Великой княгине приходилось то и дело подливать её из графина и тут же смачивать сухие губы Петра. Её настойчивые усилия передать Петру хоть частичку жизненной энергии, добрые руки, осторожно утолившие его жар, принесли первый успех: поручик пришёл в себя и открыл глаза. Но он ещё никого не узнавал и не понимал, где он находится…
К утру, на одной из промежуточных станций, где санитарный поезд остановился пропустить воинские эшелоны с сибирской дивизией, следовавшей на фронт, Петру была сделана операция на ноге. Хирург вынул осколки снаряда, почистил рану от гноя и омертвевших лоскутков мышечной ткани. Ольга Александровна, не сомкнувшая всю ночь глаз, сделала такую искусную перевязку, что юноша почти не почувствовал боли. Когда перестал действовать наркоз и снова проснулась боль, которая, словно тысяча крючьев, раздирала его тело, раненому на всякий случай дали сильную дозу снотворного.
На вокзал Царского Села санитарный поезд великой княгини Ольги Александровны прибыл вечером. Моторы, специально оборудованные под медицинские кареты, доставили раненых в Большой дворец, санитары перенесли их в дворцовые залы, преображённые по указанию молодой Государыни в госпитальные палаты. Всё время Пётр оставался в забытьи.
…Когда раздался свист немецкого снаряда, а затем саженях в тридцати от поручика Лисовецкого вспыхнул пламень разрыва и дьявольская сила повалила его вместе с лошадью на землю, последнее, что он видел, – печальное лицо великой княжны Татьяны, каким оно осталось в его памяти в день их прощания в уланском полку, на второй день войны перед уходом его в действующую армию. Много месяцев печаль в её глазах при прощании, сказавшая ему, что и она не равнодушна к нему, согревала корнета и придавала ему сил.
Хотя на проводах полка присутствовали его Августейший шеф – Её Величество Императрица Александра Фёдоровна, Государь и две старшие великие княжны, обе – в мундирах своих подшефных полков, Ольга – Елисаветградского гусарского, Татьяна – Иваново-Вознесенского уланского, царь удостоил Лисовецкого особенно крепкого рукопожатия и сказал несколько тёплых напутственных слов, но и от той церемонии, и от всей довоенной счастливой жизни у Петра остался только образ Татьяны, а всё остальное быстро выветрилось в походах и боях.
Теперь, когда проблески сознания вновь возвращались к нему, он почему-то явственно увидел высокие позолоченные своды дворца и лицо Татьяны, склонившееся над ним. Только образ её, в отличие от прежнего – в уланской четырёхугольной фуражке, стал более строгим и святым, а голова её оказалась покрыта белой косынкой с красным крестом… Пётр решил, что всё это ему привиделось, что он – уже на том свете, и от жалости к себе он закрыл глаза.
Но женщина с лицом Татьяны и в белой косынке сестры милосердия оказалась вполне во плоти. Он почувствовал прерывистое горячее дыхание и лёгкий поцелуй на лбу, где оставалось ещё немного незабинтованного места. Он открыл глаза снова и – о счастье! – ясно увидел совсем близко, в немыслимой близи, лицо своей любимой. Её большие серые глаза осветились радостью видеть его, и затем их выражение стало печальным – Татьяна, как сестра милосердия с опытом, видимо, знала о его состоянии больше, чем он сам.
– Молчи и лежи спокойно, тебе нельзя двигаться!.. – положила она ему на рот свою ладошку, и он сделал движение губами, целуя её. – Mama и я узнали от тёти Оли о том, что ты оказался в её поезде, и тебя доставили к нам… Я должна была работать сегодня вместе с Mama, но Mama и княжна Гедройц – наш шеф-хирург – отпустили меня навестить тебя… Теперь я буду твоей сиделкой!..
58
…Романтическая обстановка Малого Рыцарского зала замка Штольценфельз с дивной настенной живописью художника Штильке, стилизованной под средние века мебелью по рисункам великого Шинкеля, атмосфера старого доброго немецкого Рождества, которое здесь, в лесу на высокой скале над Рейном, оставалось «белым», то есть со снегом на земле и на елях, немало помогла взлёту фантазии императора, военных и дипломатов. Доброе мозельское вино, поданное в качестве освежающего напитка, также превратило сухое официальное совещание почти что в весёлую пирушку буршей.
