Филёр-извозчик не углядел также московского толстовца и «общественного» деятеля Союза земств князя Львова и думского краснобая профессора Милюкова – известных оппозиционеров правительству.
Зато он узнал среди прибывших – и донёс рапортичкой об этом своему начальству – громоздкого бородатого генерала Поливанова, министра земледелия Кривошеина и товарища министра внутренних дел, командира Отдельного корпуса жандармов генерала Джунковского. За такую частичную его наблюдательность начальник филёра очень боялся получить выражение неудовольствия от руководителя своего департамента, но не знал, что рапортичка, дойдя на другой день до генерала Джунковского, была собственноручно им сожжена, чтобы и следов посещения господами «Нового клуба» в тот вечер не осталось…
Причиной предосудительного деяния командира Отдельного корпуса жандармов, уничтожившего служебный документ, была прямо-таки патологическая страсть к конспирации популярного лидера оппозиции Александра Ивановича Гучкова. Это он поставил условием своего участия в собрании узкого круга деятелей в «Новом клубе» полное уничтожение Джунковским всех филёрских документов, которые, как он наверное знал, должны были последовать об этой встрече.
Собрание намечалось давно, ещё когда армия Самсонова погибла в Восточной Пруссии, а Александру Ивановичу удалось вовремя унести ноги из штаба 2-й армии за считанные часы до её разгрома.
Тогда Гучков был настолько испуган силой и мощью немцев, их организованностью и огнём немецких тяжёлых орудий, что на веки вечные решил для себя, что война Россией уже проиграна. Ни взятие Львова и успехи русских войск в Галиции, ни другие битвы и сражения, где русское оружие побеждало, роли для него не играли. Он уже составил себе мнение. Это мнение могло принести пользу в его политической борьбе с правительством и давней личной, глухой неприязни к Императору и Государыне, с годами переросшей в холодную ненависть по старой пословице: кто кого обидит, тот того и ненавидит, – так часто бросал он беспочвенные обвинения в их адрес, что сам уверился в этом.
Александр Иванович, собственно, и намеревался высказать своим единомышленникам это новое своё мнение, родившееся в восточнопрусских болотах, и убедить их принять его точку зрения за основу для усиления борьбы против бездарного, по его мнению, правительства и ответственного за это Государя Николая Александровича. Но поскольку в дни войны любое правительство могло поставить к стенке за публичное изложение ложного и пораженческого мнения, попахивающего активной поддержкой врага, Гучков потребовал обеспечить полную конспиративность встречи в «Новом клубе».
В небольшом уютном салоне старого барского особняка, где собрались господа, слуги заранее накрыли два стола закусками и винами и были удалены верным метрдотелем, который собственноглазно стал затем наблюдать, чтобы они не подглядывали и не подслушивали…
В начале десятого часа съехались уже все приглашённые. Печальную гамму чёрных фраков и визиток цивильных гостей приятно расцвечивали мундиры министра, Генерального штаба генерала и генерала – шефа жандармов.
Сначала выпили по рюмке и закусили по мелочи. Потом пригубили по второй и поговорили о погоде, «серых героях» в Галиции, обсудили отставку и конец карьеры генерала Ренненкампфа. Он ни в чём не был виноват более, чем штаб Северо-Западного фронта, но из-за чисто немецкой фамилии и плохого отношения к нему великого князя Николай Николаевич, искавший козлов отпущения за ошибки Ставки, удалил заслуженного генерала, который не только не потерпел ещё поражения в этой войне, но был на грани победы на Верхнем Немане, когда новый командующий фронтом генерал Рузский остановил его из-за собственной робости и боязни наступать…
Массивный, с маленькими глазками на заросшем густой бородой обрюзгшем лице генерал Поливанов упоённо и со знанием дела ругал негодную стратегию Верховного Главнокомандующего, полную беспомощность его начальника штаба генерала Янушкевича, «стратегическую невинность» командующего Юго-Западным фронтом Николая Иудовича Иванова, кавалерийского начальника Хана Нахичеванского, своей азиатской осторожностью и бездеятельностью упустившего победу в Восточной Пруссии, где его кавалерийские корпуса могли пройтись по тылам германцев и коренным образом исправить положение 2-й армии, спасти её от разгрома…
Когда Поливанов понял, что его устали слушать – слабенький старичок князь Львов тихо прикорнул в своём кресле после первой рюмки, – он тактично уступил своё место оратора Александру Ивановичу Гучкову.
