангель приедет сюда с лекцией, - говорит Мойра Милликин у дальнего конца стола, щурясь вниз на свою портативную колыбель, поставленную в проходе, где студенты снуют туда-сюда.
- Знаете, я сегодня уже четыре раза контактировала с пищей, - говорит Мелисса Тодорофф, волевая американская дама, которая приехала в Водолейт на год из нью-йоркского Хантер-колледжа изучать здесь английских женщин. - Кто-нибудь может быстренько подсчитать мне количество калорий в этом кусище мясного пирога с почками?
- Мангель, генетик? - спрашивает Говард Кэрк, сидящий точно в середине стола и глядящий по сторонам с невинным любопытством.
- Мангель расист, - говорит Фанди.
- Он изучает генетические особенности рас, - говорит флора Бениформ с конца стола. - Не думаю, что это делает его расистом.
- Я думала, мы изгнали биологические объяснения из социологии, - говорит Мойра Милликин. - Я думала, мы покончили со всем этим дерьмом.
- Вы, кроме того, покончили в социологии с грехом и злом, - говорит Флора Бениформ, - но это не доказывает, что греха не существует.
- Я за то, чтобы сделать эту дисциплину настолько экономичной, насколько возможно, - говорит доктор Макинтош, - тогда работы будет меньше.
- Серьезный и известный ученый, - говорит Закери, - весьма замечательный труд.
- Он воняет, - говорит Мойра Милликин.
- Иисус Христос был Козерог, - говорит Мелисса Тодорофф, а у вас какой знак, душка?
- Мне кажется, я несколько сбит с толку, - говорит Закери, - мы верим в классовую дифференциацию и подчеркиваем напряжение, которое она создает. Но не в расовую. Как же так?
- Класс - культурное понятие, раса - генетическое, - говорит Мойра Милликин.
- Я не верю во влияние звезд, - говорит доктор Макинтош, - и в любом случае это обеспечивает преимущество людям, чьи матери обладают хорошей памятью.
- Разумеется, Флора, - говорит Говард, - ты знакома с Мангелем. Ты ведь одно время работала с ним в Тэвви, верно?
- Да, Говард, - говорит Флора, - я работала с ним в социальной антропологии. Он толст и уродлив, от него разит борщом, он серьезен и либерален, он верит, что у нас имеется биология, и в отношении большинства нас это так и есть, и он безусловно не расист.
- Радикальная пресса все это разоблачила, - говорит Мойра Милликин, - всю эту традицию. Енсен, Эйсенк, Мангель. И доказано, что все это - расизм.
- Неужели вы ни во что не верите, душка? - спрашивает Мелисса Тодорофф.
- Мы не можем допустить его сюда, мы должны его остановить, - говорит Роджер Фанди.
Социологи сидят за большим пластмассовым столом, обедая под плексигласовым и флексигласовым куполом каакиненского кафетерия. Студенты разговаривают, девушки тявкают, младенцы вопят. Над ними доминирует огромный фантастический зал: здесь резкая нагота, там дикие скандинавские буйства. Частности интерьера таковы, что сама пища, которую они едят, словно преобразуется в предмет искусства: пюре Джексона Поллака, яичница Мондриана, ножка курицы Грехема Сазерленда сменяются мороженым Дэвида Хокни или яблочным пирогом Нормана Роквела. Социологи едят прямо с подносов; насыщаясь, они с официальной серьезностью исследуют повестки дня сегодняшнего совещания, переворачивая ксерокопированные страницы, подцепляя фасолину или сосиску, переходя от главной повестки к дополнительной повестке, к документу А, к документу Лик документу X, продвигаясь от яичницы к йогурту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85