Но однажды он вернулся во время Белтайна, и, когда они оказались рядом у ритуальных костров и вместе ушли в ночь, Ниниана решила, что это вышло не случайно…
Они не расстались даже после окончания праздника; и потом, когда бы дороги ни приводили Гвидиона на Авалон, Ниниана всегда давала юноше понять, что он желанен ей, и он не говорил «нет».
"Я глубже всех проникла в его сердце, – подумала Ниниана, – и знаю его лучше всех. Что может знать о нем Кевин?
Час пробил: Гвидиону следует вернуться на Авалон и пройти испытание, дабы стать Королем-Оленем…"
Но тут ее мысли приняли иное направление. А где же взять деву для Гвидиона? «В Доме дев слишком мало женщин, которые хотя бы отчасти годились для этого великого служения», – подумала Ниниана, и внезапно ее пронзили боль и страх.
«Кевин был прав. Авалон удаляется от мира и умирает; немногие теперь приходят сюда за древними знаниями, и почти никто не приходит ради того, чтоб хранить древние обряды… и однажды не останется никого…»
И Ниниана снова ощутила во всем теле то почти болезненное покалывание, что приходило к ней раз за разом – вместо Зрения.
Гвидион вернулся домой, на Авалон, за несколько дней до Белтайна. В присутствии дев и собравшихся жителей острова они вели себя сдержанно: Ниниана встретила Гвидиона, когда тот сошел с ладьи, и обратилась с предписанным приветствием, а он почтительно склонился перед нею. Но когда они остались одни, Гвидион заключил ее в объятия и, рассмеявшись, принялся целовать – и целовал до тех пор, пока у обоих не захватило дух.
За время отсутствия Гвидион раздался в плечах, а на лице у него появился красноватый шрам. Уже по одному его виду Ниниана могла сказать, что Гвидиону довелось сражаться; он утратил умиротворенность, свойственную жрецам и ученым.
«Мой возлюбленный и мое дитя. Не потому ли Великая Богиня не имеет супруга, как того требовали бы римские обычаи, а одних лишь сыновей, что все мы – ее дети? И раз я исполняю ее роль, то мне и полагается относиться к своему возлюбленному, как к сыну… ведь все, кто любит Богиню, – ее дети…»
– И здесь, на Авалоне, и среди Древнего народа только о том и разговоров, что на Драконьем острове вновь будут избирать короля, – сказал Гвидион. – Ты ведь именно за этим призвала меня сюда, верно?
Иногда его мальчишеская бесцеремонность просто-таки бесила Ниниану.
– Не знаю, Гвидион. Возможно, время еще не пришло, и светила еще не выстроились в должном порядке. А кроме того, я не могу найти здесь ту, что стала бы для тебя Весенней Девой.
– И все же, – тихо произнес Гвидион, – это произойдет нынешней весной, в этот Белтайн – я так видел. Ниниана отозвалась, слегка скривив губы:
– Может быть, ты тогда видел и жрицу, что пройдет с тобой через этот ритуал после того, как ты завоюешь рога, – если, конечно, Зрение не предсказало тебе смерть?
Гвидион взглянул на нее, и Ниниана невольно подумала, что с возрастом он стал еще красивее. Холодное, невозмутимое лицо юноши потемнело от сдерживаемой страсти.
– Видел. Неужто ты не знаешь, что это была ты? Ниниану пробрал озноб.
– Я не девушка. Зачем ты смеешься надо мной, Гвидион?
– И все же я видел именно тебя, – отозвался он, – и ты знаешь это не хуже меня. В ней встречаются и сливаются Дева, Мать и Смерть. Богиня может быть и молодой, и старой – как пожелает.
Ниниана опустила голову.
– Нет, Гвидион, это невозможно…
– Я – ее супруг, – неумолимо произнес Гвидион, – и я добьюсь своего. Сейчас не время для девственницы – хватит с нас этой чепухи, насаждаемой священниками. Я взываю к Ней как к Матери, давшей мне жизнь и все, чем я владею…
Ниниане почудилось, будто могучий поток подхватил ее и увлекает за собой, а она пытается удержаться на ногах. Она нерешительно отозвалась:
– Но ведь так было всегда – Мать посылает оленя в путь, но возвращается он к Деве…
Но все же в словах Гвидиона был свой резон. Конечно, для участия в обряде гораздо больше подходит жрица, понимающая, что она делает, чем какая-нибудь девчонка, лишь недавно пришедшая в храм и мало чему успевшая научиться, чье единственное достоинство заключается лишь в том, что она еще слишком молода, чтобы ощутить зов костров Белтайна… Гвидион говорит правду: Мать вечно возрождается и обновляется – Мать, Смерть и снова Дева, – как обновляется луна, прячущаяся среди облаков.
Ниниана снова опустила голову и произнесла:
– Да будет так. Ты заключишь Великий Брак с этой землей и со мной как с ее воплощением.
