И все. Но Джек был доволен.
Старые друзья по борьбе тоже объявились, но не так быстро. В письме от тренера Клума значилось: "Джек, ты был прав. Борцовские уши на девице не смотрятся". Тренеры Хадсон и Шапиро тоже поздравили Джека. Хадсон выразил надежду, что Джек не принимает женские гормоны и что его груди — накладные, а не имплантированные. Шапиро интересовался, что сталось с красавицей-славянкой, чье имя он забыл, — он надеялся увидеть ее по телевизору на оскаровской церемонии, но ее не показали.
Он, конечно, имел в виду Клаудию, но Джек ничего не знал о ней. Она не вышла на связь, как и Ной Розен (впрочем, Джек и не рассчитывал получить от него весточку). Ни звука и от Мишель Махер. Она пропала, будто не было, — Герман Кастро знал, что она поступила на медицинский, но потерял ее еще в университете. Сам Герман, конечно, написал Джеку — всего одну строчку: "Поздравляю, амиго, ты пробился в финал".
Вот именно, точно так Джек себя и чувствовал — что играл в финале, но проиграл вчистую. Он не мог предсказать, будут у него еще финалы или нет; кто знает, может быть, тот день был первым и последним.
Да, и "Терминатор 2: Судный день", и "Голый пистолет — 2?: Запах страха" собрали куда большую кассу, чем "Чинно-благородно", но благодаря этому "мелкому" фильму и номинации на "Оскар" Джека стали узнавать в лицо — причем все сразу. Узнавать и как мужчину, и как женщину — все же чаще как мужчину, Джек не собирался ходить на приемы в женском платье. Отныне он был знаменитость.
Эмма приняла самые решительные меры, чтобы Джек извлек из этого нового статуса максимум выгоды. Она заставила Джека говорить, что он "пишет", — хотя, разумеется, он и не думал ничего писать.
— В подробности входить не надо. Просто говори, что ты все время пишешь.
Эта фраза превратилась для Джека в верное средство завершить беседу с любым журналистом. Звучала она несколько угрожающе, словно бы он готовил что-то жутко разоблачительное. Но кого или что он собирается разоблачать, вот в чем вопрос!
— Этой фразой ты напускаешь туман, окутываешь себя ореолом таинственности, — объясняла Эмма. — Ты и так ассоциируешься с жанром "нуар", поэтому стоит немного сгустить краски, тобой будут только больше интересоваться.
Иные журналисты вообще хотели говорить только о том, что Джек пишет; они просто бесились из-за того, что он решительно отказывался раскрывать, что именно. Ему нравилось повторять эту фразу уже потому, что она вызывала такую реакцию.
— Нет, у меня нет ни малейших планов остепеняться, заводить детей, жениться — ничего подобного, по крайней мере не сейчас, — так обычно начинал Джек. — Сейчас самое время сосредоточиться на работе.
— Вы имеете в виду кино?
— Разумеется, но не только, ведь я еще пишу.
— Что же вы такое пишете?
— Кое-что, да ведь тут какое дело, я пишу все время.
Дошло до того, что нездоровый интерес к его "писательству" начала проявлять Алиса.
— Надеюсь, ты не мемуары готовишь! — нервно смеялась она.
Лесли Оустлер смотрела на Джека с печалью — наверное, жалела, что показала ему в свое время свою иерихонскую розу; если Джек станет писателем, он непременно ее припомнит.
Эмма говорила Джеку, что мама все время сверлит ей мозги — все-то ей хочется узнать, не читала ли Эмма Джекову писанину. Эмма считала, что запущенный ими слух жутко веселый; Джек придерживался совершенно противоположного мнения. Он не понимал, зачем играть в такую игру.
После смерти Миры Ашхайм (о ней Джек узнал из газет, никто и не подумал ему позвонить) Боб Букман сказал ему, что с агентством "талантливой молодежи" ему больше не нужно иметь дела. У него уже есть агент в Си-эй-эй, и этого достаточно, тем более у Джека был не только Боб, а еще и адвокат по делам киноиндустрии Алан Херготт.
— Тебе если и нужен менеджер, то финансовый, — так говорил Джеку Алан.
Джек хотел поддерживать деньгами мать, поэтому нашел финансового менеджера в Буффало, штат Нью-Йорк. Звали его Уиллард Саперстон, у него имелись связи в Торонто. А канадские налоги душили Джека хуже удавки. Первым делом Уиллард посоветовал Джеку принять американское гражданство, что он немедленно исполнил. Затем он стал "инвестором" в предприятии "Дочурка Алиса", благодаря этому матери не приходилось больше платить "зверские" налоги с каждого полученного от сына доллара.
Джек подумал, что маме, может быть, стоит и вовсе продать салон и уйти из татуировочного бизнеса; еще он подумал, что если Алису и Лесли связывали прежде всего финансовые дела (он до сих пор не знал, так это или нет), то, может, Алиса заодно бросит и миссис Оустлер.
Но Алиса была в тату-мире своей, это был ее единственный дом, единственное дело, которое она умела делать хорошо; и каковы бы ни были изначальные посылки для сближения ее с миссис Оустлер, Алиса стала жить с ней по доброй воле, что бы там Джек себе ни воображал. Они стали парой на всю жизнь. Как сказал Татуоле, мама Джека самая настоящая "Дочурка Алиса", целиком и полностью, она и хиппи и моряк и умеет соответствовать своему тату-псевдониму.
Джек, наверное, чаще бы наведывался в Торонто, если бы смирился с этим — а равно и с тем фактом, что никогда не сможет говорить с мамой об отце.
Можно легко представить себе, как в различных статьях и интервью обыгрывалась история Джека — то, что он сын татуировщицы и никогда не видел отца. Еще бы, ведь Джек — начинающий молодой актер, уже добившийся большого успеха. Прессу хлебом не корми, дай написать про человека с экзотическим детством, да вдобавок, конечно, ее возбуждает сама идея "дисфункции", разлома во всем, что связано с жизнью знаменитости. Как сказал один репортер, "на прошлом Джека лежит печать, словно гигантская татуировка"; это звучало тем экзотичнее, что ни у Алисы, ни у Джека никаких татуировок на теле не было.
Канадское телевидение мечтало сделать интервью с Джеком и его мамой в салоне Дочурки Алисы. Как только очередной американский журнал печатал очередную фотографию Джека с какой-нибудь женщиной (за исключением Эммы, все они были сплошь американки, да и сама Эмма приняла американское гражданство), репортер из Си-би-си немедленно летел на Квин-стрит к Алисе и допрашивал ее, "серьезны" ли эти отношения ее сына.
— Ну что вы, я никогда не донимаю Джека расспросами про его личную жизнь, — неторопливо, как полагается человеку, вечно пребывающему под кайфом, отвечала Алиса под завывания Боба Дилана на заднем плане. — А Джек не донимает меня расспросами о моей.
В Нью-Йорке Джек познакомился с наследницей большого состояния из рода мясных королей. Звали ее Саманта, она была старше Джека и обожала переодевать его в свою одежду — разумеется, не для того, чтобы в этаком виде отправляться на прием или в ресторан. Джек никогда не появлялся на публике в женском платье, да и с Самантой вместе пробыл недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266