55
Позолоченный геральдический Прусский Орёл гордо распростёр свои крылья – символ господства Пруссии – над внешним двором замка Штольценфельз, над зеленовато-жёлтыми водами Рейна, над пёстрой линией бюргерских домов средневекового вида на набережной предместья славного города Кобленца. Выходя из замка – своей резиденции в Главной квартире германской армии, Кайзер Вильгельм Второй всегда останавливался на мгновенье под этим орлом и бросал самодовольный взгляд на правый берег могучей реки, где в четырёх километрах ниже по течению, и тоже на прибрежной скале, возвышалась крепость Эренбрайтштайн.
Да, в отличие от недалёкого умом русского Верховного Главнокомандующего великого князя Николая, поставившего свой штаб в дурацком лесу близ забытого Богом белорусского местечка Барановичи, или французского главнокомандующего Жоффра, избравшего, неизвестно в силу каких причин, для своей Главной квартиры один из самых маленьких и захудалых городков у восточной границы Франции – Витри-ле-Франсуа, великий император германцев задолго до войны назначил местом пребывания себя как Верховного Главнокомандующего и своего штаба исторический центр Германии – почти двухтысячелетний город у слияния могучего Рейна и доброго Moзеля – Кобленц.
На выдающееся стратегическое значение этого места обратили внимание ещё древние римляне, основав поселение и крепость. Франки построили здесь королевский замок, чужие армии многократно проходили через Кобленц. Им владели шведы и французы. Последние иностранные захватчики – наполеоновская армия, – уходя из крепости Эренбрайтштайн на правом берегу Рейна, взорвали её, использовав при этом 30 000 фунтов пороха…
«Как хорошо было решено Венским конгрессом, когда он, после победы над Наполеоном, отдал Кобленц Пруссии, то есть нам – Гогенцоллернам… – всякий раз думал, приезжая сюда, к месту слияния Рейна и Мозеля, Вильгельм Второй, – и как правильно сделал мой прадед, Фридрих Вильгельм, когда сто лет тому назад, получив эту Рейнскую область, снова восстановил германскую крепость Эренбрайтштайн во всей её мощи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246
Зато он узнал среди прибывших – и донёс рапортичкой об этом своему начальству – громоздкого бородатого генерала Поливанова, министра земледелия Кривошеина и товарища министра внутренних дел, командира Отдельного корпуса жандармов генерала Джунковского. За такую частичную его наблюдательность начальник филёра очень боялся получить выражение неудовольствия от руководителя своего департамента, но не знал, что рапортичка, дойдя на другой день до генерала Джунковского, была собственноручно им сожжена, чтобы и следов посещения господами «Нового клуба» в тот вечер не осталось…
Причиной предосудительного деяния командира Отдельного корпуса жандармов, уничтожившего служебный документ, была прямо-таки патологическая страсть к конспирации популярного лидера оппозиции Александра Ивановича Гучкова. Это он поставил условием своего участия в собрании узкого круга деятелей в «Новом клубе» полное уничтожение Джунковским всех филёрских документов, которые, как он наверное знал, должны были последовать об этой встрече.
Собрание намечалось давно, ещё когда армия Самсонова погибла в Восточной Пруссии, а Александру Ивановичу удалось вовремя унести ноги из штаба 2-й армии за считанные часы до её разгрома.
Тогда Гучков был настолько испуган силой и мощью немцев, их организованностью и огнём немецких тяжёлых орудий, что на веки вечные решил для себя, что война Россией уже проиграна. Ни взятие Львова и успехи русских войск в Галиции, ни другие битвы и сражения, где русское оружие побеждало, роли для него не играли. Он уже составил себе мнение. Это мнение могло принести пользу в его политической борьбе с правительством и давней личной, глухой неприязни к Императору и Государыне, с годами переросшей в холодную ненависть по старой пословице: кто кого обидит, тот того и ненавидит, – так часто бросал он беспочвенные обвинения в их адрес, что сам уверился в этом.
