Невроз следо-
иало бы уподобить травматическому заболеванию, а его возникновение
объяснить неспособностью справиться со слишком сильным аффектив-
ным переживанием. Такова в действительности и была первая формули-
ровка, которой Брейер и я в 1893-1895 гг. подвели теоретический итог
нашим наблюдениям. Случай нашей первой пациентки, молодой женщи-
ны, разлученной с мужем, очень хорошо вписывается в эти взгляды. Она
не вынесла неосуществимости своего брака и застряла на этой травме.
По уже наш второй случай фиксированной на своем отце девушки пока-
зывает, что формулировка недостаточно широка. С одной стороны, такая
влюбленность маленькой девочки в отца что-то настолько обычное и так
часто преодолеваемое, что название <травматический> совершенно по-
теряло бы свое содержание, с другой стороны, история больной нам
показывает, что эта первая эротическая фиксация сначала как будто бы
прошла без всякого вреда и только несколько лет спустя опять прояви-
лась в симптомах невроза навязчивого состояния. Итак, мы предвидим
тут осложнения, большее разнообразие условий заболевания, но мы пред-
чувствуем также, что от <травматической> точки зрения нельзя отказать-
ся как от ошибочной; она пригодится в другом месте и при других
условиях.
Здесь мы опять оставим путь, по которому шли. Пока он не ведет
нас дальше, а нам нужно узнать еще многое другое, прежде чем мы смо-
жем найти его истинное продолжение. Заметим еще по поводу фиксации
на определенной фазе прошлого, что такое явление выходит за рамки
невроза. Всякий невроз несет в себе такую фиксацию, но не всякая
фиксация приведет к неврозу, совпадет с ним или встанет на его пути.
Примером аффективной фиксации на чем-то прошлом является печаль,
которая приводит к полному отходу от настоящего и будущего. Но даже
для неспециалиста печаль резко отличается от невроза. Зато есть невро-
зы, которые можно назвать патологической формой печали.
Случается также, что травматическое событие, потрясающее все осно-
вы прежней жизни, останавливает людей настолько, что они теряют вся-
кий интерес к настоящему и будущему и в душе постоянно остаются в
Часть третья. Общая теория неврозов
Восемнадцатая лекция. Фиксация на травме, бессознательное
177
прошлом, но эти несчастные не обязательно должны стать нервнобольны-
ми. Мы не хотим переоценивать для характеристики невроза эту одну
черту, как бы постоянна и значительна она ни была.
А теперь перейдем к другому результату нашего анализа, о невыгод-
ном ограничении которого нам нечего беспокоиться. О нашей первой
пациентке мы сообщили, какое бессмысленное навязчивое действие она
исполняла и какое интимное жизненное воспоминание в связи с этим она
рассказала, затем мы исследовали отношение между обоими и из этой
связи догадались о цели навязчивого действия. Но мы оставили в стороне
один момент, который заслуживает нашего пристального внимания. Пока
пациентка повторяла навязчивое действие, она ничего не знала о том,
что оно связано с тем переживанием. Связь между ними была для нее
скрыта; по правде говоря, она должна была ответить, что не знает,
в силу каких побуждений она это делает. Затем под влиянием лечения
вдруг случилось так, что она нашла эту связь и могла о ней сообщить.
Но она все еще не знала о цели, которой служило навязчивое действие,
о цели исправить мучительный отрезок прошлого и поставить любимого
мужа на более высокий уровень. Это длилось довольно долго и стоило
многих трудов, пока она не поняла и не призналась мне, что такой
мотив мог быть единственной движущей силой навязчивого действия.
Связь со сценой после неудачной брачной ночи и мотив нежности
больной вместе составляют то, что мы назвали <смыслом> навязчивого
действия. Но этот смысл в обоих направлениях, <откуда> и <зачем>, был
ей неизвестен, когда она выполняла навязчивое действие. Таким образом,
в ней действовали душевные процессы, а навязчивое действие было имен-
но результатом их влияния; в нормальном состоянии она чувствовала это
влияние, но до ее сознания не доходило ничего из душевных предпосы-
лок этого влияния. Она вела себя точно так же, как загипнотизирован-
ный, которому Бернгейм внушил через пять минут после пробуждения
открыть в палате зонтик, и который выполнил это внушение в бодрствую-
щем состоянии, не умея объяснить мотива своего поступка. Именно такое
положение вещей мы имеем в виду, когда говорим о существовании
бессознательных душевных процессов. Мы бросаем вызов всему миру,
предлагая более строгим научным образом представить эти факты,
и тогда мы охотно откажемся от предположения существования бессо-
знательных душевных процессов. А до того мы будем придерживаться
этого предположения и, недоуменно пожимая плечами, будем отвергать
как непонятное то возражение, что бессознательное не является в данном
случае ничем реальным в научном смысле, а только вспомогательным
средством, ипе faqons de parler *. Какое же это нереальное, от которого
исходят такие реально ощутимые последствия, как навязчивое действие!
