Мне померещилось, будто под водой что-то блеснуло, точно мимолетная тень… не то золото, не то драгоценный камень, но я отвернулась: ведь гребцы ждали, чтобы я призвала туманы.
Отвергнутый мною Авалон остался позади, прекрасный Остров сиял в рассветных лучах, но я не обернулась, чтобы взглянуть в последний раз на Холм или кольцо камней.
Я не буду более орудием в руках Вивианы, не дам брату сына во исполнение некоего тайного замысла Владычицы Озера. Почему-то я ни на минуту не сомневалась в том, что разрешусь сыном. Знай я, что произведу на свет девочку, я бы осталась на Авалоне и подарила Богине дочь – дочь, которую должна была ее святилищу. Никогда за все последующие годы не переставала я жалеть о том, что Богиня послала мне сына, а не дочь, которая служила бы ей в храме и священной роще.
И вот в последний раз, как мне тогда казалось, произнесла я слова заклятия, и туманы отступили, и мы пристали к берегу Озера. Мне казалось, я пробуждаюсь от долгого сна. Некогда, впервые увидев Авалон, я спросила: «А он настоящий?», и Вивиана ответила мне: «Куда более настоящий, чем любое другое место». Но теперь остров утратил реальность. Я глядела на унылые тростники и думала: вот это – настоящее, а годы, проведенные на Авалоне, лишь сон, не более; сон померкнет и растает, и я наконец проснусь.
Шел дождь, холодные капли с плеском падали в Озеро. Я накинула на голову капюшон плотного плаща, ступила на самый что ни на есть настоящий берег, мгновение помедлила, глядя, как ладья вновь растаяла в туманах, и решительно повернула прочь.
Я твердо знала, куда направлюсь. Не в Корнуолл, нет, хотя всей душой тосковала я по земле моего детства, и протяженным каменным кряжам, уходящим далеко в темное море, и по глубоким, тенистым лощинам между сланцевыми утесами, и по любимой, полузабытой береговой линии Тинтагеля. Игрейна с радостью приняла бы меня. Но она жила в покое и благоденствии в пределах монастырских стен, и мне не хотелось ее тревожить. Не помышляла я и о том, чтобы отправиться к Артуру, хотя я ни минуты не сомневалась в том, что он пожалеет и приютит меня.
Богиня навязала нам свою волю. И я тоже отчасти сожалела о том, что произошло тем утром: то, что мы совершили как Бог и Богиня, было предписано обрядом, но то, что случилось на рассвете, произошло ради нас двоих. Но и здесь все вышло так, как угодно Богине. Лишь человеческий род различает родство и узы крови, звери ничего подобного не ведают, а, в конце концов, мужчина и женщина тоже принадлежат к звериному царству. Но ради Артура я все сокрою, он вовеки не узнает о том, что зачал сына, совершив то, что в его представлении страшный грех.
Что до меня, я среди священников не воспитывалась и страха перед ними не испытываю. Дитя в моем чреве – это я решила твердо – зачато не смертным мужем. Его послал мне Увенчанный Рогами, как то и подобает в случае первого ребенка посвященной жрицы.
И я направилась на север, не устрашись долгого пути через болота и топи, и добралась наконец до королевства Оркнейского и прибыла к родственнице моей Моргаузе».
Книга II
ВЕРХОВНАЯ КОРОЛЕВА
Глава 1
Далеко на севере, во владениях Лота Оркнейского, на болотах лежал глубокий снег; и зачастую даже в полдень все тонуло в сумеречном тумане. В те редкие дни, когда светило солнце, мужчины выбирались на охоту, но женщины так и сидели взаперти в четырех стенах. Моргауза лениво крутила веретено – она ненавидела прясть ничуть не меньше, чем в детстве, однако для рукоделия более изящного в комнате было слишком темно. Из открытой двери потянуло стылым сквозняком, и она подняла взгляд.
– Послушай, Моргейна, тут и без того слишком холодно, и ты сама все время жалуешься, что мерзнешь: теперь, никак, нас всех в сосульки превратить решила? – мягко упрекнула она.
– Я вовсе не жаловалась, – возразила Моргейна. – Я разве сказала хоть слово? В комнате душно, точно в нужнике, да в придачу еще дым этот вонючий. Я всего лишь подышать хочу – и только-то! – Молодая женщина захлопнула дверь и возвратилась к огню, потирая руки и дрожа всем телом. – С середины лета я, почитай, так и не согрелась ни разу.
– Вот уж не удивляюсь, – отозвалась Моргауза. – Этот маленький нахлебник вытягивает из твоих костей весь жар: ему уютно и тепло, а мать трясется от холода. Так оно всегда бывает.
