Мы можем построить на том месте церковь или часовню.
– Но Древние – тоже твои подданные, – возразила Моргейна, – а ты в молодости заключил Великий Брак со всей страной. Неужто ты лишишь Древний народ рощи, дающей им пропитание и убежище, их храма, созданного не руками человеческими, но самим Богом? Неужто ты оставишь их умирать от голода, как уже случалось в тех землях, где вырубили слишком много лесов?
Уриенс взглянул на свои узловатые старческие запястья. Синяя татуировка поблекла, оставив лишь едва заметные линии.
– Недаром тебя зовут Моргейной Волшебницей – Древний народ нигде бы не сыскал лучшего заступника. Что ж, раз ты просишь за них, моя леди, я не трону эту рощу, пока жив, – но когда я умру, Аваллох сам решит, как с ней поступить. А теперь не принесешь ли ты мне мои туфли и одежду, чтобы я мог сидеть в зале, как король, а не как старый хрен, в ночной сорочке и шлепанцах?
– Конечно, – согласилась Моргейна. – Но я тебя не подниму, так что придется Хоу помочь тебе одеться.
Когда Хоу справился с поручением, Моргейна причесала Уриенса и позвала второго воина, ожидавшего королевского приказа. Они сплели руки в подобие кресла, подняли Уриенса и отнесли в зал. Моргейна тем временем положила на королевское кресло несколько подушек и проследила, как старика усадили на них.
А потом она услышала, как забегали слуги, а со двора донесся стук копыт… «Увейн», – подумала Моргейна, едва взглянув на юношу, вступившего в зал в сопровождении слуг. Трудно было поверить, что этот рослый молодой рыцарь, широкоплечий, со шрамом на щеке, и есть тот самый тощий мальчишка, так привязавшийся к ней за первый год ее жизни при дворе Уриенса – год, исполненный одиночества и отчаяния. Увейн поцеловал отцу руку и склонился перед Моргейной.
– Отец. Милая матушка…
– Я рад снова видеть тебя дома, парень, – сказал Уриенс, но взгляд Моргейны уже был прикован к следующему мужчине, перешагнувшему порог зала. На миг она не поверила своим глазам – это было все равно что увидеть призрак. «Если бы он был настоящим, я бы непременно увидела его при помощи Зрения…» А затем она поняла. «Просто я изо всех сил старалась не думать об Акколоне – иначе я могла бы лишиться рассудка…»
Акколон отличался более хрупким сложением и уступал брату в росте. Его взгляд тут же прикипел к Моргейне – на один лишь миг, прежде чем Акколон опустился на колено перед отцом. Но когда он повернулся к Моргейне, голос его был безупречно ровным и сдержанным.
– Я рад снова оказаться дома, леди.
– Я рада снова видеть здесь вас обоих, – так же ровно отозвалась Моргейна. – Увейн, поведай нам, откуда у тебя взялся этот ужасный шрам через всю щеку. Я думала, что после победы над императором Луцием все пообещали Артуру не чинить больше никаких непотребств!
– Да ничего особенного! – весело откликнулся Увейн. – Просто какой-то разбойник занял заброшенную крепость и развлекался тем, что грабил окрестности и именовал себя королем. Мы с Гавейном, сыном Лота, отправились туда и немного потрудились, и Гавейн обзавелся там женой – некой вдовствующей леди с богатыми землями. Что же до этого… – он легонько прикоснулся к шраму. – Пока Гавейн дрался с хозяином крепости, мне пришлось разобраться с одним типом – жутким ублюдком, прорвавшимся мимо охраны. А он оказался левшой, да к тому же еще и неуклюжим. Нет уж, лучше я буду драться с хорошим бойцом, чем с паршивым! Если бы там была ты, матушка, у меня бы вообще не осталось никакого шрама, но у лекаря, который зашивал мне щеку, руки росли не оттуда. Что, он и вправду так сильно меня изуродовал?
Моргейна нежно погладила пасынка по рассеченной щеке.
– Для меня ты всегда останешься красивым, сынок. Но, возможно, мне удастся что-нибудь с этим сделать, – а то твоя рана воспалилась и распухла. Вечером я приготовлю для тебя припарки, чтобы лучше заживало. Она, должно быть, болит.
– Болит, – сознался Увейн. – Но я полагаю, что мне еще повезло – я не подхватил столбняк, как один из моих людей. До чего ужасная смерть!
Юноша поежился.
– Когда рана начала распухать, я было подумал, что у меня началось то же самое, но мой добрый друг Гавейн сказал, что до тех пор, пока я в состоянии пить вино, столбняк мне не грозит – и принялся снабжать меня этим самым вином. Клянусь тебе, матушка, – за две недели я ни разу не протрезвел! – хохотнув, произнес Увейн. – Я отдал бы тогда всю добычу, захваченную у этого разбойника, за какой-нибудь твой суп. Я не мог жевать ни хлеб, ни сушеное мясо и изголодался чуть ли не до смерти. Я ведь потерял три зуба…
Моргейна осмотрела рану.
