мыслями он далеко, хотя и одобрил ленточки для Моргейниных платьев.
– Ты хорошо сделала, что купила серебряные пряжки, – улыбнулся он. – Надо бы тебе еще серебряный гребень и, пожалуй, новое зеркало, а то бронзовое все поцарапано. А старое пусть достанется Моргаузе, она уж взрослая. Завтра можешь сходить приглядеть себе что-нибудь, если захочешь.
– Значит, завтра совет соберется снова?
– Боюсь, что так, и, верно, не в последний раз, но еще и еще, пока нам не удастся убедить Лота и прочих исполнить волю Амброзия и признать Утера королем, – проворчал Горлойс. – Упрямые ослы, все до единого! Ох, кабы Амброзий оставил сына! Мы бы все присягнули ему на верность как Верховному королю и избрали военного вождя за доблесть на поле боя! Здесь споров бы не возникло, им стал бы Утер, даже Лот это знает. Но Лот чертовски честолюбив; он спит и видит себя королем, думая лишь о том, как это здорово – надеть корону и принять от всех нас клятву верности, – а дальше и не заглядывает! А кое-кто из северян предпочли бы видеть в королях одного из своих и поддерживают Лота; по чести говоря, сдается мне, что, если в конце концов изберут Утера, все северные владыки, за исключением разве что Уриенса, уедут к себе, так никому и не присягнув. Но даже ради того, чтобы удержать северян, Лоту я клятвы не принесу. Я доверяю ему ровно настолько, чтобы пнуть в задницу слякотным днем! – Горлойс пожал плечами. – Эти занудные разглагольствования не для женских ушей, Игрейна. Лучше принеси мне хлеба и холодного мяса, будь добра. Прошлой ночью я глаз не сомкнул, а умаялся так, точно целый день провел в походе, споры – дело утомительное.
Игрейна собиралась уже возразить – дескать, ей это все интересно, – затем пожала плечами и протестовать не стала. Еще не хватало унижаться, выпытывая у мужа новости, точно ребенок, выпрашивающий сказку на ночь! Если придется узнавать о происходящем из уст рыночных сплетников, что ж, так тому и быть. Нынче вечером Горлойс от усталости с ног валится, мечтает он только выспаться и ни о чем больше.
Уже в глубокой ночи Игрейна лежала рядом с мужем, не смыкая глаз, и думала об Утере. Каково это – знать, что Амброзий выбрал в Верховные короли именно его, и понимать, что выбор этот придется отстаивать, и, возможно, мечом? Молодая женщина беспокойно заворочалась: не иначе, как Мерлин и впрямь наложил на нее чары, иначе отчего ей никак не удается выбросить Утера из головы? Наконец она задремала, и в стране снов она опять стояла в том самом яблоневом саду, где говорила с Утером наяву и где утирала ему слезы своим покрывалом. Но во сне Утер схватился за край ее вуали, притянул молодую женщину ближе и припал к ее губам, и в поцелуе этом заключалась неизъяснимая сладость – ничего подобного Игрейна не испытывала за всю свою жизнь с Горлойсом, и она почувствовала, как уступает поцелую, как все ее тело словно тает… Во сне она заглянула в серые глаза Утера и подумала: «До сих пор я была ребенком, вплоть до сего мгновения я понятия не имела, что значит быть женщиной».
– До сих пор я не знала, что такое любить, – проговорила она. Утер привлек ее к себе, и Игрейна, чувствуя, как под его тяжестью по телу ее разливаются тепло и сладость, вновь потянулась к его губам и, потрясенно вздрогнув, пробудилась и обнаружила, что Горлойс во сне заключил ее в объятия. Все ее существо еще изнывало от сладостного томления сна, так что она с дремотной покорностью обвила руками его шею… но очень скоро занервничала, с нетерпением ожидая, когда он закончит и вновь погрузится в тяжкий, перемежающийся стонами сон. А она лежала, не засыпая, дрожа всем телом и гадая, что такое с нею произошло.
Совет длился всю неделю, и каждый вечер Горлойс возвращался домой бледный и злой, измученный пререканиями.
– Мы тут сидим и языками треплем, – однажды выкрикнул он, – а на побережье, чего доброго, саксы готовятся идти на нас войной! Или эти дурни не знают, что наша безопасность целиком зависит от союзных войск, удерживающих Саксонский берег, а они пойдут только за Утером либо за одним из своих! Неужто Лот настолько настроен против Утера, что предпочел бы встать под знамена размалеванного вождя, который поклоняется лошади!