– По крайней мере зимнее солнцестояние миновало, светает нынче раньше, а темнеет – позже, – промолвила одна из прислужниц Моргаузы. – И, может статься, уже через пару недель ваш младенчик будет с вами…
Моргейна не ответила. Вся дрожа, она склонилась над огнем и терла, терла руки – словно пытаясь унять боль. «А ведь девочка похожа на собственный призрак», – подумала про себя Моргауза, черты лица заострились, истончились до смертельной прозрачности, костлявые, точно у скелета, руки резко контрастируют с выпирающим животом. Под глазами залегли огромные темные круги, веки покраснели, точно опухли от долгих рыданий; однако за все те месяцы, что Моргейна пробыла под ее кровом, Моргауза ни разу не видела, чтобы молодая женщина пролила хотя бы слезинку.
«Я бы охотно ее утешила, но как, если она не плачет?»
На Моргейне было старое платье самой Моргаузы: выгоревшее, истрепавшееся одеяние темно-синего цвета и гротескно длинное в придачу. Смотрелось оно ужасно; Моргаузу выводило из себя, что родственница даже не потрудилась взять иголку с ниткой и хоть как-нибудь подшить подол. Ишь, лодыжки-то как распухли, так и выпирают из башмаков; а все потому, что в это время года никакой иной еды, кроме соленой рыбы и жестких, безвкусных овощей, нет. Все в замке нуждались в свежей пище, да только в такую погоду взять ее неоткуда. Впрочем, может статься, мужчинам повезет на охоте, и ей удастся заставить Моргейну поесть только что добытого мяса; сама выносившая четырех детей, Моргауза знала об истощении последних месяцев беременности отнюдь не понаслышке. Однажды, припомнила она, еще будучи брюхата Гавейном, она отправилась в маслодельню и поела там глины из запасов для отбеливания. Одна старая повитуха некогда рассказывала ей: если беременную женщину тянет на подобные странности, это значит, что на самом деле того требует дитя, и должно накормить его тем, что ему мило. Может статься, завтра у горного ручья удастся собрать свежих трав: беременным женщинам они всегда в охотку, особенно затянувшейся зимой, как вот сейчас.
Роскошные темные пряди Моргейны спутались, коса растрепалась – похоже на то, что молодая женщина не причесывалась и не заплетала волосы вот уже много недель. А Моргейна тем временем отошла от огня, взяла с полки гребень, подхватила на руки одну из комнатных собачек Моргаузы и принялась ее расчесывать. «Лучше бы собой занялась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370
Отвергнутый мною Авалон остался позади, прекрасный Остров сиял в рассветных лучах, но я не обернулась, чтобы взглянуть в последний раз на Холм или кольцо камней.
Я не буду более орудием в руках Вивианы, не дам брату сына во исполнение некоего тайного замысла Владычицы Озера. Почему-то я ни на минуту не сомневалась в том, что разрешусь сыном. Знай я, что произведу на свет девочку, я бы осталась на Авалоне и подарила Богине дочь – дочь, которую должна была ее святилищу. Никогда за все последующие годы не переставала я жалеть о том, что Богиня послала мне сына, а не дочь, которая служила бы ей в храме и священной роще.
И вот в последний раз, как мне тогда казалось, произнесла я слова заклятия, и туманы отступили, и мы пристали к берегу Озера. Мне казалось, я пробуждаюсь от долгого сна. Некогда, впервые увидев Авалон, я спросила: «А он настоящий?», и Вивиана ответила мне: «Куда более настоящий, чем любое другое место». Но теперь остров утратил реальность. Я глядела на унылые тростники и думала: вот это – настоящее, а годы, проведенные на Авалоне, лишь сон, не более; сон померкнет и растает, и я наконец проснусь.
Шел дождь, холодные капли с плеском падали в Озеро. Я накинула на голову капюшон плотного плаща, ступила на самый что ни на есть настоящий берег, мгновение помедлила, глядя, как ладья вновь растаяла в туманах, и решительно повернула прочь.
Я твердо знала, куда направлюсь. Не в Корнуолл, нет, хотя всей душой тосковала я по земле моего детства, и протяженным каменным кряжам, уходящим далеко в темное море, и по глубоким, тенистым лощинам между сланцевыми утесами, и по любимой, полузабытой береговой линии Тинтагеля. Игрейна с радостью приняла бы меня. Но она жила в покое и благоденствии в пределах монастырских стен, и мне не хотелось ее тревожить. Не помышляла я и о том, чтобы отправиться к Артуру, хотя я ни минуты не сомневалась в том, что он пожалеет и приютит меня.