Но потом, оставшись в одиночестве, Ниниана снова испугалась. Как она могла согласиться на такое? Во имя Богини, что же за сила таится в Гвидионе, что он подчиняет своей воле любого?
Неужто это наследие Артура, наследие крови Пендрагона? И Ниниану вновь пробрал озноб.
Моргейне снился сон…
Белтайн, и олени мчатся по холмам… и она всем своим существом ощущает жизнь леса, как будто каждая частичка леса сделалась частью ее жизни… Он бежит среди оленей – нагой мужчина, к голове которого привязаны оленьи рога; рога разят, его темные волосы слиплись от крови… Но он по-прежнему стоит на ногах, он нападает; вспышкой мелькает в солнечном свете летящий нож, и Король-Олень падает; его рев разносится окрест, и лес полнится воплями отчаяния…
А затем она вдруг оказалась в темной пещере, и стены пещеры были расписаны теми же знаками, что и ее тело. Она была одним целым с пещерой, а вокруг горели костры Белтайна, и искры поднимались в небо… Она почувствовала на губах вкус свежей крови, а в проеме пещеры возник силуэт, увенчанный рогами… Если бы не полная луна, она и не заметила бы, что ее обнаженное тело – не стройное тело девственницы, что грудь у нее мягкая и округлая, словно после рождения ребенка, словно из нее вот-вот начнет сочиться молоко… Но ведь ее непременно должны были проверять, дабы удостовериться, что она вступит в этот обряд девственной… Что же ей скажут, когда выяснится, что она пришла к Увенчаному Рогами, перестав быть Весенней Девой?
Он опустился на колени рядом с ней, и она вскинула руки, приглашая его присоединиться к обряду, познать ее тело, – но взгляд его был мрачным и затравленным. Нежные прикосновения его рук доводили ее до безумия, но он отказывал ей в ритуале силы… Это был не Артур, нет, – это был Ланселет, и он смотрел на Моргейну сверху вниз, и его темные глаза полнились той же болью, что переполняла сейчас все ее тело, и он сказал: «Если бы ты не была так похожа на мою мать, Моргейна…»
Моргейна проснулась в своей комнате, испуганная, с бешено бьющимся сердцем. Рядом мирно похрапывал Уриенс. Пугающая магия сна никак не желала отпускать ее. Моргейна встряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение.
«Нет, Белтайн уже миновал…» Она исполнила этот обряд с Акколоном, как и следовало… Она не лежала в пещере, ожидая Увенчаного Рогами… Ну почему, почему в этом сне к ней пришел Ланселет, а не Акколон, которого она сделала жрецом, Владыкой Белтайна и своим возлюбленным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370
Они не расстались даже после окончания праздника; и потом, когда бы дороги ни приводили Гвидиона на Авалон, Ниниана всегда давала юноше понять, что он желанен ей, и он не говорил «нет».
"Я глубже всех проникла в его сердце, – подумала Ниниана, – и знаю его лучше всех. Что может знать о нем Кевин?
Час пробил: Гвидиону следует вернуться на Авалон и пройти испытание, дабы стать Королем-Оленем…"
Но тут ее мысли приняли иное направление. А где же взять деву для Гвидиона? «В Доме дев слишком мало женщин, которые хотя бы отчасти годились для этого великого служения», – подумала Ниниана, и внезапно ее пронзили боль и страх.
«Кевин был прав. Авалон удаляется от мира и умирает; немногие теперь приходят сюда за древними знаниями, и почти никто не приходит ради того, чтоб хранить древние обряды… и однажды не останется никого…»
И Ниниана снова ощутила во всем теле то почти болезненное покалывание, что приходило к ней раз за разом – вместо Зрения.
Гвидион вернулся домой, на Авалон, за несколько дней до Белтайна. В присутствии дев и собравшихся жителей острова они вели себя сдержанно: Ниниана встретила Гвидиона, когда тот сошел с ладьи, и обратилась с предписанным приветствием, а он почтительно склонился перед нею. Но когда они остались одни, Гвидион заключил ее в объятия и, рассмеявшись, принялся целовать – и целовал до тех пор, пока у обоих не захватило дух.
За время отсутствия Гвидион раздался в плечах, а на лице у него появился красноватый шрам. Уже по одному его виду Ниниана могла сказать, что Гвидиону довелось сражаться; он утратил умиротворенность, свойственную жрецам и ученым.
«Мой возлюбленный и мое дитя. Не потому ли Великая Богиня не имеет супруга, как того требовали бы римские обычаи, а одних лишь сыновей, что все мы – ее дети? И раз я исполняю ее роль, то мне и полагается относиться к своему возлюбленному, как к сыну… ведь все, кто любит Богиню, – ее дети…»
– И здесь, на Авалоне, и среди Древнего народа только о том и разговоров, что на Драконьем острове вновь будут избирать короля, – сказал Гвидион. – Ты ведь именно за этим призвала меня сюда, верно?
Иногда его мальчишеская бесцеремонность просто-таки бесила Ниниану.