– Открой рот. Ясно, – сказала она и жестом подозвала одного из слуг. – Принеси сэру Увейну тушеного мяса и тушеных фруктов. А ты пока что даже и не пытайся жевать что-нибудь твердое. После ужина я посмотрю, что с этим делать.
– Я и не подумаю отказываться, матушка. Рана до сих пор чертовски болит. А кроме того, при дворе Артура есть одна девушка… Я вовсе не хочу, чтоб она принялась шарахаться от меня, как от черта, – и он рассмеялся. Несмотря на боль от раны, Увейн жадно ел и рассказывал всяческие истории о событиях при дворе, веселя всех присутствующих. Моргейна не смела отвести взгляда от пасынка, но сама она на протяжении всей трапезы чувствовала на себе взгляд Акколона, и он согревал ее, словно солнечные лучи после холодной зимы.
Ужин прошел радостно и оживленно, но к концу его Уриенс устал. Моргейна заметила это и подозвала его слуг.
– Муж мой, ты сегодня в первый раз поднялся с постели – тебе не следует чересчур переутомляться.
Увейн поднялся со своего места.
– Отец, позволь, я сам тебя отнесу.
Он наклонился и легко поднял больного на руки, словно ребенка. Моргейна двинулась следом за ним, но на пороге остановилась.
– Мелайна, присмотри тут за порядком – мне нужно до ночи еще заняться щекой Увейна.
Через некоторое время Уриенс уже лежал в своих покоях; Увейн остался посидеть с ним, а Моргейна отправилась на кухню, чтобы приготовить припарки. Она растолкала повара и велела ему согреть еще воды в кухонном очаге. Раз уж она занимается врачеванием, надо ей держать у себя в комнате жаровню и котелок. И как она раньше до этого не додумалась? Моргейна поднялась наверх и усадила Увейна так, чтобы она могла наложить ему на щеку кусок ткани, пропитанный горячим травяным отваром. Боль в воспалившейся ране приутихла, и юноша облегченно вздохнул.
– Ох, матушка, хорошо-то как! А эта девушка при дворе у
Артура не умеет лечить. Матушка, когда я женюсь на ней, ты научишь ее своему искусству – ну, хоть немного? Ее зовут Шана, и она из Корнуолла. Она – одна из придворных дам королевы Изотты. Матушка, а как так получилось, что этот Марк именует себя королем Корнуолла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370
– Но Древние – тоже твои подданные, – возразила Моргейна, – а ты в молодости заключил Великий Брак со всей страной. Неужто ты лишишь Древний народ рощи, дающей им пропитание и убежище, их храма, созданного не руками человеческими, но самим Богом? Неужто ты оставишь их умирать от голода, как уже случалось в тех землях, где вырубили слишком много лесов?
Уриенс взглянул на свои узловатые старческие запястья. Синяя татуировка поблекла, оставив лишь едва заметные линии.
– Недаром тебя зовут Моргейной Волшебницей – Древний народ нигде бы не сыскал лучшего заступника. Что ж, раз ты просишь за них, моя леди, я не трону эту рощу, пока жив, – но когда я умру, Аваллох сам решит, как с ней поступить. А теперь не принесешь ли ты мне мои туфли и одежду, чтобы я мог сидеть в зале, как король, а не как старый хрен, в ночной сорочке и шлепанцах?
– Конечно, – согласилась Моргейна. – Но я тебя не подниму, так что придется Хоу помочь тебе одеться.
Когда Хоу справился с поручением, Моргейна причесала Уриенса и позвала второго воина, ожидавшего королевского приказа. Они сплели руки в подобие кресла, подняли Уриенса и отнесли в зал. Моргейна тем временем положила на королевское кресло несколько подушек и проследила, как старика усадили на них.
А потом она услышала, как забегали слуги, а со двора донесся стук копыт… «Увейн», – подумала Моргейна, едва взглянув на юношу, вступившего в зал в сопровождении слуг. Трудно было поверить, что этот рослый молодой рыцарь, широкоплечий, со шрамом на щеке, и есть тот самый тощий мальчишка, так привязавшийся к ней за первый год ее жизни при дворе Уриенса – год, исполненный одиночества и отчаяния. Увейн поцеловал отцу руку и склонился перед Моргейной.
– Отец. Милая матушка…
– Я рад снова видеть тебя дома, парень, – сказал Уриенс, но взгляд Моргейны уже был прикован к следующему мужчине, перешагнувшему порог зала. На миг она не поверила своим глазам – это было все равно что увидеть призрак. «Если бы он был настоящим, я бы непременно увидела его при помощи Зрения…» А затем она поняла. «Просто я изо всех сил старалась не думать об Акколоне – иначе я могла бы лишиться рассудка…»
Акколон отличался более хрупким сложением и уступал брату в росте. Его взгляд тут же прикипел к Моргейне – на один лишь миг, прежде чем Акколон опустился на колено перед отцом. Но когда он повернулся к Моргейне, голос его был безупречно ровным и сдержанным.
