Николай, который во многие свои приезды в первопрестольную часто бывал и молился в Архангельском соборе, теперь по-новому увидел и прочувствовал всю «портретную» галерею нижнего яруса фресок с его московскими предками. Деяния этих людей, освобождавших свою страну от татаро-монгольского ига, тевтонских псов рыцарей, польских и шведских интервентов, будоражили его кровь, звали на героические подвиги…
Разумеется, Николай не мог изменить своему правилу регулярных встреч с полками, военно-учебными заведениями и офицерством. Где бы в своей империи он ни бывал, всюду он устраивал смотры воинским частям, сиживал с дорогим ему офицерством за столом в Офицерских собраниях, вручал заслуженные награды и производил в следующие чины. Он привык держать руку на пульсе армии, и армия отвечала ему любовью на любовь. Он чувствовал обожание солдат, верил офицерам и генералам больше, чем любым сановникам и чиновничеству. В Москве он сделал смотр военным Александровскому и Алексеевскому, а также Тверскому кавалерийскому училищам, принял парад так называемых «потешных», то есть малолетних школьников-«солдат»…
Зато следующий день был снова посвящён молитве и богоугодным делам. После завтрака поехали в дом Купеческой управы, в котором теперь был создан главный склад лекарств и белья для раненых во всех лазаретах Москвы. Дневной чай пили в обители Эллы, предварительно осмотрев её и восхитившись тем, что сумела создать здесь, в Замоскворечье, для больных жителей Москвы, а теперь и для раненых воинов любимая старшая сестра царицы. Но уютные палаты в Марфо-Мариинской обители пока пустовали, и, чтобы увидеть первых раненых воинов в Москве и поговорить с ними, Семья посетила огромный комплекс зданий больничного городка на Ходынке, подаренный городу и содержащийся купеческим семейством Солдатенковых.
Аликс внимательно вникала во все тонкости организации помощи раненым в Москве. Она ещё больше укрепилась в своём намерении пройти фельдшерские курсы и стать настоящей сестрой милосердия. Она ждала только возвращения в Царское Село, чтобы приступить вместе с Ольгой, Татьяной и Аней Вырубовой к регулярным занятиям по военно-фельдшерскому делу у заведовавшей царскосельским госпиталем профессора медицины, хирурга княжны Гедройц. Оставалось всего два дня, из которых один был посвящён молебну в святом для всех православных месте – у раки преподобного Сергия в Троице-Сергиевской лавре, старинном монастыре на север от Москвы, откуда во дни суровых испытаний России всегда изливалась благодать Божья на православное воинство…
С просветлёнными душами возвратилась Семья в столицу на Неве. Сразу же царица проявила кипучую деятельность. С самого раннего утра, после ежедневной краткой молитвы у чудотворного образа в церкви Знаменья, Александра, Ольга, Татьяна и Аня отправлялись на занятия к княжне Гедройц в госпиталь. Два часа в день занимались они по полному фельдшерскому курсу, дополнительно к нему изучали анатомию и физиологию, а затем по нескольку часов шла их практика на рабочих местах рядовых хирургических сестёр.
В первые дни работы в госпитале царица, её дочери и Подруга безумно страдали от жуткой смеси запахов хлороформа, гнойных и гангренозных ран, пролежней и разлагающейся человеческой плоти, йода и мазей. Привыкшие к изысканным духам Коти и дворцовым ароматам, эти женщины и девочки с трудом подавляли у себя позывы на тошноту, попадая в операционные палаты. Но огромная и искренняя любовь, сострадание к несчастным людям, у которых врачи ампутировали ноги, руки, вскрывали страшные раны при несовершенном наркозе, в то время как сёстры милосердия Александра, Ольга, Татьяна и Анна подавали хирургам стерилизованные инструменты, бинты, вату, уносили окровавленные ампутированные конечности и вырезанные гангренозные или залитые гноем куски человеческих тел, закалили их чувства, превозмогли желание бросить всё и уйти от этого ужаса в уютный салон на мягкую кушетку.
Государыня обнаружила в себе не только душевную склонность к профессии сестры милосердия, но и выдающиеся административные способности. Она организовала в Царском Селе и дотошно руководила особым эвакуационным пунктом, в который входило 85 лазаретов и госпиталей, открытых во дворцах Красного и Царского Села, Павловска, Петергофа, Гатчины и их округе – Саблине, Луге и других местах. Этот образцовый эвакопункт обслуживали 20 санитарных поездов Её имени и имени Дочерей царя, санитарные автомобили, в которые были превращены многие моторы собственного царского гаража…
Александру радовало, что её примеру последовал высший свет. Великие княгини и известные дамы быстро сделали своей модой оборудование санитарных поездов и посылку их на фронты, посещение госпиталей в элегантных серых платьях с белыми косынками, украшенными красными крестами… Они приносили раненым воинам расшитые кисеты и другие мелкие подарки, жалостливо щебетали в госпитальных палатах, жеманно закатывая глаза и любуясь сами собой. Иногда жертвовали большие деньги на содержание лазаретов, приобретение белья, медикаментов…
Но были и исключения из этого соревнования дамского тщеславия. Среди них – великая княгиня Мария Павловна Младшая. Она, так же как и Александра Фёдоровна, бросила петербургский комфорт и патриотическую болтовню в салонах, открыла на свои средства госпиталь во Пскове и самозабвенно отдалась работе в нём в качестве сиделки. Государыня очень одобряла Мари и даже просила Ники наградить её военным орденом…
Но только Императрица, две старшие великие княжны и фрейлина Вырубова окончили настоящие фельдшерские курсы, получили из рук профессора княжны Гедройц, ворчливой и вечно недовольной старой девы, красные кресты и аттестаты на звание сестёр милосердия военного времени и, без всяких скидок на высокий сан, влились в персонал госпиталя, оборудованного Государыней в Фёдоровском городке Царского Села…
Высший свет Петербурга и Москвы, хотя и сделал модой то, что царица и её Дочери совершали от души, всё-таки нашёл повод бросить камень в не любимую им Александру Фёдоровну. В салоне Марии Павловны Старшей, обожавшей показываться на публике во время прибытия в Питер санитарных поездов или фотографироваться с британским послом сэром Бьюкененом в благотворительном госпитале, открытом в столице на Неве её друзьями из высших сфер Англии, выражали недовольство каждым шагом молодой Государыни. Острое чувство зависти к душевной щедрости царицы, видимой теперь всеми, сжигало Михень и Даки. Виктория Мелита, продолжавшая люто ненавидеть Александру, так же как и её свекровь, однажды во время ужина для широкого круга приглашённых, когда кто-то из неопытных гостей осмелился за столом одобрительно высказаться о тяжкой ноше царицы в госпитале, бестактно перебила простофилю и сварливым голосом, так подходящим к угловатым чертам её лица, заявила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246