Толпа, заполнявшая ещё несколько минут тому назад пространство перед посольством, Троицкий мост и начало Каменноостровского проспекта, неизвестно куда растворилась. Для колонны не было никаких препятствий.
Отряд дошёл до Петровских ворот крепости, и запертые было дубовые створки, окованные железом, сами собой открылись. Крепостная стража с восторгом приветствовала подкрепление. Выбежавший навстречу командир караула сообщил Кутепову, что военный министр генерал Беляев находится здесь, в обер-комендантском доме.
Кутепов и Пётр мгновенно оказались у обиталища «Мёртвой головы», как в армии и гвардии называли бывшего начальника Генерального штаба, а теперь военного министра. Они спешились и вдвоём вошли в дом. Их провели к министру.
Беляев сидел и плакал навзрыд. Слёзы текли по его жёлтому, словно обтянутому пергаментом, худому и голому, без бороды и усов, лицу, он утирал их, на секунду останавливался и продолжал снова рыдать.
Кутепов щёлкнул каблуками, вытянулся и грозно рявкнул:
– Сводный отряд стрелков под моей командой в составе тысячи ста штыков, двенадцати орудий и пятнадцати пулемётов явился для обороны крепости от бунтовщиков!
Не переставая плакать, военный министр обречённо махнул рукой:
– Всё потеряно… Всё потеряно… Приказываю вам разойтись!..
Кутепов и Пётр остолбенели. Военный министр, первый слуга царю в армии, забился в какую-то дыру, где не видно никаких военных приготовлений, и в минуты, когда судьба России висит на волоске, вместо твёрдого руководства льёт слёзы, отдавая непонятный приказ боевой части! Но политика никогда не входила в сферу интересов строевых и даже гвардейских офицеров. Преображенец и улан за несколько дней беспорядков не успели ещё понять, что бунты и революции начинаются тогда, когда верхи разложены и не способны управлять. А бонапарты появляются, когда находится хоть один твёрдый и неукротимый истинный вождь…
Они молча вышли на крыльцо. Пётр спросил Кутепова как старшего:
– Это что, измена?
Тот подавленно молчал. Потом склонил голову и печально ответил:
– Думаю, ты прав! Я тоже слышал об этом… Мне говорили, главный удар по Государю будет нанесён первого марта… То есть завтра… А до этого – заговорщики-генералы лишат его опоры в армии…
…Несколько часов ожидания боя, верность присяге в дни разгула предательства и бунта, любовь к Государю сдружили Кутепова и Петра. Они обнялись на прощанье и разошлись в разные стороны.
Пётр вышел на Каменноостровский проспект. По улице снова лился поток людей, но революционного экстаза стало меньше. В толпе говорили, что час назад по Дворцовой набережной в сторону Думы прошёл полк верных царю солдат и что «временные министры» и Совет бежали.
Через час, когда полковник подошёл к Сенному рынку, на безалаберной толкучке, в которую превратилась в эти дни вся площадь вокруг рыночных павильонов и Успенской церкви, гуляли слухи о том, что целая боевая дивизия, верная Императору, ходит по городу и ждёт приказа Батюшки-царя стрелять в бунтовщиков… Только здесь Пётр понял, что слух этот родился и ширился после марша отряда Кутепова от Зимнего дворца в Петропавловскую крепость…
Пётр легко подобрал здесь для себя полный комплект нового, лишь чуть обмятого солдатского обмундирования, сложил его в солдатский вещевой мешок и отправился домой. Он собрался наутро поехать в Царское Село и посмотреть, что происходит там вокруг Александровского дворца…
За утренним кофе он поделился с дедушкой своим планом. Ознобишин одобрил его. Когда Пётр вырядился во всё солдатское, Фёдор Фёдорович внимательно осмотрел его кругом, похлопал по загривку и сказал:
– Ты горбись помаленьку… А то у тебя слишком гвардейская выправка…
Перед уходом Пётр хотел засунуть за пояс гимнастёрки тяжёлый кольт. Дед остановил его и исчез на несколько минут в кабинете. Потом торжественно появился, неся в ладони маленький чёрный браунинг:
– Оставь свой кольт… Возьми вот этот, он тебе может пригодиться!..
Пётр принял изящный пистолетик и обнял деда. Хоть браунинг и не был заметен в бездонном кармане солдатской шинели, он вспомнил нехитрый профессиональный приём разведчиков и переложил пистолет за голенище левого сапога. Ствол удобно уткнулся в шерстяной носок. Оружие стало незаметным…
Трамваи не ходили, извозчиков на улицах, где всё-таки переливались толпы демонстрантов, не было. Быстрым шагом полковник менее чем за час добрался до Царскосельского вокзала, но, как оказалось, пассажирские поезда по приказу какого-то думца – не то Баранкина, не то Бубликова – были отменены. Среди пассажиров, бестолково роящихся у закрытой кассы, прошёл слух, что будет поезд до Гатчины с Варшавского вокзала.