– Я рад снова оказаться дома, леди.
– Я рада снова видеть здесь вас обоих, – так же ровно отозвалась Моргейна. – Увейн, поведай нам, откуда у тебя взялся этот ужасный шрам через всю щеку. Я думала, что после победы над императором Луцием все пообещали Артуру не чинить больше никаких непотребств!
– Да ничего особенного! – весело откликнулся Увейн. – Просто какой-то разбойник занял заброшенную крепость и развлекался тем, что грабил окрестности и именовал себя королем. Мы с Гавейном, сыном Лота, отправились туда и немного потрудились, и Гавейн обзавелся там женой – некой вдовствующей леди с богатыми землями. Что же до этого… – он легонько прикоснулся к шраму. – Пока Гавейн дрался с хозяином крепости, мне пришлось разобраться с одним типом – жутким ублюдком, прорвавшимся мимо охраны. А он оказался левшой, да к тому же еще и неуклюжим. Нет уж, лучше я буду драться с хорошим бойцом, чем с паршивым! Если бы там была ты, матушка, у меня бы вообще не осталось никакого шрама, но у лекаря, который зашивал мне щеку, руки росли не оттуда. Что, он и вправду так сильно меня изуродовал?
Моргейна нежно погладила пасынка по рассеченной щеке.
– Для меня ты всегда останешься красивым, сынок. Но, возможно, мне удастся что-нибудь с этим сделать, – а то твоя рана воспалилась и распухла. Вечером я приготовлю для тебя припарки, чтобы лучше заживало. Она, должно быть, болит.
– Болит, – сознался Увейн. – Но я полагаю, что мне еще повезло – я не подхватил столбняк, как один из моих людей. До чего ужасная смерть!
Юноша поежился.
– Когда рана начала распухать, я было подумал, что у меня началось то же самое, но мой добрый друг Гавейн сказал, что до тех пор, пока я в состоянии пить вино, столбняк мне не грозит – и принялся снабжать меня этим самым вином. Клянусь тебе, матушка, – за две недели я ни разу не протрезвел! – хохотнув, произнес Увейн. – Я отдал бы тогда всю добычу, захваченную у этого разбойника, за какой-нибудь твой суп. Я не мог жевать ни хлеб, ни сушеное мясо и изголодался чуть ли не до смерти. Я ведь потерял три зуба…
Моргейна осмотрела рану.
– Открой рот. Ясно, – сказала она и жестом подозвала одного из слуг. – Принеси сэру Увейну тушеного мяса и тушеных фруктов. А ты пока что даже и не пытайся жевать что-нибудь твердое. После ужина я посмотрю, что с этим делать.
– Я и не подумаю отказываться, матушка. Рана до сих пор чертовски болит. А кроме того, при дворе Артура есть одна девушка… Я вовсе не хочу, чтоб она принялась шарахаться от меня, как от черта, – и он рассмеялся. Несмотря на боль от раны, Увейн жадно ел и рассказывал всяческие истории о событиях при дворе, веселя всех присутствующих. Моргейна не смела отвести взгляда от пасынка, но сама она на протяжении всей трапезы чувствовала на себе взгляд Акколона, и он согревал ее, словно солнечные лучи после холодной зимы.
Ужин прошел радостно и оживленно, но к концу его Уриенс устал. Моргейна заметила это и подозвала его слуг.
– Муж мой, ты сегодня в первый раз поднялся с постели – тебе не следует чересчур переутомляться.
Увейн поднялся со своего места.
– Отец, позволь, я сам тебя отнесу.
Он наклонился и легко поднял больного на руки, словно ребенка. Моргейна двинулась следом за ним, но на пороге остановилась.
– Мелайна, присмотри тут за порядком – мне нужно до ночи еще заняться щекой Увейна.
Через некоторое время Уриенс уже лежал в своих покоях; Увейн остался посидеть с ним, а Моргейна отправилась на кухню, чтобы приготовить припарки. Она растолкала повара и велела ему согреть еще воды в кухонном очаге. Раз уж она занимается врачеванием, надо ей держать у себя в комнате жаровню и котелок. И как она раньше до этого не додумалась? Моргейна поднялась наверх и усадила Увейна так, чтобы она могла наложить ему на щеку кусок ткани, пропитанный горячим травяным отваром. Боль в воспалившейся ране приутихла, и юноша облегченно вздохнул.
– Ох, матушка, хорошо-то как! А эта девушка при дворе у
Артура не умеет лечить. Матушка, когда я женюсь на ней, ты научишь ее своему искусству – ну, хоть немного? Ее зовут Шана, и она из Корнуолла. Она – одна из придворных дам королевы Изотты. Матушка, а как так получилось, что этот Марк именует себя королем Корнуолла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370