Джек перешел железную дорогу по Северному мосту, прошел мимо Фестивального театра (гигантского стеклянного здания на Николсон-стрит) и повернул направо на Николсон-сквер. Как всегда, он пришел минут на двадцать раньше, уселся за стол рядом с дверью и заказал кружку кофе. Над стойкой висел плакат с надписью "Кофе — лучшее лекарство от похмелья во всем Эдинбурге!".
Стены выкрашены в ярко-желтый, на подоконниках цветы, еще есть витрина со статуэтками слонов — резных, раскрашенных, из камня, дерева, глины и фарфора. Посреди кофейни возвышалась колонна, увешанная детскими рисунками — птицы, трава, снова слоны. Кофейня походила на учебную комнату в детском саду — все весьма причудливо, но преследует воспитательные цели.
Увидев Хетер, Джек поначалу решил, что она совсем на него не похожа. Волосы светлые, короткие — достались от мамы, — зато карие глаза и острые черты лица такие же, как у Джека, то есть как у Уильяма, плюс она стройная, маленькая и поджарая, как жокей. Очки в черепаховой оправе, линзы миндалевидной формы — Хетер, как и мама, ужасно близорукая, но контактные линзы носить не хочет, они ей мешают; а потом можно сделать операцию, сейчас разрабатывают новые лазерные методы, только ей нужно немного подрасти еще. Все это она выдала Джеку, еще не сев за стол.
Они пожали друг другу руки, целоваться не стали. Хетер заказала чай.
— Ты вылитый папа. Я хочу сказать, я ждала, что ты будешь больше похож на Джека Бернса из кино и меньше на папу, а все вышло наоборот.
— Мне не терпится его увидеть.
— А потерпеть придется, — ответила Хетер.
— Я уж чувствую, — сказал Джек.
Оба нервничали. Хетер стала рассказывать Джеку про своих пятерых соседей по квартире; скоро она оттуда съедет, вместе с еще одной девушкой. Двое соседей занимаются тем, что учат людей бросать курить, оба вегетарианцы и вдобавок верят, что любой острый предмет аккумулирует злую энергию. Хетер стала выращивать на кухне кактусы, но ей пришлось их оттуда убрать — "слишком много острых иголок". А еще они написали владельцу дома петицию — мол, надо ему убрать с крыши флюгер! Боже мой, подумал Джек, моя сестра живет с толпой психов!
Он рассказал, что продает свой дом в Санта-Монике, но не знает, где будет жить.
Хетер знала, что он поселился в "Балморале" под именем Гарри Мокко, спросила почему. Джек поинтересовался, что она преподает в университете; оказалось, она ведет пять курсов, по теории и истории музыки, а также клавирный класс, все для начинающих.
— А вообще у нас преподаватели сплошные мужчины в годах! — весело сказала Хетер.
Какая милая у него сестра, подумал Джек, очки ей идут, она выглядит настоящим профессором — немного строгая, отрешенная от окружающей действительности. Почти не красится, одета в симпатичную льняную юбку и футболку в тон, на ногах удобные туфли.
Джек хотел посмотреть, где она работает и где живет, они отправились туда. Хетер все время перебирала пальцами, словно воображала, что играет на пианино или органе.
Репетиционные располагались в подвале Алисон-Хаус, больше всего напоминая тюремные камеры: маленькие, почти невентилируемые стены покрашены в блеклый грязно-зеленый цвет, на полу лежит жуткий оранжевый линолеум. Света, впрочем, достаточно — повсюду галогенные лампы. Хетер сказала, однако, что от этих ламп сходишь с ума.
Джек подумал, что фраза "сходишь с ума" наведет их на разговор о папе, но ошибся. В конце концов, это был их первый разговор, и, как влюбленным на первом свидании, Джеку и Хетер требовалось переговорить о целой куче всякой ерунды, прежде чем оба набрались смелости перейти к главному.
Лекционные залы оказались поприветливее репетиционных; окна высоченные, поэтому внутри очень светло, правда, вид открывается лишь на какое-то здоровенное каменное здание. В аудитории стояли два пианино и маленький орган; Джек попросил Хетер сыграть ему, она лишь отрицательно покачала головой и повела в свой кабинет — вверх по узкой винтовой лестнице. У двери на лестницу она остановилась — Джек решил, что, видимо, она хочет, чтобы он шел первым.
— Может, поговорим о папе? — спросил Джек. — Давай начнем с артрита, если об этом тебе говорить легче.
Хетер опустила глаза (на полу кабинета лежал изящный синий ковер), снова постучала пальцами, словно по клавишам, одернула юбку. Стены в кабинете выкрашены в сливочный цвет, краску клали грубовато; есть два стола (на одном стоит компьютер, на другом лежит немецко-английский словарь), стереосистема (самое дорогое, судя по всему, из имеющегося в комнате), маленькое пианино. На полках больше дисков, чем книг, на стене висит доска для объявлений, к ней приколота фотография Брамса и открытка с изображением очень-очень старого пианофорте, такие можно найти разве что в музеях музыкальных инструментов. Наверное, это ее ирландский друг прислал, а может, Уильям (кто его знает, может, он еще в состоянии посылать открытки).
— Я буду узнавать тебя постепенно, шаг за шагом, — сказала Хетер, не отрывая глаз от ковра. Губы тонкие, как у Джека, верхняя совсем узкая, прямая.
— Места маловато, но выглядит уютно, — сказал Джек.
— Места мне хватает, мне не хватает времени, — ответила Хетер. — Вот летом ничего — никаких уроков, можно много сделать в смысле исследовательской работы. А в учебный год ничего не получается, только в пасхальные каникулы есть время писать.
Джек кивнул в сторону портрета Брамса — видимо, Брамс понял, о чем она, Джек-то ни черта не разобрал.
Хетер выключила свет.
— Ты первый, — сказала она, показывая на лестницу; видимо, ей легче говорить с Джеком, если он на нее не смотрит. — Папа никому не показывает руки, а если этого нельзя избежать, носит перчатки. Остеоартрит действительно обезображивает пальцы, это заметно с первого взгляда. Концы костяшек превращаются в самые настоящие шары, сразу видно, это называется "узлы Гебердена".
— И где у него эти узлы?
— Везде, но хуже всего те, что на конце средней фаланги. На самом деле смотреть на папины руки вовсе не так ужасно, как он воображает, — главное, ему очень больно играть.
— А он не может бросить играть?
— Если он долго не играет, то теряет последние остатки рассудка, — сказала Хетер. — А перчатки он носит еще и потому, что ему холодно.
— Говорят, людям, чье тело целиком покрыто татуировками, кажется, что им холодно, — сказал Джек.
— Не может быть, — проговорила сестра; видимо, решил Джек, сарказму она выучилась у мамы.
Они прошли через парковку, оставили позади еще несколько университетских зданий, спустились по Чарльз-стрит к Джордж-сквер. Хетер быстро ходит, заметил Джек; она не смотрит на него, когда говорит, даже если они идут рядом.
— Артрит мешает ему играть уже более пятнадцати лет, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266