Александр Иванович, собственно, и намеревался высказать своим единомышленникам это новое своё мнение, родившееся в восточнопрусских болотах, и убедить их принять его точку зрения за основу для усиления борьбы против бездарного, по его мнению, правительства и ответственного за это Государя Николая Александровича. Но поскольку в дни войны любое правительство могло поставить к стенке за публичное изложение ложного и пораженческого мнения, попахивающего активной поддержкой врага, Гучков потребовал обеспечить полную конспиративность встречи в «Новом клубе».
В небольшом уютном салоне старого барского особняка, где собрались господа, слуги заранее накрыли два стола закусками и винами и были удалены верным метрдотелем, который собственноглазно стал затем наблюдать, чтобы они не подглядывали и не подслушивали…
В начале десятого часа съехались уже все приглашённые. Печальную гамму чёрных фраков и визиток цивильных гостей приятно расцвечивали мундиры министра, Генерального штаба генерала и генерала – шефа жандармов.
Сначала выпили по рюмке и закусили по мелочи. Потом пригубили по второй и поговорили о погоде, «серых героях» в Галиции, обсудили отставку и конец карьеры генерала Ренненкампфа. Он ни в чём не был виноват более, чем штаб Северо-Западного фронта, но из-за чисто немецкой фамилии и плохого отношения к нему великого князя Николай Николаевич, искавший козлов отпущения за ошибки Ставки, удалил заслуженного генерала, который не только не потерпел ещё поражения в этой войне, но был на грани победы на Верхнем Немане, когда новый командующий фронтом генерал Рузский остановил его из-за собственной робости и боязни наступать…
Массивный, с маленькими глазками на заросшем густой бородой обрюзгшем лице генерал Поливанов упоённо и со знанием дела ругал негодную стратегию Верховного Главнокомандующего, полную беспомощность его начальника штаба генерала Янушкевича, «стратегическую невинность» командующего Юго-Западным фронтом Николая Иудовича Иванова, кавалерийского начальника Хана Нахичеванского, своей азиатской осторожностью и бездеятельностью упустившего победу в Восточной Пруссии, где его кавалерийские корпуса могли пройтись по тылам германцев и коренным образом исправить положение 2-й армии, спасти её от разгрома…
Когда Поливанов понял, что его устали слушать – слабенький старичок князь Львов тихо прикорнул в своём кресле после первой рюмки, – он тактично уступил своё место оратора Александру Ивановичу Гучкову.
55
Позолоченный геральдический Прусский Орёл гордо распростёр свои крылья – символ господства Пруссии – над внешним двором замка Штольценфельз, над зеленовато-жёлтыми водами Рейна, над пёстрой линией бюргерских домов средневекового вида на набережной предместья славного города Кобленца. Выходя из замка – своей резиденции в Главной квартире германской армии, Кайзер Вильгельм Второй всегда останавливался на мгновенье под этим орлом и бросал самодовольный взгляд на правый берег могучей реки, где в четырёх километрах ниже по течению, и тоже на прибрежной скале, возвышалась крепость Эренбрайтштайн.
Да, в отличие от недалёкого умом русского Верховного Главнокомандующего великого князя Николая, поставившего свой штаб в дурацком лесу близ забытого Богом белорусского местечка Барановичи, или французского главнокомандующего Жоффра, избравшего, неизвестно в силу каких причин, для своей Главной квартиры один из самых маленьких и захудалых городков у восточной границы Франции – Витри-ле-Франсуа, великий император германцев задолго до войны назначил местом пребывания себя как Верховного Главнокомандующего и своего штаба исторический центр Германии – почти двухтысячелетний город у слияния могучего Рейна и доброго Moзеля – Кобленц.
На выдающееся стратегическое значение этого места обратили внимание ещё древние римляне, основав поселение и крепость. Франки построили здесь королевский замок, чужие армии многократно проходили через Кобленц. Им владели шведы и французы. Последние иностранные захватчики – наполеоновская армия, – уходя из крепости Эренбрайтштайн на правом берегу Рейна, взорвали её, использовав при этом 30 000 фунтов пороха…
«Как хорошо было решено Венским конгрессом, когда он, после победы над Наполеоном, отдал Кобленц Пруссии, то есть нам – Гогенцоллернам… – всякий раз думал, приезжая сюда, к месту слияния Рейна и Мозеля, Вильгельм Второй, – и как правильно сделал мой прадед, Фридрих Вильгельм, когда сто лет тому назад, получив эту Рейнскую область, снова восстановил германскую крепость Эренбрайтштайн во всей её мощи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246