В сущности, то же самое мы находим и у нашей второй пациентки.
У нее возникло требование, чтобы подушка не касалась спинки кровати,
и она должна выполнять это требование, но она не знает, откуда оно
произошло, что означает и каким мотивам обязано своей силой. Для его
* Речевым оборотом (франц.).
выполнения безразлично, относится ли она к нему индифферентно или
противится ему, возмущается, собирается его нарушить. Оно должно
быть выполнено, и она напрасно спрашивает себя почему. Следует, одна-
ко, признать, что в этих симптомах невроза навязчивого состояния,
в этих представлениях и импульсах, появляющихся неизвестно откуда,
таких устойчивых против всех влияний в остальном нормальной душев-
ной жизни, производящих на самого больного впечатление, как будто они
сверхсильные гости из чужого мира, бессмертные, вмешавшиеся в суто-
локу смертных, заключается самое ясное указание на какую-то особую,
изолированную от остального область душевной жизни. От них ведет не-
избежный путь к признанию существования в душе бессознательного,
II именно поэтому клиническая психиатрия, признающая только психоло-
гию сознания, не может с ними сделать ничего другого, как выдать за
признаки особого рода дегенерации. Разумеется, сами навязчивые пред-
ставления и навязчивые импульсы не бессознательны, и так же мало
выполнение навязчивого действия ускользает от сознательного восприя-
тия. Они не были бы симптомами, если бы не проникли в сознание. Но
психические предпосылки, раскрытые анализом, связи, в которые мы их
вводим благодаря толкованию, являются бессознательными по крайней
мере до тех пор, пока мы не сделаем их сознательными для больного
путем аналитической работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
иало бы уподобить травматическому заболеванию, а его возникновение
объяснить неспособностью справиться со слишком сильным аффектив-
ным переживанием. Такова в действительности и была первая формули-
ровка, которой Брейер и я в 1893-1895 гг. подвели теоретический итог
нашим наблюдениям. Случай нашей первой пациентки, молодой женщи-
ны, разлученной с мужем, очень хорошо вписывается в эти взгляды. Она
не вынесла неосуществимости своего брака и застряла на этой травме.
По уже наш второй случай фиксированной на своем отце девушки пока-
зывает, что формулировка недостаточно широка. С одной стороны, такая
влюбленность маленькой девочки в отца что-то настолько обычное и так
часто преодолеваемое, что название <травматический> совершенно по-
теряло бы свое содержание, с другой стороны, история больной нам
показывает, что эта первая эротическая фиксация сначала как будто бы
прошла без всякого вреда и только несколько лет спустя опять прояви-
лась в симптомах невроза навязчивого состояния. Итак, мы предвидим
тут осложнения, большее разнообразие условий заболевания, но мы пред-
чувствуем также, что от <травматической> точки зрения нельзя отказать-
ся как от ошибочной; она пригодится в другом месте и при других
условиях.
Здесь мы опять оставим путь, по которому шли. Пока он не ведет
нас дальше, а нам нужно узнать еще многое другое, прежде чем мы смо-
жем найти его истинное продолжение. Заметим еще по поводу фиксации
на определенной фазе прошлого, что такое явление выходит за рамки
невроза. Всякий невроз несет в себе такую фиксацию, но не всякая
фиксация приведет к неврозу, совпадет с ним или встанет на его пути.
Примером аффективной фиксации на чем-то прошлом является печаль,
которая приводит к полному отходу от настоящего и будущего. Но даже
для неспециалиста печаль резко отличается от невроза. Зато есть невро-
зы, которые можно назвать патологической формой печали.
Случается также, что травматическое событие, потрясающее все осно-
вы прежней жизни, останавливает людей настолько, что они теряют вся-
кий интерес к настоящему и будущему и в душе постоянно остаются в
Часть третья. Общая теория неврозов
Восемнадцатая лекция. Фиксация на травме, бессознательное
177
прошлом, но эти несчастные не обязательно должны стать нервнобольны-
ми. Мы не хотим переоценивать для характеристики невроза эту одну
черту, как бы постоянна и значительна она ни была.