Для начала Кайзер Вильгельм изложил свои мысли, которые так ловко угадал в своём меморандуме молодой Циммерман. Затем, промочив горло бокалом сухого мозельского, призвал всех, начиная с Фалькенхайна, как шефа Генерального штаба, вносить предложения.
Элегантный высоколобый генерал с короткой причёской седеющих волос, фельдфебельскими, чуть закрученными вверх усами и ямочкой на подбородке был оптимистом, в отличие от своего предшественника на посту начальника Генерального штаба фон Мольтке-младшего, снятого два с половиной месяца тому назад со своего поста за поражения в Восточной Пруссии. Угадывая хорошее настроение императора, он решил не омрачать его реальным описанием провалов в действиях германского командования в истекающем году и сразу взял быка за рога.
– Ваше величество, – браво начал он, – мы решили нанести в январе русской армии грандиозный удар, охватив оба фланга её развёртывания. Директиву об этом мы представим вам на подпись первого января…
– Очень хорошо!.. – одобрил идею Кайзер. – Тем самым вы исправите тяжёлое положение наших союзников на Карпатском фронте… Продолжайте!..
– На севере Гинденбург нанесёт главный удар – по правому флангу русских войск. Десятая армия генерала Эйхгорна, Восьмая – фон Белова разыграют «Канны» для русских после демонстрации генерала Макензена на Равке, которая скуёт силы русского Северо-Западного фронта…
Фалькенхайн вышел из-за стола, подошёл к огромной карте Восточного фронта, закрывавшей один из сюжетов настенной живописи, и указкой стал показывать направления ударов. Господа, сидевшие за дубовым столом посреди Малого Рыцарского зала, с интересом воззрились на карту.
– Кроме высшего боевого духа германских солдат и офицеров, – взволнованно продолжал доклад генерал, желавший отличиться перед Кайзером, – в нашу пользу действует беспечность русских штабов… Они посылают свои сообщения войскам и приказы искровым телеграфом, почти совершенно не используя шифры. Германские специалисты наладили тотальное подслушивание русских военных радиотелеграфных станций, и теперь мы не только абсолютно точно знаем о всех русских планах, но можем даже запрашивать русские штабы о них, если что-то не понимаем. Наша осведомлённость о всех передвижениях русских войск и их позициях, полученная нашей радиоразведкой, привела теперь к тому, что у русских пошли слухи о массовом шпионаже в нашу пользу и в армии и в тылу…
– О! Это колоссально!.. – восхитился Кайзер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246
К утру, на одной из промежуточных станций, где санитарный поезд остановился пропустить воинские эшелоны с сибирской дивизией, следовавшей на фронт, Петру была сделана операция на ноге. Хирург вынул осколки снаряда, почистил рану от гноя и омертвевших лоскутков мышечной ткани. Ольга Александровна, не сомкнувшая всю ночь глаз, сделала такую искусную перевязку, что юноша почти не почувствовал боли. Когда перестал действовать наркоз и снова проснулась боль, которая, словно тысяча крючьев, раздирала его тело, раненому на всякий случай дали сильную дозу снотворного.
На вокзал Царского Села санитарный поезд великой княгини Ольги Александровны прибыл вечером. Моторы, специально оборудованные под медицинские кареты, доставили раненых в Большой дворец, санитары перенесли их в дворцовые залы, преображённые по указанию молодой Государыни в госпитальные палаты. Всё время Пётр оставался в забытьи.
…Когда раздался свист немецкого снаряда, а затем саженях в тридцати от поручика Лисовецкого вспыхнул пламень разрыва и дьявольская сила повалила его вместе с лошадью на землю, последнее, что он видел, – печальное лицо великой княжны Татьяны, каким оно осталось в его памяти в день их прощания в уланском полку, на второй день войны перед уходом его в действующую армию. Много месяцев печаль в её глазах при прощании, сказавшая ему, что и она не равнодушна к нему, согревала корнета и придавала ему сил.
Хотя на проводах полка присутствовали его Августейший шеф – Её Величество Императрица Александра Фёдоровна, Государь и две старшие великие княжны, обе – в мундирах своих подшефных полков, Ольга – Елисаветградского гусарского, Татьяна – Иваново-Вознесенского уланского, царь удостоил Лисовецкого особенно крепкого рукопожатия и сказал несколько тёплых напутственных слов, но и от той церемонии, и от всей довоенной счастливой жизни у Петра остался только образ Татьяны, а всё остальное быстро выветрилось в походах и боях.