Даже прелести ярмарки померкли; неделя выдалась дождливая, побывав на рынке второй раз, Игрейна закупила иголок и теперь сидела дома, приводя в порядок Горлойсову одежду и свою собственную и жалея, что у нее под рукою нет ткацкого станка. Часть приобретенной ткани она пустила на полотенца и принялась подрубать их и обшивать по краю цветной ниткой. На второй неделе у нее начались месячные, и молодая женщина пришла в смятение, точно ее предали; выходит, Горлойс все-таки не заронил в нее семя столь желанного ему сына! Ведь ей еще и двадцати нет; не может того быть, что она уже бесплодна! Игрейна вспомнила слышанную где-то старую байку о женщине, что вышла замуж за старика и никак не могла родить ему сына, – до тех пор, пока не убежала как-то ночью из дому и не возлегла с пастухом на пастбище; то-то порадовался дряхлый муж здоровенькому, отменному мальчонке! А если она и бесплодна, негодующе думала Игрейна, так это скорее вина Горлойса, а никак не ее! Это он стар, это его кровь разжижена годами войн и походов! И тут Игрейна вспомнила о своем сне, разрываясь между чувством вины и страхом. Так рекли Мерлин и Вивиана: она родит сына королю, сына, который исцелит землю от раздоров. Горлойс сам говорил: если бы Амброзий оставил сына, никакого разлада и не возникло бы. Если Утера объявят Верховным королем, ему и впрямь понадобится безотлагательно обзавестись сыном.
«А я – молода и здорова, будь я его королевой, я бы подарила ему сына. -… И вновь возвращаясь к этой мысли, женщина с трудом сдерживалась, чтобы не зарыдать от внезапно накатившего безысходного отчаяния. – Я – замужем за стариком, в девятнадцать лет моя жизнь уже кончена. С тем же успехом я могла бы быть древней, дряхлой старухой, которой уже все равно, жива она или мертва, такой остается лишь сидеть у огня и размышлять о Небесах!» Игрейна легла в постель и сказала Горлойсу, что больна.
Как– то раз на неделе, пока Горлойс был на совете, в гости к ней заглянул Мерлин. Игрейне отчаянно захотелось выплеснуть на друида всю свою ярость и все свое горе: кто, как не он, это все затеял, она была всем довольна, смирилась со своей участью, пока Мерлина не прислали пробудить ее от забытья! Но о том, чтобы нагрубить Мерлину Британии, даже помыслить невозможно, отец он тебе или не отец!
– Горлойс говорит, ты больна, Игрейна. Может ли мое искусство целителя хоть чем-то помочь тебе?
– Разве что ты вновь сделаешь меня молодой, – в отчаянии подняла глаза Игрейна. – Я чувствую себя совсем старой, отец, – о, какой старой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370
– Ты хорошо сделала, что купила серебряные пряжки, – улыбнулся он. – Надо бы тебе еще серебряный гребень и, пожалуй, новое зеркало, а то бронзовое все поцарапано. А старое пусть достанется Моргаузе, она уж взрослая. Завтра можешь сходить приглядеть себе что-нибудь, если захочешь.
– Значит, завтра совет соберется снова?
– Боюсь, что так, и, верно, не в последний раз, но еще и еще, пока нам не удастся убедить Лота и прочих исполнить волю Амброзия и признать Утера королем, – проворчал Горлойс. – Упрямые ослы, все до единого! Ох, кабы Амброзий оставил сына! Мы бы все присягнули ему на верность как Верховному королю и избрали военного вождя за доблесть на поле боя! Здесь споров бы не возникло, им стал бы Утер, даже Лот это знает. Но Лот чертовски честолюбив; он спит и видит себя королем, думая лишь о том, как это здорово – надеть корону и принять от всех нас клятву верности, – а дальше и не заглядывает! А кое-кто из северян предпочли бы видеть в королях одного из своих и поддерживают Лота; по чести говоря, сдается мне, что, если в конце концов изберут Утера, все северные владыки, за исключением разве что Уриенса, уедут к себе, так никому и не присягнув. Но даже ради того, чтобы удержать северян, Лоту я клятвы не принесу. Я доверяю ему ровно настолько, чтобы пнуть в задницу слякотным днем! – Горлойс пожал плечами. – Эти занудные разглагольствования не для женских ушей, Игрейна. Лучше принеси мне хлеба и холодного мяса, будь добра. Прошлой ночью я глаз не сомкнул, а умаялся так, точно целый день провел в походе, споры – дело утомительное.
Игрейна собиралась уже возразить – дескать, ей это все интересно, – затем пожала плечами и протестовать не стала. Еще не хватало унижаться, выпытывая у мужа новости, точно ребенок, выпрашивающий сказку на ночь! Если придется узнавать о происходящем из уст рыночных сплетников, что ж, так тому и быть. Нынче вечером Горлойс от усталости с ног валится, мечтает он только выспаться и ни о чем больше.