Богиня навязала нам свою волю. И я тоже отчасти сожалела о том, что произошло тем утром: то, что мы совершили как Бог и Богиня, было предписано обрядом, но то, что случилось на рассвете, произошло ради нас двоих. Но и здесь все вышло так, как угодно Богине. Лишь человеческий род различает родство и узы крови, звери ничего подобного не ведают, а, в конце концов, мужчина и женщина тоже принадлежат к звериному царству. Но ради Артура я все сокрою, он вовеки не узнает о том, что зачал сына, совершив то, что в его представлении страшный грех.
Что до меня, я среди священников не воспитывалась и страха перед ними не испытываю. Дитя в моем чреве – это я решила твердо – зачато не смертным мужем. Его послал мне Увенчанный Рогами, как то и подобает в случае первого ребенка посвященной жрицы.
И я направилась на север, не устрашись долгого пути через болота и топи, и добралась наконец до королевства Оркнейского и прибыла к родственнице моей Моргаузе».
Книга II
ВЕРХОВНАЯ КОРОЛЕВА
Глава 1
Далеко на севере, во владениях Лота Оркнейского, на болотах лежал глубокий снег; и зачастую даже в полдень все тонуло в сумеречном тумане. В те редкие дни, когда светило солнце, мужчины выбирались на охоту, но женщины так и сидели взаперти в четырех стенах. Моргауза лениво крутила веретено – она ненавидела прясть ничуть не меньше, чем в детстве, однако для рукоделия более изящного в комнате было слишком темно. Из открытой двери потянуло стылым сквозняком, и она подняла взгляд.
– Послушай, Моргейна, тут и без того слишком холодно, и ты сама все время жалуешься, что мерзнешь: теперь, никак, нас всех в сосульки превратить решила? – мягко упрекнула она.
– Я вовсе не жаловалась, – возразила Моргейна. – Я разве сказала хоть слово? В комнате душно, точно в нужнике, да в придачу еще дым этот вонючий. Я всего лишь подышать хочу – и только-то! – Молодая женщина захлопнула дверь и возвратилась к огню, потирая руки и дрожа всем телом. – С середины лета я, почитай, так и не согрелась ни разу.
– Вот уж не удивляюсь, – отозвалась Моргауза. – Этот маленький нахлебник вытягивает из твоих костей весь жар: ему уютно и тепло, а мать трясется от холода. Так оно всегда бывает.
– По крайней мере зимнее солнцестояние миновало, светает нынче раньше, а темнеет – позже, – промолвила одна из прислужниц Моргаузы. – И, может статься, уже через пару недель ваш младенчик будет с вами…
Моргейна не ответила. Вся дрожа, она склонилась над огнем и терла, терла руки – словно пытаясь унять боль. «А ведь девочка похожа на собственный призрак», – подумала про себя Моргауза, черты лица заострились, истончились до смертельной прозрачности, костлявые, точно у скелета, руки резко контрастируют с выпирающим животом. Под глазами залегли огромные темные круги, веки покраснели, точно опухли от долгих рыданий; однако за все те месяцы, что Моргейна пробыла под ее кровом, Моргауза ни разу не видела, чтобы молодая женщина пролила хотя бы слезинку.
«Я бы охотно ее утешила, но как, если она не плачет?»
На Моргейне было старое платье самой Моргаузы: выгоревшее, истрепавшееся одеяние темно-синего цвета и гротескно длинное в придачу. Смотрелось оно ужасно; Моргаузу выводило из себя, что родственница даже не потрудилась взять иголку с ниткой и хоть как-нибудь подшить подол. Ишь, лодыжки-то как распухли, так и выпирают из башмаков; а все потому, что в это время года никакой иной еды, кроме соленой рыбы и жестких, безвкусных овощей, нет. Все в замке нуждались в свежей пище, да только в такую погоду взять ее неоткуда. Впрочем, может статься, мужчинам повезет на охоте, и ей удастся заставить Моргейну поесть только что добытого мяса; сама выносившая четырех детей, Моргауза знала об истощении последних месяцев беременности отнюдь не понаслышке. Однажды, припомнила она, еще будучи брюхата Гавейном, она отправилась в маслодельню и поела там глины из запасов для отбеливания. Одна старая повитуха некогда рассказывала ей: если беременную женщину тянет на подобные странности, это значит, что на самом деле того требует дитя, и должно накормить его тем, что ему мило. Может статься, завтра у горного ручья удастся собрать свежих трав: беременным женщинам они всегда в охотку, особенно затянувшейся зимой, как вот сейчас.
Роскошные темные пряди Моргейны спутались, коса растрепалась – похоже на то, что молодая женщина не причесывалась и не заплетала волосы вот уже много недель. А Моргейна тем временем отошла от огня, взяла с полки гребень, подхватила на руки одну из комнатных собачек Моргаузы и принялась ее расчесывать. «Лучше бы собой занялась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370