В ответ Родзянке была послана телеграмма, предлагавшая ему выехать на встречу в Псков.
Целый день, от утреннего чая до вечера, Николай почти не разговаривал, против своего обыкновения не выходил гулять на остановках, был бледен, задумчив и ничего не ел. Свитские в Его присутствии с трудом находили безобидные темы для разговоров, которые почти сразу же угасали.
Начинало темнеть, когда «Литерный А» покинул станцию Дно, на этот раз, по уставу, пропустив свитский вперёд. Государь после завтрака так и просидел безучастно в своём кабинете, не выйдя к пятичасовому чаю…
Ко Пскову подошли в полной темноте. Даже легкомысленного оптимиста Воейкова поразило, что на пустынной платформе не было приготовлено почётного караула, а в маленькой группе генералов, стоявших посреди ярко освещённого пространства, узнали только своих, свитских, вышедших из первого литерного поезда, отогнанного уже на запасный путь. Ни генерал-адъютанта Рузского, ни чинов его штаба на дебаркадере не было.
«Литерный А» плавно затормозил. Открылась дверь служебного вагона, свитские ринулись в неё. Из комнаты дежурного на вокзале выглянул какой-то офицер и скрылся. Минут десять спустя через вокзальную площадь протарахтели два штабных мотора и остановились в конце дебаркадера у багажного отделения. Из первого вылезли главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский и его адъютант. Из второго – начальник штаба фронта Данилов-Чёрный, бывший ранее генерал-квартирмейстером у великого князя Николая Николаевича в бытность его Главнокомандующим, и два офицера.
Рузский шёл по платформе в сопровождении своего адъютанта графа Шереметьева, специально взятого им из аристократического семейства, чтобы все видели, как он помыкает им и держит на побегушках. Невысокого роста, согбенный, седой, старый, в резиновых калошах и форме Генерального штаба, он шёл как бы нехотя, нарочито медленно. Когда он проходил мимо группы свитских около служебного вагона, генерал Дубенский обратил внимание на то, что его лицо было испито-бледным, болезненным, а глаза через круглые железные, как у мелкого столоначальника, очки глядели на всех неприязненно и злобно. Мелкого роста седоватый брюнет генерал Данилов со своими офицерами следовал на отдалении нескольких шагов, словно конвой. Он тоже неприветливо оглядел хорошо знакомых ему генералов из свиты Государя и вошёл вслед за Рузским и Шереметьевым в вагон. Офицеры остались ждать в стороне, словно опасаясь подвоха или ареста.
Свитские с перрона тоже вошли в свой вагон, но не успели приступить к Рузскому с расспросами, как появился Воейков и объявил, что Государь готов принять своего генерал-адъютанта.
Николай встретил главнокомандующего Северным фронтом в своём кабинете стоя. Он был в тёмно-серой черкеске, отделанной серебром, с кинжалом на поясе. Лицо его было жёлто-серо, табачного цвета усы и борода сверкали проседью. Глаза были печальны, но когда он начал говорить, ни в тоне, ни в словах не просвечивало и тени беспокойства.Государь не садился, гость тоже стоял, но не по стойке «смирно», как полагалось бы перед монархом и Верховным Главнокомандующим. Генерал горбился, его большой нос был опущен к полу, и весь он походил, в своей чёрной форме Генерального штаба, на зловещего ворона.
Спокойно, со всегдашним своим оттенком любезности Николай рассказал, как его поезд был остановлен в Малой Вишере и как он оттуда решил ехать к ближайшему аппарату Юза, то есть сюда, во Псков. Он сообщил, что ждёт сюда Председателя Государственной думы Родзянко, которого телеграммой назначил главой кабинета и поручил выбрать министров. Рузского он просил доложить о положении на Северном фронте.
– Сообщения о происходящем в Петрограде и Москве получены мною из Ставки, – подняв наконец свой нос от пола и посмотрев куда-то в середину лба Императора, холодно сказал Рузский. – Угодно ли Вашему Величеству принять о них доклад?
– Угодно, – коротко ответил царь. – Доложите мне всё сегодня в девять, после обеда.
Рузский понял, что сейчас ему следует выйти. В свитском салоне обер-гофмаршал князь Долгоруков передал ему приглашение к царскому обеду в восемь вечера. Данилов, который молча сидел в салоне, не отвечая на расспросы свитских, тоже получил такое приглашение.
У Рузского, державшего ещё в руках картонный квадратик приглашения к обеду с напечатанным на нём коротким, отнюдь не роскошным меню, на злом лице промелькнуло что-то человеческое. Он сел и утомлённо откинулся на спинку дивана. Вокруг него столпились Фредерикс, Дубенский, Воейков, Мордвинов. Маленький адмирал сидел на другом диване, рядом с Даниловым, и пыхтел своей любимой сигарой.
