Он сейчас уполномоченный Красного Креста и стоит во главе летучего санитарного отряда имени великого князя Николая Николаевича. Отряд этот входит в состав района Северного фронта, которым заведует в качестве уполномоченного Красного Креста ваш покорный слуга, – поклонился Гучков налево и направо. – Могу добавить, – блеснул глазами Александр Иванович, – что ареной действий, как мы уже говорили с князем Вяземским, можно избрать одну из железнодорожных станций на царском пути в Новгородской губернии, где в одном из бывших аракчеевских поселений квартирует запасная гвардейская часть, с которой тесно связан наш друг князь Димитрий… И последнее, – объявил Гучков. – Я задумал небольшую провокацию, чтобы вовлечь в наши ряды генерала Алексеева. Я знаю, что он очень откровенно беседовал с делегацией Думы в Ставку, не опровергал и московского городского голову Челнокова, который прозрачно намекнул ему на то, что необходима смена режима и военный диктатор… Алексеев, вероятно, примерил эту роль на себя… Так вот, я напишу ему конфиденциальное письмо, из которого генерал поймёт, что я считаю его нашим соратником. А потом я это письмо опубликую! Если Алексеев публично не откажется от того, что это письмо получил и одобрил, – а он не посмеет этого сделать, зная, что его генералы – с нами, – то он прочно будет сидеть у нас на крючке!
– Браво, Александр Иванович! – приподнялся на диване тщедушный князь Львов.
Грузный, коротко подстриженный, но несколько неопрятный генерал Крымов решил взять слово и поднялся со своего места. Гучков предупредительно сел.
– Дворцовые перемены – самая безболезненная форма для армии… – подтвердил генерал. – Но если при повышенном настроении рабочих масс, которое вызывает наша противоправительственная пропаганда, кто-нибудь ещё, кроме нас, захочет взять власть, мы должны вешать и расстреливать, расстреливать и вешать! А для этого нам будут необходимы верные нам кавалерийские части в Петрограде и Москве… Я прошу его превосходительство генерала Гурко заранее озаботится в Ставке этим и своевременно передислоцировать в столицу одну-две кавалерийские дивизии…
– Так мы и сделаем! – заверил генерал Гурко. Из-за своего маленького росточка он всегда вытягивал шею, чтобы казаться повыше, и отрастил высокую причёску. Он и сейчас был вытянут в струнку. – Но только после свержения царя… Кроме того, господа, полагаю целесообразным привлечь в наши ряды офицеров из Морского Генерального штаба. Мне известно, что и у них имеется группа противников Николая, которая вынашивает собственные планы его устранения, вплоть до захвата, насильной посадки на эсминец и отправки куда-ни удь в Англию или другую страну, которая нам сочувствует…
– Но главное, – вмешался снова Гучков, – срочно нужно заручиться согласием генералов Алексеева, Рузского, Брусилова… Разговаривать со старым дураком Николаем Иудовичем Ивановым – бесполезно… Он начисто лишён умственных способностей и поэтому слепо верен царю!.. А для того чтобы была у нас работа, а не бесконечные разговоры, я предлагаю избрать «Комитет трёх», или своего рода штаб для руководства военным отделом нашей конспирации.
В салоне воцарилось тягостное молчание. Каждый из присутствующих очень хотел попасть в новый триумвират и поэтому молчал, не называя других. Наконец, быстрый умом и самый молодой гость – Терещенко – пригладил свой набриолиненный пробор, встал с кресла и предложил:
– Самыми авторитетными нашими деятелями для занятия ответственнейших позиций в «Комитете трёх» я считаю князя Георгия Евгеньевича Львова, Александра Ивановича Гучкова и Александра Фёдоровича Керенского! Будут ли возражения, господа?
Возражений или других предложений не последовало. Атмосфера сразу разрядилась, гости заулыбались друг другу, а особенно новым членам подпольного триумвирата. Больше всех обрадовался граф Орлов-Давыдов, поскольку он уже много лет состоял в дружбе с каждым из новоизбранных попечителей над генералами.
– А теперь, господа, прошу к столу – заморить червячка! – пророкотал он своим утробным голосом и трижды хлопнул в ладоши. На пороге зала, словно ждала сигнала за дверью, появилась маленькая хрупкая женщина. Это была бывшая исполнительница и сочинительница модных романсов, кафешантанная певичка Мария Пуаре. Несколько лет тому назад она влюбила в себя графа, родила от него незаконнорождённого сына, а потом подала на Орлова-Давыдова в суд о признании его отцовства. Суд Мария Пуаре выиграла, граф не только признал сына, но и женился на певичке.
Графиня Орлова-Давыдова сочинять шансонетки перестала. Её излюбленным творчеством, которое высоко оценили многочисленные гости графа, особенно из офицерского корпуса, стало составление меню. Сегодняшние гости графа также принадлежали к поклонникам Марии Пуаре и её нового жанра.
Появление её сиятельства было встречено улыбками и любезными приветствиями. Гости потянулись к её ручке. Князь Львов, как старейший и светлейший из присутствующих, первым её поцеловал, за ним – остальные. Затем графиня Мария взяла князя-толстовца под руку и повела гостей в столовую.
69
Поезд Христиания – Трондхейм подходил к своей конечной станции на берегу красавца Трондхейм-фиорда. Пассажирам, следующим в Россию, надо было готовится к пересадке на другой, следующий из Норвегии в Северную Швецию. Там, на станции Брекке, снова предстояла пересадка – теперь уже на экспресс Стокгольм – Хапаранда, доставлявший пассажиров на русскую границу, к городку Торнео…
Родной брат российской Императрицы, великий герцог Эрнст Гессенский, генерал германской армии, начавшей великое сражение под Верденом, чувствовал себя от этого путешествия не в своей тарелке. Особенно ему претило то, что он, великий герцог Гессен-Дармштадтский, занесённый в Готский альманах в качестве одного из владетельных монархов Европы, должен путешествовать, словно беглый каторжник или пошлый шпион, с чужим, причём датским, паспортом, выписанным на имя несуществующего барона фон Скоовгарда. Но так придумал для его же безопасности министр двора Кайзера Вильгельма Второго и приятель самого Эрни, граф Филипп Эйленбург. Более того, в целях конспирации он попросил великого герцога написать впрок три письма его супруге, якобы из штаб-квартиры армии во Франции, и обещал каждые три дня, наклеив на конверт французскую марку, отсылать их великой герцогине Гессенской Элеоноре…
Поскольку Фили исполнял не только обязанности любимого личного друга Кайзера, министра его двора, но и координировал все разведывательные службы Германской империи, ему, очевидно, можно было верить. Теперь, пользуясь часами свободного времени в быстро мчавшемся норвежском поезде, великий герцог снова и снова возвращался к истокам этой поездки и продумывал весь её план на предмет того, нет ли в нём какого-либо слабого звена, которое может разоблачить его, великого герцога и генерала германской армии, отправившегося в Царское Село для переговоров с царём о сепаратном мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246