Теперь, когда проблески сознания вновь возвращались к нему, он почему-то явственно увидел высокие позолоченные своды дворца и лицо Татьяны, склонившееся над ним. Только образ её, в отличие от прежнего – в уланской четырёхугольной фуражке, стал более строгим и святым, а голова её оказалась покрыта белой косынкой с красным крестом… Пётр решил, что всё это ему привиделось, что он – уже на том свете, и от жалости к себе он закрыл глаза.
Но женщина с лицом Татьяны и в белой косынке сестры милосердия оказалась вполне во плоти. Он почувствовал прерывистое горячее дыхание и лёгкий поцелуй на лбу, где оставалось ещё немного незабинтованного места. Он открыл глаза снова и – о счастье! – ясно увидел совсем близко, в немыслимой близи, лицо своей любимой. Её большие серые глаза осветились радостью видеть его, и затем их выражение стало печальным – Татьяна, как сестра милосердия с опытом, видимо, знала о его состоянии больше, чем он сам.
– Молчи и лежи спокойно, тебе нельзя двигаться!.. – положила она ему на рот свою ладошку, и он сделал движение губами, целуя её. – Mama и я узнали от тёти Оли о том, что ты оказался в её поезде, и тебя доставили к нам… Я должна была работать сегодня вместе с Mama, но Mama и княжна Гедройц – наш шеф-хирург – отпустили меня навестить тебя… Теперь я буду твоей сиделкой!..
58
…Романтическая обстановка Малого Рыцарского зала замка Штольценфельз с дивной настенной живописью художника Штильке, стилизованной под средние века мебелью по рисункам великого Шинкеля, атмосфера старого доброго немецкого Рождества, которое здесь, в лесу на высокой скале над Рейном, оставалось «белым», то есть со снегом на земле и на елях, немало помогла взлёту фантазии императора, военных и дипломатов. Доброе мозельское вино, поданное в качестве освежающего напитка, также превратило сухое официальное совещание почти что в весёлую пирушку буршей.
Для начала Кайзер Вильгельм изложил свои мысли, которые так ловко угадал в своём меморандуме молодой Циммерман. Затем, промочив горло бокалом сухого мозельского, призвал всех, начиная с Фалькенхайна, как шефа Генерального штаба, вносить предложения.
Элегантный высоколобый генерал с короткой причёской седеющих волос, фельдфебельскими, чуть закрученными вверх усами и ямочкой на подбородке был оптимистом, в отличие от своего предшественника на посту начальника Генерального штаба фон Мольтке-младшего, снятого два с половиной месяца тому назад со своего поста за поражения в Восточной Пруссии. Угадывая хорошее настроение императора, он решил не омрачать его реальным описанием провалов в действиях германского командования в истекающем году и сразу взял быка за рога.
– Ваше величество, – браво начал он, – мы решили нанести в январе русской армии грандиозный удар, охватив оба фланга её развёртывания. Директиву об этом мы представим вам на подпись первого января…
– Очень хорошо!.. – одобрил идею Кайзер. – Тем самым вы исправите тяжёлое положение наших союзников на Карпатском фронте… Продолжайте!..
– На севере Гинденбург нанесёт главный удар – по правому флангу русских войск. Десятая армия генерала Эйхгорна, Восьмая – фон Белова разыграют «Канны» для русских после демонстрации генерала Макензена на Равке, которая скуёт силы русского Северо-Западного фронта…
Фалькенхайн вышел из-за стола, подошёл к огромной карте Восточного фронта, закрывавшей один из сюжетов настенной живописи, и указкой стал показывать направления ударов. Господа, сидевшие за дубовым столом посреди Малого Рыцарского зала, с интересом воззрились на карту.
– Кроме высшего боевого духа германских солдат и офицеров, – взволнованно продолжал доклад генерал, желавший отличиться перед Кайзером, – в нашу пользу действует беспечность русских штабов… Они посылают свои сообщения войскам и приказы искровым телеграфом, почти совершенно не используя шифры. Германские специалисты наладили тотальное подслушивание русских военных радиотелеграфных станций, и теперь мы не только абсолютно точно знаем о всех русских планах, но можем даже запрашивать русские штабы о них, если что-то не понимаем. Наша осведомлённость о всех передвижениях русских войск и их позициях, полученная нашей радиоразведкой, привела теперь к тому, что у русских пошли слухи о массовом шпионаже в нашу пользу и в армии и в тылу…
– О! Это колоссально!.. – восхитился Кайзер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246