Молодые синие, совсем не выцветшие, как у многих других старух, глаза живо блестели, и в них светился радостный интерес к жизни, словно у девушки, только вступающей в свет. Её белое атласное платье было так же глубоко декольтировано, как и у остальных дам на этом балу, но наблюдательный юноша заметил, что грудь, плечи и спина вдовствующей императрицы были закрыты какой-то прозрачной тканью, которая создавала эффект гладкой матовой, как будто чистой, без веснушек и морщинок, молодой нежной кожи. Над её маленькой головкой, пропорциональной стройному телу с высокой грудью, пышная, устремлённая ввысь причёска являла собой чудное произведение придворного куафёра.
Густые волосы старой императрицы уверенно держали на себе тяжёлую диадему из крупных сверкающих бриллиантов в несколько рядов, между которыми чуть покачивались крупные каплеобразные бриллиантовые подвески. Шея Марии Фёдоровны была буквально укутана в несколько рядов бриллиантовым ожерельем из крупных камней.
Это украшение, вероятно, имело своей целью также и сокрытие морщин, которые выдают истинный возраст женщины независимо от того, насколько моложаво она выглядит.
Голубая Андреевская лента очень гармонировала с синими глазами старой императрицы.
Когда Пётр вместе с остальными господами склонился в поклоне, он увидел расшитые бриллиантами атласные, как и платье, бальные туфельки государыни, пропорции которых явно свидетельствовали о стройности ног довольно пожилой дамы.
Следующим шёл в паре с супругой австрийского посла графиней Сапари Государь Император, у которого Пётр, ещё склонённый в поклоне, увидел только лакированные ботинки с тупыми бальными шпорами без колёсиков.
Перед тем как снова склониться, теперь уже перед Государыней Александрой Фёдоровной, которая шла в паре с каким-то важным послом, уланский корнет успел восторженно взглянуть на свою царицу.
Глаза их вдруг встретились. Александра Фёдоровна, выражение лица которой до этого было довольно сухим и гордым, каким оно всегда оставалось у неё на официальных мероприятиях, видимо, узнала и вспомнила Петра. Ей было приятно видеть это молодое розовощёкое существо, с обожанием глядящее на неё из толпы ненавистной ей светской черни, где подобострастие заменило уважение и любовь, а любопытство служило только для сбора информации, питающей сплетни.
На мгновенье молодая Государыня сбросила маску гордой отчуждённости и по-матерински улыбнулась гвардейскому корнету. Это странное происшествие не осталось незамеченным окружающими. В сторону улана сразу же повернулось несколько голов.
От того, что Пётр не разглядывал Императрицу, а воспринял её сразу, как что-то доброе и нестрашное, у него в памяти остался только нежный лилово-розовый цвет её платья и причёска из густых, рано поседевших волос с более скромной, чем у Марии Фёдоровны, диадемой.
Вслед за Государыней Императрицей, как объяснял ему час тому назад кавалергард, должна была следовать великая княгиня Мария Павловна, которую здесь называли по-простецки «Старшей» и, видимо, любили. Во всяком случае, объяснял кавалергард, начиная с неё, глубоко кланяться необязательно, а можно ограничиваться только склонением головы. Поэтому Пётр сумел хорошо разглядеть и эту даму, весьма влиятельную в Царском Семействе.
Великая княгиня Мария Павловна, вдова дяди царя, великого князя Владимира Александровича, оказалась круглолицей, пухленькой молодящейся немочкой, рыжеватой и белокожей. Толстый слой пудры и румян на лице скрывал её возраст и следы бурно и весело проведённых в России десятилетий. Она улыбалась во все стороны своим добрым знакомым, которых здесь, видимо, было очень много. Её улыбка, несмотря на тонкие губы, была красива и белозуба. Мария Павловна явно пользовалась большой популярностью.
Пётр вспомнил рассказ своего деда о «Старшей» в один из вечеров в Яхт-клубе. Фёдор Фёдорович поведал тогда внуку, что великая княгиня Мария Павловна является одной из самых искусных и лицемерных интриганок в обширном Семействе Дома Романовых. В пятом году она и её супруг мечтали так проложить курс русской революции к конституционной монархии, чтобы чужими руками сбросить с престола Николая Александровича, естественным путём не допустить на трон годовалого тогда Наследника Алексея, лишить возможности коронования на царство любимчика вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, брата Николая Второго, великого князя Михаила. Вместо всех этих первоочередных с точки зрения закона о престолонаследии Романовых они жаждали посадить на престол одного из своих сыновей – Кирилла или Бориса.