– Не знаю, Гвидион. Возможно, время еще не пришло, и светила еще не выстроились в должном порядке. А кроме того, я не могу найти здесь ту, что стала бы для тебя Весенней Девой.
– И все же, – тихо произнес Гвидион, – это произойдет нынешней весной, в этот Белтайн – я так видел. Ниниана отозвалась, слегка скривив губы:
– Может быть, ты тогда видел и жрицу, что пройдет с тобой через этот ритуал после того, как ты завоюешь рога, – если, конечно, Зрение не предсказало тебе смерть?
Гвидион взглянул на нее, и Ниниана невольно подумала, что с возрастом он стал еще красивее. Холодное, невозмутимое лицо юноши потемнело от сдерживаемой страсти.
– Видел. Неужто ты не знаешь, что это была ты? Ниниану пробрал озноб.
– Я не девушка. Зачем ты смеешься надо мной, Гвидион?
– И все же я видел именно тебя, – отозвался он, – и ты знаешь это не хуже меня. В ней встречаются и сливаются Дева, Мать и Смерть. Богиня может быть и молодой, и старой – как пожелает.
Ниниана опустила голову.
– Нет, Гвидион, это невозможно…
– Я – ее супруг, – неумолимо произнес Гвидион, – и я добьюсь своего. Сейчас не время для девственницы – хватит с нас этой чепухи, насаждаемой священниками. Я взываю к Ней как к Матери, давшей мне жизнь и все, чем я владею…
Ниниане почудилось, будто могучий поток подхватил ее и увлекает за собой, а она пытается удержаться на ногах. Она нерешительно отозвалась:
– Но ведь так было всегда – Мать посылает оленя в путь, но возвращается он к Деве…
Но все же в словах Гвидиона был свой резон. Конечно, для участия в обряде гораздо больше подходит жрица, понимающая, что она делает, чем какая-нибудь девчонка, лишь недавно пришедшая в храм и мало чему успевшая научиться, чье единственное достоинство заключается лишь в том, что она еще слишком молода, чтобы ощутить зов костров Белтайна… Гвидион говорит правду: Мать вечно возрождается и обновляется – Мать, Смерть и снова Дева, – как обновляется луна, прячущаяся среди облаков.
Ниниана снова опустила голову и произнесла:
– Да будет так. Ты заключишь Великий Брак с этой землей и со мной как с ее воплощением.
Но потом, оставшись в одиночестве, Ниниана снова испугалась. Как она могла согласиться на такое? Во имя Богини, что же за сила таится в Гвидионе, что он подчиняет своей воле любого?
Неужто это наследие Артура, наследие крови Пендрагона? И Ниниану вновь пробрал озноб.
Моргейне снился сон…
Белтайн, и олени мчатся по холмам… и она всем своим существом ощущает жизнь леса, как будто каждая частичка леса сделалась частью ее жизни… Он бежит среди оленей – нагой мужчина, к голове которого привязаны оленьи рога; рога разят, его темные волосы слиплись от крови… Но он по-прежнему стоит на ногах, он нападает; вспышкой мелькает в солнечном свете летящий нож, и Король-Олень падает; его рев разносится окрест, и лес полнится воплями отчаяния…
А затем она вдруг оказалась в темной пещере, и стены пещеры были расписаны теми же знаками, что и ее тело. Она была одним целым с пещерой, а вокруг горели костры Белтайна, и искры поднимались в небо… Она почувствовала на губах вкус свежей крови, а в проеме пещеры возник силуэт, увенчанный рогами… Если бы не полная луна, она и не заметила бы, что ее обнаженное тело – не стройное тело девственницы, что грудь у нее мягкая и округлая, словно после рождения ребенка, словно из нее вот-вот начнет сочиться молоко… Но ведь ее непременно должны были проверять, дабы удостовериться, что она вступит в этот обряд девственной… Что же ей скажут, когда выяснится, что она пришла к Увенчаному Рогами, перестав быть Весенней Девой?
Он опустился на колени рядом с ней, и она вскинула руки, приглашая его присоединиться к обряду, познать ее тело, – но взгляд его был мрачным и затравленным. Нежные прикосновения его рук доводили ее до безумия, но он отказывал ей в ритуале силы… Это был не Артур, нет, – это был Ланселет, и он смотрел на Моргейну сверху вниз, и его темные глаза полнились той же болью, что переполняла сейчас все ее тело, и он сказал: «Если бы ты не была так похожа на мою мать, Моргейна…»
Моргейна проснулась в своей комнате, испуганная, с бешено бьющимся сердцем. Рядом мирно похрапывал Уриенс. Пугающая магия сна никак не желала отпускать ее. Моргейна встряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение.
«Нет, Белтайн уже миновал…» Она исполнила этот обряд с Акколоном, как и следовало… Она не лежала в пещере, ожидая Увенчаного Рогами… Ну почему, почему в этом сне к ней пришел Ланселет, а не Акколон, которого она сделала жрецом, Владыкой Белтайна и своим возлюбленным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370