Когда генералы вокруг Рузского перестали издавать отдельные восклицания в виде вопросов, Фредерикс обратился к генерал-адъютанту:
– Николай Владимирович, вы знаете, что Его Величество даёт ответственное министерство и назначил Родзянку премьером. Теперь Государь едет в Царское. Там находится Императрица и вся Семья, дети больны корью, а в столице беспорядки. Когда стало известно, что проехать прямо в Царское Село нельзя, Его Величество в Малой Вишере приказал следовать к вам, в Псков, и вы должны помочь Государю наладить дела…
– Теперь уже поздно, – лениво и неприязненно отозвался Рузский, – я много раз говорил, что необходимо идти навстречу Государственной думе и давать те реформы, которых она требует. Меня не слушали. Голос хлыста Распутина имел большее значение… Им управлялась Россия… Потом появился сумасшедший Протопопов, ничтожный и неизвестный премьер князь Голицын… Все говорят о сепаратном мире…
Генералы стали ему возражать, говорить, что он сгущает краски и многое в его словах – бредни оппозиции. Подал голос и граф Фредерикс.
– Помилуйте, что вы говорите!.. – обидчиво сказал он. – Я никогда не был сторонником Распутина, я его не знал… Кроме того, вы ошибаетесь, он вовсе не имел такого влияния на все дела…
– О вас, граф, никто не говорит, – раздражённо отвечал Рузский с таким подтекстом, что ты, дескать, старая развалина, вовсе не в счёт, – вы в стороне стоите…
– Но что же теперь делать? – почти выкрикнул Воейков.
– Теперь надо сдаваться на милость победителя… – злобно окрысился на свитских генерал-адъютант, главнокомандующий Северным фронтом. Эта фраза ясно говорила о том, что Дума, бунтующий Петроград и высшее армейское командование сговорились против Государя. После разговора с Рузским ближайшее окружение царя поняло, что последняя надежда на командующего Северным фронтом – испаряется.
Николай пока не знал об этом, как и не догадывался о том, что Рузский состоит в одном заговоре с Алексеевым и Гурко против него.
Через несколько минут всех пригласили в вагон-столовую на обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246
Целый день, от утреннего чая до вечера, Николай почти не разговаривал, против своего обыкновения не выходил гулять на остановках, был бледен, задумчив и ничего не ел. Свитские в Его присутствии с трудом находили безобидные темы для разговоров, которые почти сразу же угасали.
Начинало темнеть, когда «Литерный А» покинул станцию Дно, на этот раз, по уставу, пропустив свитский вперёд. Государь после завтрака так и просидел безучастно в своём кабинете, не выйдя к пятичасовому чаю…
Ко Пскову подошли в полной темноте. Даже легкомысленного оптимиста Воейкова поразило, что на пустынной платформе не было приготовлено почётного караула, а в маленькой группе генералов, стоявших посреди ярко освещённого пространства, узнали только своих, свитских, вышедших из первого литерного поезда, отогнанного уже на запасный путь. Ни генерал-адъютанта Рузского, ни чинов его штаба на дебаркадере не было.
«Литерный А» плавно затормозил. Открылась дверь служебного вагона, свитские ринулись в неё. Из комнаты дежурного на вокзале выглянул какой-то офицер и скрылся. Минут десять спустя через вокзальную площадь протарахтели два штабных мотора и остановились в конце дебаркадера у багажного отделения. Из первого вылезли главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский и его адъютант. Из второго – начальник штаба фронта Данилов-Чёрный, бывший ранее генерал-квартирмейстером у великого князя Николая Николаевича в бытность его Главнокомандующим, и два офицера.
Рузский шёл по платформе в сопровождении своего адъютанта графа Шереметьева, специально взятого им из аристократического семейства, чтобы все видели, как он помыкает им и держит на побегушках. Невысокого роста, согбенный, седой, старый, в резиновых калошах и форме Генерального штаба, он шёл как бы нехотя, нарочито медленно. Когда он проходил мимо группы свитских около служебного вагона, генерал Дубенский обратил внимание на то, что его лицо было испито-бледным, болезненным, а глаза через круглые железные, как у мелкого столоначальника, очки глядели на всех неприязненно и злобно. Мелкого роста седоватый брюнет генерал Данилов со своими офицерами следовал на отдалении нескольких шагов, словно конвой. Он тоже неприветливо оглядел хорошо знакомых ему генералов из свиты Государя и вошёл вслед за Рузским и Шереметьевым в вагон. Офицеры остались ждать в стороне, словно опасаясь подвоха или ареста.