Пётр вышел на площадь, чтобы найти, наконец, извозчика.
Вся площадь перед вокзалом оказалась заставленной грузовыми моторами. На их платформах было полно солдат и штатских, вокруг суетились агитаторы. От Семёновского плаца и казарм подходили ещё солдаты и вооружённые люди. Почти у всех были красные банты на шинелях и тужурках.
Агитатор в форменном пальто Технологического института подошёл к Петру и, щуря подслеповатые глаза, предложил:
– Эй, служивый, давай с нами в Царское Село брать Александровский дворец!.. Заберём в тюрьму царицу-немку и царских детей!..
– А што!.. – с вызовом ответил ему Пётр. – Можно и посмотреть!..
Ему удалось втиснуться на первый грузовой мотор, почти рядом с шофёром. Ещё несколько минут – и колонна больших грузовых авто, переполненных людьми, с гамом и матерщиной, песнями и свистом тронулась по Загородному проспекту на Забалканский. Ветер бил в лицо. Пётр вместе со всей человеческой массой трясся на ухабах, хватался за соседей, чтобы устоять на поворотах. Все эти физические усилия не мешали ему думать, как отвлечь толпу от её страшной цели – захватить Царскую Семью. Он знал, что Царские Дети больны, Государыня героически ухаживает за ними; о месте пребывания Николая Александровича пока не знают даже в Генеральном штабе. Как поведут себя стрелки царского Конвоя, когда эта вооружённая банда, в которую ему удалось попасть чудом, будет приступом брать Александровский дворец?.. Вскоре у него созрел план…
Когда под колёсами застучали доски моста через речку Кузьминку и впереди показалась окраина Царского Села, Пётр во всю мощь лёгких начал орать:
– Робята!.. Вон там, за пустырём, винные склады! Их ещё не тронули!.. Айда сугреемся!..
Хотя моторы и тарахтели, призыв Петра за несколько секунд проник в души всех жаждущих рядом с ним, достиг второго, потом третьего и следующих грузовиков…
– Заворачивай к складам! – заорали солдату и штатские, истосковавшиеся по хлебному вину. – Заворачивай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246
Отряд дошёл до Петровских ворот крепости, и запертые было дубовые створки, окованные железом, сами собой открылись. Крепостная стража с восторгом приветствовала подкрепление. Выбежавший навстречу командир караула сообщил Кутепову, что военный министр генерал Беляев находится здесь, в обер-комендантском доме.
Кутепов и Пётр мгновенно оказались у обиталища «Мёртвой головы», как в армии и гвардии называли бывшего начальника Генерального штаба, а теперь военного министра. Они спешились и вдвоём вошли в дом. Их провели к министру.
Беляев сидел и плакал навзрыд. Слёзы текли по его жёлтому, словно обтянутому пергаментом, худому и голому, без бороды и усов, лицу, он утирал их, на секунду останавливался и продолжал снова рыдать.
Кутепов щёлкнул каблуками, вытянулся и грозно рявкнул:
– Сводный отряд стрелков под моей командой в составе тысячи ста штыков, двенадцати орудий и пятнадцати пулемётов явился для обороны крепости от бунтовщиков!
Не переставая плакать, военный министр обречённо махнул рукой:
– Всё потеряно… Всё потеряно… Приказываю вам разойтись!..
Кутепов и Пётр остолбенели. Военный министр, первый слуга царю в армии, забился в какую-то дыру, где не видно никаких военных приготовлений, и в минуты, когда судьба России висит на волоске, вместо твёрдого руководства льёт слёзы, отдавая непонятный приказ боевой части! Но политика никогда не входила в сферу интересов строевых и даже гвардейских офицеров. Преображенец и улан за несколько дней беспорядков не успели ещё понять, что бунты и революции начинаются тогда, когда верхи разложены и не способны управлять. А бонапарты появляются, когда находится хоть один твёрдый и неукротимый истинный вождь…
Они молча вышли на крыльцо. Пётр спросил Кутепова как старшего:
– Это что, измена?
Тот подавленно молчал. Потом склонил голову и печально ответил:
– Думаю, ты прав! Я тоже слышал об этом… Мне говорили, главный удар по Государю будет нанесён первого марта… То есть завтра… А до этого – заговорщики-генералы лишат его опоры в армии…
…Несколько часов ожидания боя, верность присяге в дни разгула предательства и бунта, любовь к Государю сдружили Кутепова и Петра. Они обнялись на прощанье и разошлись в разные стороны.
