Больной отец и мать, узнав о его ранении, бросились к нему, но не застали в живых. Гибель сына ускорила смерть Константина Константиновича и ужасно подействовала на Царскую Семью. Любимый участник детских игр старших Дочерей царя, Олег, единственный из сыновей великих князей, решил идти в действующую армию, а не устраиваться по протекции отца в какой-нибудь штаб или тыловое подразделение, как это практиковали другие молодые члены Семейства Романовых…
И всё же начало приятного путешествия, весёлый летний дождь, стучащий по крыше и залетающий в приоткрытые вагонные окна, не смогли до конца отвлечь Николая от грустных мыслей. Да и светло-сиреневый конверт наводил на размышления о серьёзных проблемах, которые он собрался решать в этот раз на Ставке. Его всё меньше удовлетворяло то Верховное командование, которое осуществлял Николаша, с чередой отступлений и пораженческими настроениями в генеральской среде, претензии великого князя на нечто большее, чем предводительствование армией в великой войне. А Аликс не только разделяла его сомнения в том, что Николаша плохо справляется со своими обязанностями, но шла даже дальше и ещё два месяца тому назад стала собирать факты злокозненного отношения дяди к ней, а следовательно, и к Ники.
Дома, в Царском Селе, Николай старался не обсуждать с Аликс этот деликатный вопрос. Он всё-таки любил Николашу. Мужская солидарность и офицерская порядочность мешали ему откровенно высказываться в разговорах с женой о дядюшке. Но и у него самого назревал кризис в отношениях с Николашей. Он начинал чувствовать неискренность в разговорах великого князя, жёсткий напор его и «галок» в предоставлении Верховному Главнокомандующему новых прерогатив и прав, прорывающиеся нотки высокомерия в речах. Николай, как порядочный человек, совершенно не терпел двуличия. А многое теперь стало говорить за то, что Николаша, в роли Верховного Главнокомандующего, становится не только плох, но даже опасен.
Вот и предстояло в нынешнюю поездку на Ставку окончательно разрешить многие сомнения и сделать выводы на будущее. Может быть, даже очень решительные.
«Какие сюрпризы на этот раз приготовила мне жёнушка?» – подумал Николай, садясь в удобное кресло подле письменного стола и вспарывая бронзовым ножом для бумаг светло-сиреневый конверт.
«Ц. С.
10 июня 1915 г.
Мой родной, бесценный,
С особенно тяжёлым сердцем отпускаю я тебя в этот раз – положение так серьёзно и так скверно, и я жажду быть с тобою, разделить твои заботы и огорчения. – Ты всё переносишь один с таким мужеством! Позволь мне помочь тебе, моё сокровище. – Наверное, есть дела, в которых женщина может быть полезной. – Мне так хочется облегчить тебя во всём, а министры всё ссорятся между собою в такое время, когда все должны бы работать дружно, забыв личные счёты, и работать лишь на благо Царя и отечества. – Это приводит меня в бешенство, – Другими словами, это измена, потому что народ об этом знает, видит несогласие в правительстве, а левые партии этим пользуются…»
Николай прервал на минуту чтение письма для того, чтобы закурить папиросу. Выпустив первое колечко дыма, он откинулся в кресле и представил себе, как милая Аликс сидит в своём будуаре за письменным столом и твёрдым, уверенным почерком без помарок быстро-быстро пишет ему следующее письмо.
«Мало ей тяжести оставаться одной во время моих, слава Богу, теперь частых поездок в войска, так Солнышко решила взвалить на свои плечи и мои заботы, вникая в государственные дела… И оказывается, она в этом кое-что понимает!.. – подумал Николай, вспоминая строки письма Аликс. – Правильно она подметила, что ссоры и интриги министров друг против друга оборачиваются большим ущербом для реноме всего правительства… Кое-кого давно пора удалить из состава Кабинета, но поди ж ты, где взять новых, честных и порядочных деятелей?.. Ведь всегда в России было плохо с кадрами, а теперь, когда многие умные люди из той среды, откуда и надо черпать государственные умы, вовсю заигрывают с Гучковыми, Родзянками и другими разбойниками из «общественности», и положиться-то не на кого…»
Николай вздохнул, затянулся папиросой и снова взялся за письмо.
«…Если б ты только мог быть строгим, мой родной, это так необходимо, они должны с л ы ш а т ь твой голос и видеть неудовольствие в твоих глазах. – Они слишком привыкли к твоей мягкой, снисходительной доброте. – Иногда даже тихо сказанное слово далеко доходит, но в такое время, как теперь, необходимо, чтобы послышался твой голос, звучащий протестом и упрёком, раз они не исполняют твоих приказаний или медлят с их исполнением. – Они должны научиться дрожать перед тобой… Ты должен просто приказать, чтобы то или иное было выполнено, не спрашивая, исполнимо это или нет (ты ведь никогда не попросишь чего-нибудь неразумного или невозможного). Прикажи, например, чтобы, как во Франции (республике), те или другие заводы выделывали бы гранаты, снаряды (если пушки и ружья слишком сложно), пусть большие заводы пошлют инструкторов. Где есть воля, там найдётся и способ её осуществления. Они должны все понять, что ты настаиваешь на том, чтоб твои приказания немедленно исполнялись. – Они должны подыскать людей, заводчиков, чтобы наладить всё, пусть они сами наблюдают за ходом работы. Ты знаешь, как даровит наш народ…
Двинь их на работу, и они всё смогут сделать, – только не проси, а приказывай, будь энергичен на благо твоей родины…»
«И это дельно она предлагает, – мелькнула у царя мысль, – вот только затягивание гаек от моего имени в частной промышленности сейчас, когда так бурно вроде бы взялась за дело «общественность», создавая для помощи армии Военно-промышленные комитеты, пойдёт вразрез с моей политикой смягчения острых углов во время войны, когда всякие громкие раздоры недопустимы…
Может быть, позже, когда я найду достаточно сильную кандидатуру на пост министра промышленности, можно будет вернуться к вопросу о милитаризации военных фабрик и заводов… Но сейчас… Сейчас надо будет выпустить пар из котла общественного недовольства положением со снарядами и винтовками тем, что придётся пойти навстречу просьбе Николаши об отставке Сухомлинова, а там – посмотрим… Для начала создадим комиссию по разбирательству вины министра в недостатке боевых припасов и оружия, взвесим вину других лиц, в том числе самого Николаши и дяди Сергея… Если серьёзно разобраться, то вину Сухомлинова никому не удастся доказать. Говорил же мне Андрей, как могло артиллерийское ведомство в ноябре 14-го года ответить, что надобности в снарядах не встречается, в то время как из армии сыпались требования на снаряды?.. Да и Сухомлинов мне докладывал, что был возмущён этим ответом Главного артиллерийского управления и в своём письме Янушкевичу поставил супротив этих строчек три восклицательных знака и сообщил, что заказ на снаряды был дан ГАУ только тогда, когда он пошёл «на них (то есть ведомство великого князя Сергея) войной».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246