Р. и его сыновья. Они были счастливы успехом, но пот лил с них градом от усталости и напряжения.
Николай не удовлетворился только аплодисментами. Он взошёл на сцену, крепко обнял долговязого Константина Константиновича и расцеловал его.
В особенном восторге были придворные дамы. Теперь на много недель у них появилась добродетельная тема для салонных бесед…
Николай Александрович не захотел растрачивать суетными разговорами за ужином те глубокие религиозные чувства, которые поднял в его душе замечательный спектакль. Он попрощался с Maman, ещё раз поблагодарил рукопожатием Теляковского и без всякой свиты отправился к выходу, где оставил свою шинель.
Государь не спешил. Он спокойно шёл по дивным, блистающим мрамором залам музея, где среди Веласкезов, Тицианов, Веронезов были накрыты белыми скатертями, серебром, хрусталём и цветами круглые столы. Кое-где гости уже рассаживались на белые с золотом ампирные стулья.
Пахло цветами. Над тонкими чашками струйками поднимался пар вкусного бульона. Рядом румянились пирожки.
Голые плечи, бриллианты дам, мундиры, эполеты, орденские ленты и звёзды придворных мешались с красными ливреями камер-лакеев, разносивших напитки.
Среди малахитовых и ляпис-лазуревых ваз ровной походкой удалялся от своих слуг всех рангов Государь Император.
Ему на язык почему-то привязалось пятистишие саддукея из пьесы, которое он вполголоса повторял себе в усы, словно маршируя под него:
И эта же толпа, за Ним сегодня
Бежавшая как за своим Царём,
Боготворившая Его, поверит
Посмевшим осудить её Мессию
И будет казни требовать Его!
19
– Корнета графа Петра Лисовецкого – к адъютанту полка! – громко прокричал дежурный по манежу, где Пётр вёл занятия с новобранцами своего эскадрона. Одним махом Пётр спрыгнул с коня, бросил поводья своему вестовому Чайковскому и легко взбежал на второй этаж главного здания казарм, где в штабе полка, рядом с денежным ящиком, был стол адъютанта.
Отрапортовав штаб-ротмистру как полагается, Пётр продолжал держаться по стойке «смирно».
– Вольно, корнет!.. – махнул рукой штаб-ротмистр, но садиться не пригласил. Пётр понял, что либо будут распекать за какое-то упущение по службе, либо пошлют куда-нибудь с пакетом или приказанием. Вышло, слава Богу, второе. – Получена телефонограмма от начальника гвардейского корпуса генерал-лейтенанта Владимира Михайловича Безобразова: «Корнету графу Лисовецкому прибыть к четырём часам в таб гвардейского корпуса, Дворцовая площадь, 4», – сообщил адъютант полка.
Пётр остался стоять в недоумении, поскольку штаб-ротмистр Сашок Стахович, сын бывшего командира их полка, зачитав приказ, и дальше повёл себя слишком официально, хотя в Офицерском собрании они сидели рядом за обеденным столом и были друзьями. Сашок тоже казался очень удивлённым. Немного расслабившись, он потёр себе переносицу и уже другим, добрым и задушевным тоном сказал:
– Пьер, ты чего-нибудь натворил? Сознайся!.. Или, может быть, кого-нибудь не того на дуэль вызвал? Ведь кровь-то у тебя горячая!..
– Сашок, клянусь, что ничего такого за собой не знаю, – удивился Пётр. – Вот те крест! – Он истово перекрестился.
– Ну, Бог даст, ничего страшного не будет… – посочувствовал Стахович, щёлкнул крышкой брегета и добавил: – Ого, уже третий час… Возьми штабной мотор, а то не успеешь к сроку. Я распоряжусь… Если всё обойдётся – с тебя дюжина шампанского…
…Тяжёлая, но хорошо смазанная дубовая дверь главного подъезда штаба легко отворилась, и корнет очутился в высоком вестибюле, где сильно пахло паркетной мастикой. Старик швейцар в форме Преображенского полка принял шинель уланского корнета и, проявив осведомлённость, показал ему на лестницу в бельэтаж, сказав:
– Ваше благородие ждут-с в первом кабинете направо-с…
Пётр, не перестававший удивляться всю дорогу до Петербурга, от надежд на лучшее перешёл к пессимистичному взгляду на вызов сюда, в святилище самых главных богов гвардии.
За высокой дверью морёного дуба сидел у стола адъютант командующего корпусом в полковничьих погонах Семёновского полка. Посмотрев на напольные часы в углу комнаты, он отложил газету, которую просматривал до прихода Петра, встал со своего места и протянул корнету руку для приветствия. Пётр, который было встал во фрунт, удивился радушию незнакомого ему высокого чина и с мальчишеским смущением пожал руку полковнику.
– Мы ведь в гвардии все свои!.. – объяснил свой демократизм полковник, но Петру почудился в его тоне какой-то особый интерес к своей персоне.