Пётр вышел на Каменноостровский проспект. По улице снова лился поток людей, но революционного экстаза стало меньше. В толпе говорили, что час назад по Дворцовой набережной в сторону Думы прошёл полк верных царю солдат и что «временные министры» и Совет бежали.
Через час, когда полковник подошёл к Сенному рынку, на безалаберной толкучке, в которую превратилась в эти дни вся площадь вокруг рыночных павильонов и Успенской церкви, гуляли слухи о том, что целая боевая дивизия, верная Императору, ходит по городу и ждёт приказа Батюшки-царя стрелять в бунтовщиков… Только здесь Пётр понял, что слух этот родился и ширился после марша отряда Кутепова от Зимнего дворца в Петропавловскую крепость…
Пётр легко подобрал здесь для себя полный комплект нового, лишь чуть обмятого солдатского обмундирования, сложил его в солдатский вещевой мешок и отправился домой. Он собрался наутро поехать в Царское Село и посмотреть, что происходит там вокруг Александровского дворца…
За утренним кофе он поделился с дедушкой своим планом. Ознобишин одобрил его. Когда Пётр вырядился во всё солдатское, Фёдор Фёдорович внимательно осмотрел его кругом, похлопал по загривку и сказал:
– Ты горбись помаленьку… А то у тебя слишком гвардейская выправка…
Перед уходом Пётр хотел засунуть за пояс гимнастёрки тяжёлый кольт. Дед остановил его и исчез на несколько минут в кабинете. Потом торжественно появился, неся в ладони маленький чёрный браунинг:
– Оставь свой кольт… Возьми вот этот, он тебе может пригодиться!..
Пётр принял изящный пистолетик и обнял деда. Хоть браунинг и не был заметен в бездонном кармане солдатской шинели, он вспомнил нехитрый профессиональный приём разведчиков и переложил пистолет за голенище левого сапога. Ствол удобно уткнулся в шерстяной носок. Оружие стало незаметным…
Трамваи не ходили, извозчиков на улицах, где всё-таки переливались толпы демонстрантов, не было. Быстрым шагом полковник менее чем за час добрался до Царскосельского вокзала, но, как оказалось, пассажирские поезда по приказу какого-то думца – не то Баранкина, не то Бубликова – были отменены. Среди пассажиров, бестолково роящихся у закрытой кассы, прошёл слух, что будет поезд до Гатчины с Варшавского вокзала.
Пётр вышел на площадь, чтобы найти, наконец, извозчика.
Вся площадь перед вокзалом оказалась заставленной грузовыми моторами. На их платформах было полно солдат и штатских, вокруг суетились агитаторы. От Семёновского плаца и казарм подходили ещё солдаты и вооружённые люди. Почти у всех были красные банты на шинелях и тужурках.
Агитатор в форменном пальто Технологического института подошёл к Петру и, щуря подслеповатые глаза, предложил:
– Эй, служивый, давай с нами в Царское Село брать Александровский дворец!.. Заберём в тюрьму царицу-немку и царских детей!..
– А што!.. – с вызовом ответил ему Пётр. – Можно и посмотреть!..
Ему удалось втиснуться на первый грузовой мотор, почти рядом с шофёром. Ещё несколько минут – и колонна больших грузовых авто, переполненных людьми, с гамом и матерщиной, песнями и свистом тронулась по Загородному проспекту на Забалканский. Ветер бил в лицо. Пётр вместе со всей человеческой массой трясся на ухабах, хватался за соседей, чтобы устоять на поворотах. Все эти физические усилия не мешали ему думать, как отвлечь толпу от её страшной цели – захватить Царскую Семью. Он знал, что Царские Дети больны, Государыня героически ухаживает за ними; о месте пребывания Николая Александровича пока не знают даже в Генеральном штабе. Как поведут себя стрелки царского Конвоя, когда эта вооружённая банда, в которую ему удалось попасть чудом, будет приступом брать Александровский дворец?.. Вскоре у него созрел план…
Когда под колёсами застучали доски моста через речку Кузьминку и впереди показалась окраина Царского Села, Пётр во всю мощь лёгких начал орать:
– Робята!.. Вон там, за пустырём, винные склады! Их ещё не тронули!.. Айда сугреемся!..
Хотя моторы и тарахтели, призыв Петра за несколько секунд проник в души всех жаждущих рядом с ним, достиг второго, потом третьего и следующих грузовиков…
– Заворачивай к складам! – заорали солдату и штатские, истосковавшиеся по хлебному вину. – Заворачивай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246