А теперь перейдем к другому результату нашего анализа, о невыгод-
ном ограничении которого нам нечего беспокоиться. О нашей первой
пациентке мы сообщили, какое бессмысленное навязчивое действие она
исполняла и какое интимное жизненное воспоминание в связи с этим она
рассказала, затем мы исследовали отношение между обоими и из этой
связи догадались о цели навязчивого действия. Но мы оставили в стороне
один момент, который заслуживает нашего пристального внимания. Пока
пациентка повторяла навязчивое действие, она ничего не знала о том,
что оно связано с тем переживанием. Связь между ними была для нее
скрыта; по правде говоря, она должна была ответить, что не знает,
в силу каких побуждений она это делает. Затем под влиянием лечения
вдруг случилось так, что она нашла эту связь и могла о ней сообщить.
Но она все еще не знала о цели, которой служило навязчивое действие,
о цели исправить мучительный отрезок прошлого и поставить любимого
мужа на более высокий уровень. Это длилось довольно долго и стоило
многих трудов, пока она не поняла и не призналась мне, что такой
мотив мог быть единственной движущей силой навязчивого действия.
Связь со сценой после неудачной брачной ночи и мотив нежности
больной вместе составляют то, что мы назвали <смыслом> навязчивого
действия. Но этот смысл в обоих направлениях, <откуда> и <зачем>, был
ей неизвестен, когда она выполняла навязчивое действие. Таким образом,
в ней действовали душевные процессы, а навязчивое действие было имен-
но результатом их влияния; в нормальном состоянии она чувствовала это
влияние, но до ее сознания не доходило ничего из душевных предпосы-
лок этого влияния. Она вела себя точно так же, как загипнотизирован-
ный, которому Бернгейм внушил через пять минут после пробуждения
открыть в палате зонтик, и который выполнил это внушение в бодрствую-
щем состоянии, не умея объяснить мотива своего поступка. Именно такое
положение вещей мы имеем в виду, когда говорим о существовании
бессознательных душевных процессов. Мы бросаем вызов всему миру,
предлагая более строгим научным образом представить эти факты,
и тогда мы охотно откажемся от предположения существования бессо-
знательных душевных процессов. А до того мы будем придерживаться
этого предположения и, недоуменно пожимая плечами, будем отвергать
как непонятное то возражение, что бессознательное не является в данном
случае ничем реальным в научном смысле, а только вспомогательным
средством, ипе faqons de parler *. Какое же это нереальное, от которого
исходят такие реально ощутимые последствия, как навязчивое действие!
В сущности, то же самое мы находим и у нашей второй пациентки.
У нее возникло требование, чтобы подушка не касалась спинки кровати,
и она должна выполнять это требование, но она не знает, откуда оно
произошло, что означает и каким мотивам обязано своей силой. Для его
* Речевым оборотом (франц.).
выполнения безразлично, относится ли она к нему индифферентно или
противится ему, возмущается, собирается его нарушить. Оно должно
быть выполнено, и она напрасно спрашивает себя почему. Следует, одна-
ко, признать, что в этих симптомах невроза навязчивого состояния,
в этих представлениях и импульсах, появляющихся неизвестно откуда,
таких устойчивых против всех влияний в остальном нормальной душев-
ной жизни, производящих на самого больного впечатление, как будто они
сверхсильные гости из чужого мира, бессмертные, вмешавшиеся в суто-
локу смертных, заключается самое ясное указание на какую-то особую,
изолированную от остального область душевной жизни. От них ведет не-
избежный путь к признанию существования в душе бессознательного,
II именно поэтому клиническая психиатрия, признающая только психоло-
гию сознания, не может с ними сделать ничего другого, как выдать за
признаки особого рода дегенерации. Разумеется, сами навязчивые пред-
ставления и навязчивые импульсы не бессознательны, и так же мало
выполнение навязчивого действия ускользает от сознательного восприя-
тия. Они не были бы симптомами, если бы не проникли в сознание. Но
психические предпосылки, раскрытые анализом, связи, в которые мы их
вводим благодаря толкованию, являются бессознательными по крайней
мере до тех пор, пока мы не сделаем их сознательными для больного
путем аналитической работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69