Но Николай Александрович сумел тогда, хотя и с большим трудом и уступками в Манифесте 17 октября, удержать вожжи в своих руках. Пережив одну революцию, «Старшая» не оставила надежд на следующий бунт черни или гвардейский переворот, которые она и старалась исподтишка возбудить всеми силами.
«Российский бунт уже однажды приблизил на шаг моего дорогого Кирилла к престолу, – мечтала при всех общественных беспорядках «Старшая». – Так почему бы и теперь не сократить дистанцию и не занять сыночку это уютное кресло?!»
Ради сыновей и себя она была готова заводить и покупать сколько угодно друзей и союзников, работать, улыбаться и очаровывать хоть двадцать четыре часа в сутки. Особую ставку германская принцесса в звании русской великой княгини, как и многие её предшественницы во дворцах российских Императоров, делала на офицеров гвардии. Именно поэтому на долю рослого и пригожего корнета улан тоже досталась ослепительная улыбка.
«Старшая» шла в паре с японским послом Мотоно. За этой парой начали своё шествие, тоже опираясь на руки иностранных послов, сёстры царя Ксения и Ольга, супруги которых, великий князь Александр Михайлович и герцог Пётр Александрович Ольденбургский, гордо вели жён этих послов.
Петру казалось, что не будет конца процессии, полонез всё звучал и звучал. Под его звуки мимо молодого графа проследовали великие княгини черногорки Анастасия и Милица, их августейшие мужья Николай Николаевич и Пётр Николаевич, Сергей и Георгий Михайловичи со своими супругами Елизаветой Фёдоровной и Марией Георгиевной, дочерью короля Греции…
Кого-то из участников этой процессии Пётр знал как военачальников, например командира Санкт-Петербургского военного округа и начальника гвардии великого князя Николая Николаевича или увлекающегося авиацией великого князя Александра Михайловича, мужа Ксении, сестры царя. Некоторых, особенно высочайших особ женского пола, он узнавал по журнальным портретам, а иных мог только предполагать, исходя из тех занятий словесностью в казармах, где не только офицеры, но и унтеры должны были чётко излагать солдатам, кто есть кто в Царствующем Доме Романовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246
Густые волосы старой императрицы уверенно держали на себе тяжёлую диадему из крупных сверкающих бриллиантов в несколько рядов, между которыми чуть покачивались крупные каплеобразные бриллиантовые подвески. Шея Марии Фёдоровны была буквально укутана в несколько рядов бриллиантовым ожерельем из крупных камней.
Это украшение, вероятно, имело своей целью также и сокрытие морщин, которые выдают истинный возраст женщины независимо от того, насколько моложаво она выглядит.
Голубая Андреевская лента очень гармонировала с синими глазами старой императрицы.
Когда Пётр вместе с остальными господами склонился в поклоне, он увидел расшитые бриллиантами атласные, как и платье, бальные туфельки государыни, пропорции которых явно свидетельствовали о стройности ног довольно пожилой дамы.
Следующим шёл в паре с супругой австрийского посла графиней Сапари Государь Император, у которого Пётр, ещё склонённый в поклоне, увидел только лакированные ботинки с тупыми бальными шпорами без колёсиков.
Перед тем как снова склониться, теперь уже перед Государыней Александрой Фёдоровной, которая шла в паре с каким-то важным послом, уланский корнет успел восторженно взглянуть на свою царицу.
Глаза их вдруг встретились. Александра Фёдоровна, выражение лица которой до этого было довольно сухим и гордым, каким оно всегда оставалось у неё на официальных мероприятиях, видимо, узнала и вспомнила Петра. Ей было приятно видеть это молодое розовощёкое существо, с обожанием глядящее на неё из толпы ненавистной ей светской черни, где подобострастие заменило уважение и любовь, а любопытство служило только для сбора информации, питающей сплетни.
На мгновенье молодая Государыня сбросила маску гордой отчуждённости и по-матерински улыбнулась гвардейскому корнету. Это странное происшествие не осталось незамеченным окружающими. В сторону улана сразу же повернулось несколько голов.