Уже в глубокой ночи Игрейна лежала рядом с мужем, не смыкая глаз, и думала об Утере. Каково это – знать, что Амброзий выбрал в Верховные короли именно его, и понимать, что выбор этот придется отстаивать, и, возможно, мечом? Молодая женщина беспокойно заворочалась: не иначе, как Мерлин и впрямь наложил на нее чары, иначе отчего ей никак не удается выбросить Утера из головы? Наконец она задремала, и в стране снов она опять стояла в том самом яблоневом саду, где говорила с Утером наяву и где утирала ему слезы своим покрывалом. Но во сне Утер схватился за край ее вуали, притянул молодую женщину ближе и припал к ее губам, и в поцелуе этом заключалась неизъяснимая сладость – ничего подобного Игрейна не испытывала за всю свою жизнь с Горлойсом, и она почувствовала, как уступает поцелую, как все ее тело словно тает… Во сне она заглянула в серые глаза Утера и подумала: «До сих пор я была ребенком, вплоть до сего мгновения я понятия не имела, что значит быть женщиной».
– До сих пор я не знала, что такое любить, – проговорила она. Утер привлек ее к себе, и Игрейна, чувствуя, как под его тяжестью по телу ее разливаются тепло и сладость, вновь потянулась к его губам и, потрясенно вздрогнув, пробудилась и обнаружила, что Горлойс во сне заключил ее в объятия. Все ее существо еще изнывало от сладостного томления сна, так что она с дремотной покорностью обвила руками его шею… но очень скоро занервничала, с нетерпением ожидая, когда он закончит и вновь погрузится в тяжкий, перемежающийся стонами сон. А она лежала, не засыпая, дрожа всем телом и гадая, что такое с нею произошло.
Совет длился всю неделю, и каждый вечер Горлойс возвращался домой бледный и злой, измученный пререканиями.
– Мы тут сидим и языками треплем, – однажды выкрикнул он, – а на побережье, чего доброго, саксы готовятся идти на нас войной! Или эти дурни не знают, что наша безопасность целиком зависит от союзных войск, удерживающих Саксонский берег, а они пойдут только за Утером либо за одним из своих! Неужто Лот настолько настроен против Утера, что предпочел бы встать под знамена размалеванного вождя, который поклоняется лошади!
Даже прелести ярмарки померкли; неделя выдалась дождливая, побывав на рынке второй раз, Игрейна закупила иголок и теперь сидела дома, приводя в порядок Горлойсову одежду и свою собственную и жалея, что у нее под рукою нет ткацкого станка. Часть приобретенной ткани она пустила на полотенца и принялась подрубать их и обшивать по краю цветной ниткой. На второй неделе у нее начались месячные, и молодая женщина пришла в смятение, точно ее предали; выходит, Горлойс все-таки не заронил в нее семя столь желанного ему сына! Ведь ей еще и двадцати нет; не может того быть, что она уже бесплодна! Игрейна вспомнила слышанную где-то старую байку о женщине, что вышла замуж за старика и никак не могла родить ему сына, – до тех пор, пока не убежала как-то ночью из дому и не возлегла с пастухом на пастбище; то-то порадовался дряхлый муж здоровенькому, отменному мальчонке! А если она и бесплодна, негодующе думала Игрейна, так это скорее вина Горлойса, а никак не ее! Это он стар, это его кровь разжижена годами войн и походов! И тут Игрейна вспомнила о своем сне, разрываясь между чувством вины и страхом. Так рекли Мерлин и Вивиана: она родит сына королю, сына, который исцелит землю от раздоров. Горлойс сам говорил: если бы Амброзий оставил сына, никакого разлада и не возникло бы. Если Утера объявят Верховным королем, ему и впрямь понадобится безотлагательно обзавестись сыном.
«А я – молода и здорова, будь я его королевой, я бы подарила ему сына. -… И вновь возвращаясь к этой мысли, женщина с трудом сдерживалась, чтобы не зарыдать от внезапно накатившего безысходного отчаяния. – Я – замужем за стариком, в девятнадцать лет моя жизнь уже кончена. С тем же успехом я могла бы быть древней, дряхлой старухой, которой уже все равно, жива она или мертва, такой остается лишь сидеть у огня и размышлять о Небесах!» Игрейна легла в постель и сказала Горлойсу, что больна.
Как– то раз на неделе, пока Горлойс был на совете, в гости к ней заглянул Мерлин. Игрейне отчаянно захотелось выплеснуть на друида всю свою ярость и все свое горе: кто, как не он, это все затеял, она была всем довольна, смирилась со своей участью, пока Мерлина не прислали пробудить ее от забытья! Но о том, чтобы нагрубить Мерлину Британии, даже помыслить невозможно, отец он тебе или не отец!
– Горлойс говорит, ты больна, Игрейна. Может ли мое искусство целителя хоть чем-то помочь тебе?
– Разве что ты вновь сделаешь меня молодой, – в отчаянии подняла глаза Игрейна. – Я чувствую себя совсем старой, отец, – о, какой старой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370