— Как еще он мог тебя увидеть, Джек?
— Она же спятила, правда? — спросил Джек. — Моя мать была чертова сумасшедшая!
— Лассе мне раскрыл глаза на одну вещь, — сказал Матс. — Он как-то сказал, что "органисты делаются органистами потому, что однажды в жизни встречают другого органиста".
Джек не понял, Линдхардт продолжил:
— Ну а многие женщины теряют рассудок потому, что не могут забыть свою первую любовь. Разве это так сложно понять?
Джек поблагодарил Линдхардта за рассказ и за музыку. Из Цитадели Джек вынес разочарование — он так и не увидел ни одного солдата, наверное, они в дождь не выходят из казарм. Еще он вынес ярость и ужас и чудовищную печаль — такие же, наверное, какие пережил его отец; Джек попытался вообразить себе, что чувствовал папа, отправляясь вслед за ним и мамой в Стокгольм.
Сев на паром, он стал думать, какие еще открытия ждут его — что еще налгала ему добрая мама, где еще она обвела его вокруг пальца? К примеру, в Копенгагене его спас, оказывается, не самый маленький солдат, а мальчик; а потом добрая мама сделала все, чтобы его спаситель расстался с жизнью. Джек помнил, как их спас шведский бухгалтер; интересно, правда это или ложь? Кого милая мама сжила со свету в Стокгольме?
До чего лживы наши воспоминания; мы храним в памяти не фотографии, а раскрашенные открытки. Пушистый нетронутый снег, рождественские свечи в окнах; только ран, зияющих в телах и душах детей, не видно. Джек был уверен: то, что он помнит про стокгольмскую церковь Ядвиги Элеоноры, про ее золотой алтарь, про встречу с Торвальдом Тореном, юным шведом-органистом, — все это искажено, неверно, не происходило в действительности.
Торвальд, однако, оказался реальным, Джек сразу его узнал. Но Уильям не спал ни с одной хористкой, не говоря уже о трех! Алиса выдумала Ульрику, Астрид и Венделу из головы, поэтому, конечно, Джек и не помнил их лиц. В Стокгольме его папа соблюдал целибат не хуже католического священника — ну, почти.
Церковь Ядвиги Элеоноры была лютеранской, Торвальд очень обрадовался, получив Уильяма в помощники; Уильям был старше и многому его научил. Но долго это не продлилось — Алиса, не теряя времени даром, в два счета настроила всю паству против Уильяма, изобразив его неверным мужем и беглым отцом.
— Я, конечно, старался как мог, каждое воскресенье убеждал людей в обратном, — сказал Торвальд Джеку, — но ничто не могло затмить образ твоей мамы с тобой в "Гранд-отеле". Ее там видели все, буквально все, и занималась она не чем-нибудь, а снимала клиентов, и, конечно, это была не жизнь для тебя — ты же был как зверь в зоопарке, как картина на выставке! И там, в "Гранде", и на озере Меларен, где ты катался на коньках с папиной любовницей, — мама тебя водила по городу как диковину!
— Что? — переспросил Джек.
Не мог же Торвальд назвать жену Торстена Линдберга папиной любовницей! Ее звали Агнета Нильсон, она просто любила свою девичью фамилию, так помнил Джек.
Торвальд Торен покачал головой.
— Джек, лучше тебе поговорить с самим Торстеном Линдбергом, — сказал он.
Джек так и планировал сделать, просто встретил Торвальда первым — зашел в церковь. Линдберга, оказалось, найти не сложнее — он по сию пору завтракал в "Гранде".
Разумеется, Агнета Нильсон никогда не была замужем за Торстеном — тот вообще был гей, всю жизнь. Агнета преподавала хоровое пение в Королевской консерватории в Стокгольме, Уильям был ее любимый ученик. В скорби по Нильсу Рингхофу — и по Карин, которую Уильям глубоко любил, — он искал покоя и нашел его в объятиях женщины постарше.
Если папа хочет видеть сына в Стокгольме не только за завтраком в "Гранд-отеле", то, настояла Алиса, он должен отправить свою любовницу на каток кататься с Джеком.
Джек хорошо помнил фразу по-английски и по-шведски, которую его заставила заучить мама:
— Если у вас есть немного времени, у меня есть комната и оборудование (Jag har rum och utrustning, om ni har tid ).
Да, хорошенький танец заставила их — и Джека и папу — танцевать добрая мама!
— Разумеется, она все это делала сознательно; когда нужно было кого-нибудь помучить, у нее голова отлично работала! Она только и мечтала, как сделать им побольнее — и папе твоему, и бедняжке Агнете, — сказал Торстен Линдберг Джеку за завтраком в "Гранде". — Я уверен, твоя мамаша знала, что у Агнеты больное сердце; наверное, это ей твой папа рассказал — разумеется, без малейшей задней мысли.
— Агнета умерла? — ахнул Джек.