От того, что Пётр не разглядывал Императрицу, а воспринял её сразу, как что-то доброе и нестрашное, у него в памяти остался только нежный лилово-розовый цвет её платья и причёска из густых, рано поседевших волос с более скромной, чем у Марии Фёдоровны, диадемой.
Вслед за Государыней Императрицей, как объяснял ему час тому назад кавалергард, должна была следовать великая княгиня Мария Павловна, которую здесь называли по-простецки «Старшей» и, видимо, любили. Во всяком случае, объяснял кавалергард, начиная с неё, глубоко кланяться необязательно, а можно ограничиваться только склонением головы. Поэтому Пётр сумел хорошо разглядеть и эту даму, весьма влиятельную в Царском Семействе.
Великая княгиня Мария Павловна, вдова дяди царя, великого князя Владимира Александровича, оказалась круглолицей, пухленькой молодящейся немочкой, рыжеватой и белокожей. Толстый слой пудры и румян на лице скрывал её возраст и следы бурно и весело проведённых в России десятилетий. Она улыбалась во все стороны своим добрым знакомым, которых здесь, видимо, было очень много. Её улыбка, несмотря на тонкие губы, была красива и белозуба. Мария Павловна явно пользовалась большой популярностью.
Пётр вспомнил рассказ своего деда о «Старшей» в один из вечеров в Яхт-клубе. Фёдор Фёдорович поведал тогда внуку, что великая княгиня Мария Павловна является одной из самых искусных и лицемерных интриганок в обширном Семействе Дома Романовых. В пятом году она и её супруг мечтали так проложить курс русской революции к конституционной монархии, чтобы чужими руками сбросить с престола Николая Александровича, естественным путём не допустить на трон годовалого тогда Наследника Алексея, лишить возможности коронования на царство любимчика вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, брата Николая Второго, великого князя Михаила. Вместо всех этих первоочередных с точки зрения закона о престолонаследии Романовых они жаждали посадить на престол одного из своих сыновей – Кирилла или Бориса.
Но Николай Александрович сумел тогда, хотя и с большим трудом и уступками в Манифесте 17 октября, удержать вожжи в своих руках. Пережив одну революцию, «Старшая» не оставила надежд на следующий бунт черни или гвардейский переворот, которые она и старалась исподтишка возбудить всеми силами.
«Российский бунт уже однажды приблизил на шаг моего дорогого Кирилла к престолу, – мечтала при всех общественных беспорядках «Старшая». – Так почему бы и теперь не сократить дистанцию и не занять сыночку это уютное кресло?!»
Ради сыновей и себя она была готова заводить и покупать сколько угодно друзей и союзников, работать, улыбаться и очаровывать хоть двадцать четыре часа в сутки. Особую ставку германская принцесса в звании русской великой княгини, как и многие её предшественницы во дворцах российских Императоров, делала на офицеров гвардии. Именно поэтому на долю рослого и пригожего корнета улан тоже досталась ослепительная улыбка.
«Старшая» шла в паре с японским послом Мотоно. За этой парой начали своё шествие, тоже опираясь на руки иностранных послов, сёстры царя Ксения и Ольга, супруги которых, великий князь Александр Михайлович и герцог Пётр Александрович Ольденбургский, гордо вели жён этих послов.
Петру казалось, что не будет конца процессии, полонез всё звучал и звучал. Под его звуки мимо молодого графа проследовали великие княгини черногорки Анастасия и Милица, их августейшие мужья Николай Николаевич и Пётр Николаевич, Сергей и Георгий Михайловичи со своими супругами Елизаветой Фёдоровной и Марией Георгиевной, дочерью короля Греции…
Кого-то из участников этой процессии Пётр знал как военачальников, например командира Санкт-Петербургского военного округа и начальника гвардии великого князя Николая Николаевича или увлекающегося авиацией великого князя Александра Михайловича, мужа Ксении, сестры царя. Некоторых, особенно высочайших особ женского пола, он узнавал по журнальным портретам, а иных мог только предполагать, исходя из тех занятий словесностью в казармах, где не только офицеры, но и унтеры должны были чётко излагать солдатам, кто есть кто в Царствующем Доме Романовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246