Свитские с перрона тоже вошли в свой вагон, но не успели приступить к Рузскому с расспросами, как появился Воейков и объявил, что Государь готов принять своего генерал-адъютанта.
Николай встретил главнокомандующего Северным фронтом в своём кабинете стоя. Он был в тёмно-серой черкеске, отделанной серебром, с кинжалом на поясе. Лицо его было жёлто-серо, табачного цвета усы и борода сверкали проседью. Глаза были печальны, но когда он начал говорить, ни в тоне, ни в словах не просвечивало и тени беспокойства.Государь не садился, гость тоже стоял, но не по стойке «смирно», как полагалось бы перед монархом и Верховным Главнокомандующим. Генерал горбился, его большой нос был опущен к полу, и весь он походил, в своей чёрной форме Генерального штаба, на зловещего ворона.
Спокойно, со всегдашним своим оттенком любезности Николай рассказал, как его поезд был остановлен в Малой Вишере и как он оттуда решил ехать к ближайшему аппарату Юза, то есть сюда, во Псков. Он сообщил, что ждёт сюда Председателя Государственной думы Родзянко, которого телеграммой назначил главой кабинета и поручил выбрать министров. Рузского он просил доложить о положении на Северном фронте.
– Сообщения о происходящем в Петрограде и Москве получены мною из Ставки, – подняв наконец свой нос от пола и посмотрев куда-то в середину лба Императора, холодно сказал Рузский. – Угодно ли Вашему Величеству принять о них доклад?
– Угодно, – коротко ответил царь. – Доложите мне всё сегодня в девять, после обеда.
Рузский понял, что сейчас ему следует выйти. В свитском салоне обер-гофмаршал князь Долгоруков передал ему приглашение к царскому обеду в восемь вечера. Данилов, который молча сидел в салоне, не отвечая на расспросы свитских, тоже получил такое приглашение.
У Рузского, державшего ещё в руках картонный квадратик приглашения к обеду с напечатанным на нём коротким, отнюдь не роскошным меню, на злом лице промелькнуло что-то человеческое. Он сел и утомлённо откинулся на спинку дивана. Вокруг него столпились Фредерикс, Дубенский, Воейков, Мордвинов. Маленький адмирал сидел на другом диване, рядом с Даниловым, и пыхтел своей любимой сигарой.
Когда генералы вокруг Рузского перестали издавать отдельные восклицания в виде вопросов, Фредерикс обратился к генерал-адъютанту:
– Николай Владимирович, вы знаете, что Его Величество даёт ответственное министерство и назначил Родзянку премьером. Теперь Государь едет в Царское. Там находится Императрица и вся Семья, дети больны корью, а в столице беспорядки. Когда стало известно, что проехать прямо в Царское Село нельзя, Его Величество в Малой Вишере приказал следовать к вам, в Псков, и вы должны помочь Государю наладить дела…
– Теперь уже поздно, – лениво и неприязненно отозвался Рузский, – я много раз говорил, что необходимо идти навстречу Государственной думе и давать те реформы, которых она требует. Меня не слушали. Голос хлыста Распутина имел большее значение… Им управлялась Россия… Потом появился сумасшедший Протопопов, ничтожный и неизвестный премьер князь Голицын… Все говорят о сепаратном мире…
Генералы стали ему возражать, говорить, что он сгущает краски и многое в его словах – бредни оппозиции. Подал голос и граф Фредерикс.
– Помилуйте, что вы говорите!.. – обидчиво сказал он. – Я никогда не был сторонником Распутина, я его не знал… Кроме того, вы ошибаетесь, он вовсе не имел такого влияния на все дела…
– О вас, граф, никто не говорит, – раздражённо отвечал Рузский с таким подтекстом, что ты, дескать, старая развалина, вовсе не в счёт, – вы в стороне стоите…
– Но что же теперь делать? – почти выкрикнул Воейков.
– Теперь надо сдаваться на милость победителя… – злобно окрысился на свитских генерал-адъютант, главнокомандующий Северным фронтом. Эта фраза ясно говорила о том, что Дума, бунтующий Петроград и высшее армейское командование сговорились против Государя. После разговора с Рузским ближайшее окружение царя поняло, что последняя надежда на командующего Северным фронтом – испаряется.
Николай пока не знал об этом, как и не догадывался о том, что Рузский состоит в одном заговоре с Алексеевым и Гурко против него.
Через несколько минут всех пригласили в вагон-столовую на обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246