— Да, она умерла. Пугаться не надо — она умерла годы спустя, ничего драматического, не на льду. Я даже не хочу сказать, что катание с тобой ускорило ее гибель.
— А история с директором отеля?
— Какая история?
— Ну, он вроде деньги вымогал у мамы, нет?
— Разумеется, нет. Она его соблазнила, а затем всем об этом рассказала, выставила историю напоказ — для того, наверное, чтобы лишний раз обесчестить твоего отца в глазах окружающих, другое дело, что в действиях Алисы вообще не было никакой логики, на мой взгляд.
Тот факт, что Торстен Линдберг гей, нормальный человек определял за километр, но разве мог это понять Джек в свои четыре года? Бухгалтер не изменился ни на йоту, те же габариты, тот же аппетит. Джек и сам ел немного больше обычного — не потому, что был растроган нахлынувшими воспоминаниями (в былые времена он тут наедался, как Робин-Бобин-Барабек, правда, как он теперь понял, на самом деле играл роль в спектакле для папы), а потому, что ему нужно было набрать вес для будущей роли неудачливого сценариста, но успешной порнозвезды в фильме по "Глотателю".
После завтрака Джека едва не стошнило (с непривычки), но он сумел попросить у Линдберга показать ему иерихонскую розу. Джек думал, в мире есть прочные вещи, на которые он может опереться, и иерихонская роза — среди них, особенно та, что делала его мама.
— Какую еще розу тебе показать, Джек?
— Ну ладно, давай тогда хотя бы рыбу. У тебя на руке, если я правильно помню, японская татуировка, рыба.
— А-а, моя рыба, которая плавает в воздухе! Конечно! — воскликнул Линдберг. — Ты хочешь видеть мои татуировки, ну конечно я тебе покажу!
Они поднялись в номер Джека; в общем, он хотел посмотреть только на розу, ну и еще на работу Дока Фореста — трехмачтовый клипер с морским змеем, плывущий по груди Торстена, тот самый, что, по словам Алисы, был лучше корабля на груди покойного Чарли Сноу.
Джек, впрочем, подумал, что не должен теперь верить ни единому слову, когда-либо сказанному мамой. Слава богу, работа Дока Фореста оказалась именно такой, как Джек ее запомнил, — разве мальчишка забудет парусник, пожираемый морским чудовищем? Глаз тоже никуда не делся с задницы Линдберга — только на этот раз Джек понял, что это, конечно, откровенно гейская татуировка (ну еще бы, если глаз смотрит в щель между ягодицами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266
— Она же спятила, правда? — спросил Джек. — Моя мать была чертова сумасшедшая!
— Лассе мне раскрыл глаза на одну вещь, — сказал Матс. — Он как-то сказал, что "органисты делаются органистами потому, что однажды в жизни встречают другого органиста".
Джек не понял, Линдхардт продолжил:
— Ну а многие женщины теряют рассудок потому, что не могут забыть свою первую любовь. Разве это так сложно понять?
Джек поблагодарил Линдхардта за рассказ и за музыку. Из Цитадели Джек вынес разочарование — он так и не увидел ни одного солдата, наверное, они в дождь не выходят из казарм. Еще он вынес ярость и ужас и чудовищную печаль — такие же, наверное, какие пережил его отец; Джек попытался вообразить себе, что чувствовал папа, отправляясь вслед за ним и мамой в Стокгольм.
Сев на паром, он стал думать, какие еще открытия ждут его — что еще налгала ему добрая мама, где еще она обвела его вокруг пальца? К примеру, в Копенгагене его спас, оказывается, не самый маленький солдат, а мальчик; а потом добрая мама сделала все, чтобы его спаситель расстался с жизнью. Джек помнил, как их спас шведский бухгалтер; интересно, правда это или ложь? Кого милая мама сжила со свету в Стокгольме?
До чего лживы наши воспоминания; мы храним в памяти не фотографии, а раскрашенные открытки. Пушистый нетронутый снег, рождественские свечи в окнах; только ран, зияющих в телах и душах детей, не видно. Джек был уверен: то, что он помнит про стокгольмскую церковь Ядвиги Элеоноры, про ее золотой алтарь, про встречу с Торвальдом Тореном, юным шведом-органистом, — все это искажено, неверно, не происходило в действительности.
Торвальд, однако, оказался реальным, Джек сразу его узнал. Но Уильям не спал ни с одной хористкой, не говоря уже о трех! Алиса выдумала Ульрику, Астрид и Венделу из головы, поэтому, конечно, Джек и не помнил их лиц. В Стокгольме его папа соблюдал целибат не хуже католического священника — ну, почти.
Церковь Ядвиги Элеоноры была лютеранской, Торвальд очень обрадовался, получив Уильяма в помощники; Уильям был старше и многому его научил. Но долго это не продлилось — Алиса, не теряя времени даром, в два счета настроила всю паству против Уильяма, изобразив его неверным мужем и беглым отцом.
