– В-третьих, и Государь и Государыня считают свою дружбу со Старцем сугубо личным делом и очень не любят, когда посторонние вторгаются в их семейную жизнь… – продолжил Маклаков. – Николай Александрович даже сказал однажды брату, когда тот намекнул ему на возмущение общества Распутиным, что он и царица могут принимать у себя кого хотят. Больше того, он подошёл, я считаю, и к пониманию нашей политики, сказав однажды: «Сегодня требуют выезда Распутина, завтра не понравится кто-либо другой, и потребуют, чтобы и он уехал… А затем до кого дойдёт очередь?» Я считаю, мы должны опередить Государя и всячески развивать тот тезис, что если он самодержец, то не должен иметь личной жизни и не имеет права на каких-то друзей, неугодных обществу!
– А вот в Англии… – захотел что-то хорошее сказать о конституционной монархии Коновалов, но осёкся, вспомнив, вероятно, то, как твёрдо стоят гордые бритты на страже своего дома и семьи, никому не позволяя вторгаться в свою крепость.
– Господа, – снова решительно вмешался в разговор Гучков. – У нас есть могущественные союзники, и мы должны использовать их так, чтобы они не догадывались, что и зачем мы делаем… Я имею в виду вдовствующую императрицу Марию Фёдоровну, которая ведёт свою интригу против молодой Государыни. Недавно она горячо поддержала в его начинаниях против Александры Фёдоровны Михаила Владимировича Родзянко и очень резко высказывалась против своей невестки премьеру Коковцову. Каждый такой случай надо брать на вооружение и всячески раздувать как на страницах прессы, так и в частных разговорах…
Александр Иванович с видом победителя оглядел общество и продолжал:
– Мы должны подогревать противоречия Николая Александровича с Императрицей, возбуждать ревность к власти и использовать каждый шаг Владимировичей против царской четы в наших общих целях…
– Александр Иванович, ты забыл другого дядю Государя, великого князя Николая Николаевича. У него тоже есть претензии к племяннику… – пробасил неожиданно городской голова Челноков, который был очень близок с великим князем и считался его человеком в первопрестольной.
– Никого я в этой колоде великих князей и великих княгинь не забыл, – огрызнулся Гучков. – Там какую карту ни вытащишь, всё будет хороша в прикупе, – неожиданным для старообрядца карточным жаргоном брякнул Александр Иванович.
С большим интересом, но не проронив ни слова, следили за ходом беседы Александр Фёдорович Керенский и Иван Иванович Скворцов-Степанов. Под разговоры о том, как поставить политическую кухню в России, они с удовольствием потребляли плоды кухни трактира Тестова. После поросёнка подали пулярдку по-суворовски, великолепие и сложность приготовления которой опровергали сказки про якобы аскетические привычки в еде великого русского полководца. Вслед за пулярдкой гладко пошла царица всех рыб стерлядка отварная на шампанском из серебряных кастрюлечек, обложенная раковыми шейками, котлетки а-ля жардиньер из белой как снег телятины, гусь с антоновскими яблоками, белые грибы в сметане. Затем для желающих – а пожелали все – была подана уха из петуха да на семи рыбных этажах, начиная от ершей и кончая белорыбицей.
За горячей и наперчённой донельзя ухой, подействовавшей на изрядно выпивших водки господ как волшебное освежающее средство вроде выдержанных кислых щей, прозвучал финальный застольный аккорд – половые внесли знаменитую гурьевскую кашу, которая затмевала любой европейский десерт. Дискуссия в этот момент была в самом разгаре, но гости уважительно замолчали, почтив произведение из сливок, миндальных и грецких орехов, изюма, ваниля, разнообразных круп и бог знает ещё чего могучим аппетитом, словно в начале обеда.
Подчистив с тарелок ложками гурьевскую кашу, гости поняли, что в столовой им делать больше нечего. Пал Палыч снова предводительствовал в переходе в соседнюю со столовой библиотеку. На круглом столе там уже пыхтел самовар со стаканами, серебряные кофейники источали восточные ароматы. Не забыты были коньяки, ликёры и наливки, к которым очень были склонны некоторые московские жители.
Господа благодушествовали на глубоких кожаных диванах и в креслах. Их щёки лоснились, глаза сыто блестели, языки развязались ещё больше. Большинство половых покинуло по сигналу артельщика библиотеку. Остался лишь один проворный ярославец, который внимательно наблюдал за порядком на столе, доставляя чайники с заваркой, поправляя в вазах фрукты и пирожки, поднося всё новые сладости, в том числе особенно любимые братьями Рябушинскими конфекты фабрики Янни.
Пал Палыч сидел на высоком кожаном стуле у стола, гордо выпятив грудь и оглядывая гостей. Он был доволен: обед удался и важное совещание состоялось.
Половой Васька тоже был очень доволен. Он постоянно морщил лоб, чтобы не забыть высказывания господ и подробно записать их в рапортичку. Васька служил не только в трактире Тестова, но также получал регулярное жалованье у полковника Мартынова, начальника Московского охранного отделения.
16
Низкое осеннее небо повисло над Невой и Дворцовой набережной, положило унылые серые тона на воду, гранит, в котором она текла, дубовые торцы мостовой и стены домов. Оно обдавало твердь холодными струями дождя и заставляло редких прохожих раскрыть чёрные зонты. Летний сад и Mapсово поле являли собой огромную серую лужу.
Даже прекрасный Мраморный дворец, фасад которого из полированного благородного камня обычно притягивал взор своей нарядностью, покрытый влагой, производил впечатление промозглой сырости.
Несмотря на такую непогоду, когда хороший хозяин и собаку не выпустит, к главному входу дворца то и дело подкатывали моторы с великокняжескими вензелями на дверцах и высаживали членов многочисленной Семьи Романовых. Высокие и среднего роста, худощавые и полноватые, пожилые и молодые великие князья собирались на семейное заседание.
По парадной лестнице, богато и со вкусом украшенной мраморными колоннами и мрамором с бронзой на стенах, гости неторопливо, исполненные собственного достоинства, поднимались в дивный по пропорциям и декору Мраморный зал.
Хозяин Мраморного дворца, великий князь Константин Константинович, дядя Императора, уже четыре года, после смерти великого князя Владимира Александровича, как оставался старшим в Семье. По этой причине он был обязан созывать семейные советы, председательствовать на них, а затем представлять на утверждение Государя принятые протоколы.
Собственно, самым старшим физически в Семье Романовых оставался внук Николая Первого, великий князь Николай Константинович. Но он, обвинённый ещё в юности своим отцом в краже бриллиантов у своей матери, был объявлен слабоумным и выслан из Семьи и Петербурга в Туркестан, где явно подтвердил диагноз, женившись на дочери простого исправника и не делая никаких попыток вымаливать прощение у царя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246