Полковник без стука отворил дверь в глубине кабинета, более похожую на шкаф, вошёл внутрь и сказал кому-то:
– Корнет граф Лисовецкий прибыл, ваше высокопревосходительство…
– Пгоси! – раздался низкий грассирующий голос.
С любезным поклоном полковник пропустил Петра внутрь кабинета.
Размеры помещения были внушительны, а обстановка составляла стандартный набор предметов – предел мечтаний высшего слоя российской военной и гражданской бюрократии. В дальнем от входа углу, за массивным дубовым столом с резьбой, еле виднелся невысокого роста генерал-лейтенант, весь заросший волосами, с какими-то шишками на лице, раздутый синеватый нос которого свидетельствовал о десятилетиях его поклонения Бахусу.
Перед столом, в дубовом с кожей кресле, сидел прямой начальник Петра, генерал-майор свиты Его Величества командир лейб-гвардии уланского Её Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны полка князь Сергей Константинович Белосельский-Белозёрский.
Оба генерала вытянули шеи, чтобы из своего далека разглядеть красавца корнета, остановившегося в дверях.
Между ними и юношей был длинный-предлинный дубовый стол с массивными кожаными стульями вдоль него. Панели из морёного дуба, которыми были покрыты стены, за исключением одной, на которой висели несколько карт Европейской России, поглощали много света, падавшего от бра и двух медных люстр с лампочками Эдисона в виде свечей.
– Корнет, идите сюда, к нам! – позвал Белосельский-Белозёрский. По его тону Пётр заключил, что грозы с громом не будет, и, чеканя шаг, как на параде, приблизился к начальству. Он приготовился отрапортовать командиру корпуса о своём прибытии, но тот опередил его, махнул рукой и велел «рапорт отставить!».
Затем кряжистый Безобразов встал, обогнул свой стол и оказался лицом к лицу с юношей. В руках у него была коробочка. Генерал-лейтенант её открыл, достал какой-то знак и прицепил его к лацкану мундира Петра. Корнету было неудобно скосить глаза, чтобы разглядеть знак, и он вытаращил их на командира корпуса.
– Поздравляю! – пробасил Безобразов и пожал руку Петру. – А теперь отметим это дело и расскажешь, как тебе посчастливилось получить столь редкое отличие – Императорский знак в честь 300-летия Дома Романовых… Немногие члены Государственного совета получили такой, а в гвардии ниже полковника – никто…
Генерал-лейтенант хлопнул в ладоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246
Николай не удовлетворился только аплодисментами. Он взошёл на сцену, крепко обнял долговязого Константина Константиновича и расцеловал его.
В особенном восторге были придворные дамы. Теперь на много недель у них появилась добродетельная тема для салонных бесед…
Николай Александрович не захотел растрачивать суетными разговорами за ужином те глубокие религиозные чувства, которые поднял в его душе замечательный спектакль. Он попрощался с Maman, ещё раз поблагодарил рукопожатием Теляковского и без всякой свиты отправился к выходу, где оставил свою шинель.
Государь не спешил. Он спокойно шёл по дивным, блистающим мрамором залам музея, где среди Веласкезов, Тицианов, Веронезов были накрыты белыми скатертями, серебром, хрусталём и цветами круглые столы. Кое-где гости уже рассаживались на белые с золотом ампирные стулья.
Пахло цветами. Над тонкими чашками струйками поднимался пар вкусного бульона. Рядом румянились пирожки.
Голые плечи, бриллианты дам, мундиры, эполеты, орденские ленты и звёзды придворных мешались с красными ливреями камер-лакеев, разносивших напитки.
Среди малахитовых и ляпис-лазуревых ваз ровной походкой удалялся от своих слуг всех рангов Государь Император.
Ему на язык почему-то привязалось пятистишие саддукея из пьесы, которое он вполголоса повторял себе в усы, словно маршируя под него:
И эта же толпа, за Ним сегодня
Бежавшая как за своим Царём,
Боготворившая Его, поверит
Посмевшим осудить её Мессию
И будет казни требовать Его!
19
– Корнета графа Петра Лисовецкого – к адъютанту полка! – громко прокричал дежурный по манежу, где Пётр вёл занятия с новобранцами своего эскадрона. Одним махом Пётр спрыгнул с коня, бросил поводья своему вестовому Чайковскому и легко взбежал на второй этаж главного здания казарм, где в штабе полка, рядом с денежным ящиком, был стол адъютанта.
Отрапортовав штаб-ротмистру как полагается, Пётр продолжал держаться по стойке «смирно».
– Вольно, корнет!.. – махнул рукой штаб-ротмистр, но садиться не пригласил. Пётр понял, что либо будут распекать за какое-то упущение по службе, либо пошлют куда-нибудь с пакетом или приказанием. Вышло, слава Богу, второе. – Получена телефонограмма от начальника гвардейского корпуса генерал-лейтенанта Владимира Михайловича Безобразова: «Корнету графу Лисовецкому прибыть к четырём часам в таб гвардейского корпуса, Дворцовая площадь, 4», – сообщил адъютант полка.
