– Тут мы с тобой товарищи по несчастью, друг мой альв. Колониальная политика британцев привела к тому, что многие индусы, как и представители других народностей Индии, стали общаться на английском языке.
– Однако же вы не объявили из-за этого войну Великобритании?
– Ну… нет.
– Вот то-то же! Что случилось, то случилось, и с этим нужно смириться. Я согласен, что мы, альвы, могли бы создать свою особую культуру, и это было бы замечательно. Но мы не сумели – и это наша вина, а не ваша.
– Нет, наша! Мы не должны были вмешиваться в вашу жизнь, мы должны были предоставить вам возможность следовать по естественному историческому пути. Вы бы и сами, без нашей помощи, достигли звезд.
– На это потребовалось бы как минимум три тысячи лет, – возразил Григорий Шелестов. – Три тысячи лет кровопролитных войн, голода, болезней, страданий. Сотни поколений альвов, живущих в беспросветном мраке невежества… Неужели вы смогли бы спокойно наблюдать за этим? Нет! Вы, люди, слишком добрая и гуманная раса. Вам больно было смотреть даже на этих злобных габбаров, которые без устали лупили друг друга дубинками по головам. Мы вас предупреждали, просили: оставьте их в покое, эти существа никогда не станут цивилизованным народом, они просто поменяют дубинки на лазерные ружья, а внутри останутся такими же дикарями. Но вы не послушались нас, вы принесли им цивилизацию, которой они не заслуживали… И я уверен: это габбары с оборотнями-пятидесятниками виноваты во всем, что случилось. Им чуждо чувство признательности, они не ведают, что такое благодарность. Но я не представляю, как могли мои братья-альвы пойти у них на поводу. Это выше моего понимания. Это… это какое-то безумие! Мы попали в ужасное время – время, когда попраны все божеские законы…
С этими словами альв вразвалку прошел в свободный угол каюты, опустился на колени и что-то забормотал на незнакомом мне языке. Компьютер услужливо перевел:
– Отче наш, иже еси на небеси…
Агаттияр отключил интерком и повернулся ко мне:
– Ну, что вы об этом думаете? Я растерянно пожал плечами:
– Даже не знаю. Кто из них прав?
– Каждый по-своему. У каждого своя правда, и в этом весь трагизм нынешней ситуации. Беда случается не тогда, когда правда сталкивается с не правдой; обычно правда, как это ни патетично звучит, побеждает. Но если в конфликт вступают две разные правды, то победивший, как правило, становится не правым. Он просто нивелирует свою правду своей же собственной победой, надругательством над другой правдой.
Профессор ненадолго задумался, потом снова заговорил:
– Вот вам такая аналогия. Не очень корректная, впрочем, но все же… Представьте себе компанию мальчишек, которыми верховодит паренек постарше. Мальчики смотрят на него снизу вверх, для них он непререкаемый авторитет, и каждое его слово – закон. Паренек многое знает и умеет, он учит своих младших товарищей разным полезным вещам, он сильный, и с ним не страшно даже ночью в лесу. Словом, идиллия. Пока что сплошная благодать, вы согласны?
– Да, – кивнул я, уже начиная понимать, к чему ведет Агаттияр.
– Но вот прошли годы, – продолжал он. – Мальчики стали подростками, а тот паренек уже превратился во взрослого юношу. В какой-то момент ситуация изменилась, но юноша не заметил этого. Для него эти ребята по-прежнему оставались детьми, и обращался он с ними соответственно. Он уже не был настолько умнее, настолько сильнее и опытнее их, но все еще имел над ними огромную власть. Подросткам это не нравилось, они начинали исподволь роптать, однако не решались подойти к своему вожаку и прямо сказать: «Мы уже выросли, мы стали другими. Ты, безусловно, среди нас самый главный – и все же давай пересмотрим наши отношения». Но ребята так не поступили. Вместо этого они собрались тайком в кружок и ну вспоминать былые обиды:
«Он часто давал мне подзатыльники…»
«А надо мной он насмехался…»
«Он подавил мою личность, не позволил мне стать тем, кем бы я стал без него…»
«А у меня когда-то отнял карманные деньги…»
Ну и так далее в том же духе. В конце концов ребята так раззадорили себя, что некоторые из них отправились выяснять отношения со своим вожаком. Они вместе набросились на него – сначала не всерьез, а скорее шутки ради, но вскоре убедились, что он совсем не такой сильный, как им казалось раньше. А тогда и те подростки, что стояли в стороне, присоединились к своим товарищам, им тоже захотелось поучаствовать в низвержении своего недавнего кумира. Вот так и закончилась вся идиллия.
Пару минут я размышлял над услышанным.
– Получается, что по-своему эти ребята были правы: они уже выросли, а их вожак по-прежнему обращался с ними как с малыми детьми. Но, когда они принялись избивать его, вся их правда сошла на нет. Потому-то они и вспомнили все мелкие обиды и недоразумения, которые всегда случаются даже между самыми близкими друзьями. Они убедили себя в том, что он всегда желал им зла, что их поступок вполне оправдан, что они фактически защищались, избавляя себя от жестокой тирании.
– Совершенно верно. А вот если бы тот юноша сумел дать отпор ребятам, хорошенько поколотил бы их в ответ, то виновным оказался бы он – ведь негоже взрослому человеку избивать детей. Когда Иные начали против нас войну, люди были в шоке. Мы долгое время поверить не могли, что это происходит всерьез, долго не решались нанести в полную силу ответный удар и только защищались. А когда до нас наконец дошло, что наши младшие братья выросли, что они уже достаточно сильны и вполне могут одолеть нас, было слишком поздно. Мы потерпели поражение, а наши бывшие подопечные стали нашими тюремщиками.
– И что же будет теперь? – спросил я.
– Не знаю, мистер Матусевич. Для нынешней ситуации не годятся уже никакие аналогии. Все слишком серьезно, слишком трагично. До войны общая численность человечества превышала семьсот миллиардов, а сейчас, согласно разведданным Терры-Галлии, нас осталось едва ли более пятидесяти. И уже не имеет значения, что Иные не проводили против людей геноцида, что человечество просто стало вымирать, отказываясь размножаться в неволе. В любом случае причиной тому были чужаки. Этого нельзя ни простить, ни забыть. Как бы ни разворачивались дальнейшие события, ясно одно: примирения не будет.
– Значит, война до победного конца? До полного истребления одной из воюющих сторон?
– Боюсь, что да.
Агаттияр на несколько секунд вывел на экран изображение из шестой каюты. Альв Григорий Шелестов, как и прежде, стоял в углу на коленях и бормотал слова молитвы.
– Несчастное существо, – грустно и почти что с сочувствием промолвил профессор. – Ребенок, которого ветры времени занесли в эпоху жестоких и озлобленных подростков. Ему нет места ни по эту, ни по ту сторону баррикад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81