— Я, конечно, старался как мог, каждое воскресенье убеждал людей в обратном, — сказал Торвальд Джеку, — но ничто не могло затмить образ твоей мамы с тобой в "Гранд-отеле". Ее там видели все, буквально все, и занималась она не чем-нибудь, а снимала клиентов, и, конечно, это была не жизнь для тебя — ты же был как зверь в зоопарке, как картина на выставке! И там, в "Гранде", и на озере Меларен, где ты катался на коньках с папиной любовницей, — мама тебя водила по городу как диковину!
— Что? — переспросил Джек.
Не мог же Торвальд назвать жену Торстена Линдберга папиной любовницей! Ее звали Агнета Нильсон, она просто любила свою девичью фамилию, так помнил Джек.
Торвальд Торен покачал головой.
— Джек, лучше тебе поговорить с самим Торстеном Линдбергом, — сказал он.
Джек так и планировал сделать, просто встретил Торвальда первым — зашел в церковь. Линдберга, оказалось, найти не сложнее — он по сию пору завтракал в "Гранде".
Разумеется, Агнета Нильсон никогда не была замужем за Торстеном — тот вообще был гей, всю жизнь. Агнета преподавала хоровое пение в Королевской консерватории в Стокгольме, Уильям был ее любимый ученик. В скорби по Нильсу Рингхофу — и по Карин, которую Уильям глубоко любил, — он искал покоя и нашел его в объятиях женщины постарше.
Если папа хочет видеть сына в Стокгольме не только за завтраком в "Гранд-отеле", то, настояла Алиса, он должен отправить свою любовницу на каток кататься с Джеком.
Джек хорошо помнил фразу по-английски и по-шведски, которую его заставила заучить мама:
— Если у вас есть немного времени, у меня есть комната и оборудование (Jag har rum och utrustning, om ni har tid ).
Да, хорошенький танец заставила их — и Джека и папу — танцевать добрая мама!
— Разумеется, она все это делала сознательно; когда нужно было кого-нибудь помучить, у нее голова отлично работала! Она только и мечтала, как сделать им побольнее — и папе твоему, и бедняжке Агнете, — сказал Торстен Линдберг Джеку за завтраком в "Гранде". — Я уверен, твоя мамаша знала, что у Агнеты больное сердце; наверное, это ей твой папа рассказал — разумеется, без малейшей задней мысли.
— Агнета умерла? — ахнул Джек.
— Да, она умерла. Пугаться не надо — она умерла годы спустя, ничего драматического, не на льду. Я даже не хочу сказать, что катание с тобой ускорило ее гибель.
— А история с директором отеля?
— Какая история?
— Ну, он вроде деньги вымогал у мамы, нет?
— Разумеется, нет. Она его соблазнила, а затем всем об этом рассказала, выставила историю напоказ — для того, наверное, чтобы лишний раз обесчестить твоего отца в глазах окружающих, другое дело, что в действиях Алисы вообще не было никакой логики, на мой взгляд.
Тот факт, что Торстен Линдберг гей, нормальный человек определял за километр, но разве мог это понять Джек в свои четыре года? Бухгалтер не изменился ни на йоту, те же габариты, тот же аппетит. Джек и сам ел немного больше обычного — не потому, что был растроган нахлынувшими воспоминаниями (в былые времена он тут наедался, как Робин-Бобин-Барабек, правда, как он теперь понял, на самом деле играл роль в спектакле для папы), а потому, что ему нужно было набрать вес для будущей роли неудачливого сценариста, но успешной порнозвезды в фильме по "Глотателю".
После завтрака Джека едва не стошнило (с непривычки), но он сумел попросить у Линдберга показать ему иерихонскую розу. Джек думал, в мире есть прочные вещи, на которые он может опереться, и иерихонская роза — среди них, особенно та, что делала его мама.
— Какую еще розу тебе показать, Джек?
— Ну ладно, давай тогда хотя бы рыбу. У тебя на руке, если я правильно помню, японская татуировка, рыба.
— А-а, моя рыба, которая плавает в воздухе! Конечно! — воскликнул Линдберг. — Ты хочешь видеть мои татуировки, ну конечно я тебе покажу!
Они поднялись в номер Джека; в общем, он хотел посмотреть только на розу, ну и еще на работу Дока Фореста — трехмачтовый клипер с морским змеем, плывущий по груди Торстена, тот самый, что, по словам Алисы, был лучше корабля на груди покойного Чарли Сноу.
Джек, впрочем, подумал, что не должен теперь верить ни единому слову, когда-либо сказанному мамой. Слава богу, работа Дока Фореста оказалась именно такой, как Джек ее запомнил, — разве мальчишка забудет парусник, пожираемый морским чудовищем? Глаз тоже никуда не делся с задницы Линдберга — только на этот раз Джек понял, что это, конечно, откровенно гейская татуировка (ну еще бы, если глаз смотрит в щель между ягодицами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266