Пётр остался стоять в недоумении, поскольку штаб-ротмистр Сашок Стахович, сын бывшего командира их полка, зачитав приказ, и дальше повёл себя слишком официально, хотя в Офицерском собрании они сидели рядом за обеденным столом и были друзьями. Сашок тоже казался очень удивлённым. Немного расслабившись, он потёр себе переносицу и уже другим, добрым и задушевным тоном сказал:
– Пьер, ты чего-нибудь натворил? Сознайся!.. Или, может быть, кого-нибудь не того на дуэль вызвал? Ведь кровь-то у тебя горячая!..
– Сашок, клянусь, что ничего такого за собой не знаю, – удивился Пётр. – Вот те крест! – Он истово перекрестился.
– Ну, Бог даст, ничего страшного не будет… – посочувствовал Стахович, щёлкнул крышкой брегета и добавил: – Ого, уже третий час… Возьми штабной мотор, а то не успеешь к сроку. Я распоряжусь… Если всё обойдётся – с тебя дюжина шампанского…
…Тяжёлая, но хорошо смазанная дубовая дверь главного подъезда штаба легко отворилась, и корнет очутился в высоком вестибюле, где сильно пахло паркетной мастикой. Старик швейцар в форме Преображенского полка принял шинель уланского корнета и, проявив осведомлённость, показал ему на лестницу в бельэтаж, сказав:
– Ваше благородие ждут-с в первом кабинете направо-с…
Пётр, не перестававший удивляться всю дорогу до Петербурга, от надежд на лучшее перешёл к пессимистичному взгляду на вызов сюда, в святилище самых главных богов гвардии.
За высокой дверью морёного дуба сидел у стола адъютант командующего корпусом в полковничьих погонах Семёновского полка. Посмотрев на напольные часы в углу комнаты, он отложил газету, которую просматривал до прихода Петра, встал со своего места и протянул корнету руку для приветствия. Пётр, который было встал во фрунт, удивился радушию незнакомого ему высокого чина и с мальчишеским смущением пожал руку полковнику.
– Мы ведь в гвардии все свои!.. – объяснил свой демократизм полковник, но Петру почудился в его тоне какой-то особый интерес к своей персоне.
Полковник без стука отворил дверь в глубине кабинета, более похожую на шкаф, вошёл внутрь и сказал кому-то:
– Корнет граф Лисовецкий прибыл, ваше высокопревосходительство…
– Пгоси! – раздался низкий грассирующий голос.
С любезным поклоном полковник пропустил Петра внутрь кабинета.
Размеры помещения были внушительны, а обстановка составляла стандартный набор предметов – предел мечтаний высшего слоя российской военной и гражданской бюрократии. В дальнем от входа углу, за массивным дубовым столом с резьбой, еле виднелся невысокого роста генерал-лейтенант, весь заросший волосами, с какими-то шишками на лице, раздутый синеватый нос которого свидетельствовал о десятилетиях его поклонения Бахусу.
Перед столом, в дубовом с кожей кресле, сидел прямой начальник Петра, генерал-майор свиты Его Величества командир лейб-гвардии уланского Её Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны полка князь Сергей Константинович Белосельский-Белозёрский.
Оба генерала вытянули шеи, чтобы из своего далека разглядеть красавца корнета, остановившегося в дверях.
Между ними и юношей был длинный-предлинный дубовый стол с массивными кожаными стульями вдоль него. Панели из морёного дуба, которыми были покрыты стены, за исключением одной, на которой висели несколько карт Европейской России, поглощали много света, падавшего от бра и двух медных люстр с лампочками Эдисона в виде свечей.
– Корнет, идите сюда, к нам! – позвал Белосельский-Белозёрский. По его тону Пётр заключил, что грозы с громом не будет, и, чеканя шаг, как на параде, приблизился к начальству. Он приготовился отрапортовать командиру корпуса о своём прибытии, но тот опередил его, махнул рукой и велел «рапорт отставить!».
Затем кряжистый Безобразов встал, обогнул свой стол и оказался лицом к лицу с юношей. В руках у него была коробочка. Генерал-лейтенант её открыл, достал какой-то знак и прицепил его к лацкану мундира Петра. Корнету было неудобно скосить глаза, чтобы разглядеть знак, и он вытаращил их на командира корпуса.
– Поздравляю! – пробасил Безобразов и пожал руку Петру. – А теперь отметим это дело и расскажешь, как тебе посчастливилось получить столь редкое отличие – Императорский знак в честь 300-летия Дома Романовых… Немногие члены Государственного совета получили такой, а в гвардии ниже полковника – никто…
Генерал-лейтенант хлопнул в ладоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246