ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Полноватое лицо расплывается в почти гагаринской улыбке. Импозантен, как всегда. Костюм – как влитой, белоснежный воротничок охватывает французский шелковый галстук – синий, весь в модных коричневых завитушках. В руках – несколько листов.
– Не помешаю, Владимир Николаевич?
Бельцин сердито мотнул головой на стул.
– Не юродствуй, Тимур Борисович! Заходи – раз пропустили!
Чугай, поняв, что президент не в духе, поспешно убрал улыбку с лица. Подошел, уселся, выложив перед собой принесенные листы и спросил осторожно:
– Владимир Николаевич… Как Огарево прошло?
Бельцин состроил недовольную мину.
– Плохо! Пришлось пойти на большие уступки! (Он угрюмо нахохлился, косит недобро, исподлобья.) У нас теперь, Тимур Борисович будет сложная задача… Михайлов занимается пустопорожней болтовней! На него ориентироваться нечего… Надо начинать самим реформы двигать, без всякой там оглядки… Понимаешь?
На Чугая был брошен острый, пытливый взгляд. Чугай понятливо кивнул – полноватое лицо его зачерствело, посерьезнело, но в хитрых глазах сверкнула тонкая чертовщинка.
– Понимаю… Только, Владимир Николаевич, можно выскажу кое-какие свои соображения? Двигать-то с кем? С таджиками? С туркменами? Да они же ещё в мезозое живут…
Бельцин раздраженно махнул рукою.
– Перестань, Тимур Борисович! Это я все и без тебя знаю…
Но Чугай не смутился:
– Владимир Николаевич… Я боюсь показаться назойливым, но, на мой взгляд, сейчас существуют фантазии и реалии. Фантазии – это то, что мы продолжаем жить в Советском Союзе, а реалии – что республики уже давно решили быть самостоятельными. И тут уж ничего не поделаешь… Я тут с собой кое-что принес. Вот послушайте!
Он придвинул к себе выложенные перед и пояснил коротко:
– Это Солоницын пишет… Наш самый известный диссидент…
Затем, уткнувшись в бумаги, нашел требуемый абзац, принялся читать:
– "Советский Союз развалится все равно, и выбора тут по настоящему нет, и обсуждать тут нечего, успевай только поворачиваться побыстрей, чтобы этот процесс не превратился в неуправляемую лавину и не похоронил нас под своими обломками". И вот ещё… Далее… "Надо безотложно объявить, что три прибалтийских республики, три закавказских, четыре среднеазиатских, и Молдавия, которая больше к Румынии тянется – это не Россия вовсе! Поэтому ежели кто-то из этих республик заколеблется, мы сами со всей решительностью должны объявить об их отделении… Нечего тянуть взаимное обременение, оно давно уже назрело!"
Перестав читать, Чугай вскинул голову и посмотрел на Бельцина.
– Видите, Владимир Николаевич? Это пишет человек, живущий в Америке… Оттуда, оказывается, все гораздо лучше видно…
Заметив, что Бельцин все ещё продолжает угрюмо молчать, он торопливо, не останавливаясь (лицо вдруг стало похожим на хищную мордочку то ли лисы, то ли хорька) сказал:
– Владимир Николаевич… Нет у нас сил на Империю… Время империй прошло! Сейчас надо честно признаться – не выгодно нам создание союзных органов, все свои проблемы Россия может решить и без Михайлова! Если мы хотим развиваться, надо прекратить финансировать союзные структуры… А если сохраним ресурсы для себя, то скоро, очень скоро сможем выйти на уровень развитых стран… А республики к нам ещё прибегут, некуда им бежать, и даже о границах тут спорить нечего! Черт с ними, в конце концов, с границами… В тяжбах о них можно всю жизнь барахтаться, да только зря время потеряем и в нищете и разрухе погрязнем. Владимир Николаевич… Надо делать этот шаг… Трудный, непростой, но необходимый! Сумел же в свое время Черчилль отказаться от Индии, а де Голь от Алжира. Кто их теперь за это осудит?
Бельцин, выслушав Чугая, усмехнулся одними губами:
– Это все слова, Тимур Борисыч. Слова… А мне экономическая программа нужна! Ясно? У тебя, кажется, целый институт есть. Вот и действуй! Но программу мне дай!
Последнее слово Бельцин произнес резко, как гвоздь в доску забил. Чугай нетерпеливо ерзнул на стуле.
– Владимир Николаевич… Собственно за этим я ведь и пришел! Задачка, конечно, непростая… (У Бельцина грозно поджались губы и Чугай тут же поспешил добавить.) Но меня приглашают на международный экономический форум в Швейцарию… – он проворно вытащил из-под принесенных листов длинный узкий конверт с целлулоидным окошечком для адреса и пододвинул его Бельцину. – Там собирается вся мировая экономическая элита… Лучшего места для привлечения специалистов и придумать нельзя…
Бельцин сначала посмотрел на конверт, затем искоса на Чугая. Подумал:
"Глубоко копает! И кругозор есть, и работать умеет… Далеко пойдет, если волю дать… А может и стоит дать? Пусть пройдоха и свой карман при случае не забудет, но если нужно – в лепешку расшибется, а дело свое сделает! А что не прост? Даже хорошо… В политике простачки не выживают…"
Помолчав немного, ответил ворчливо:
– Ладно… Поезжай! И в общем так, Тимур Борисыч… Привлекай кого хочешь, но помни! Мне от тебя нужна экономическая программа, и нужна в кратчайшие сроки… Чтобы я мог выйти к людям и честно сказать – такой путь избрала Россия. Пойдем по нему через год-два будем жить лучше… Я готов дать руку на отсечение за это…
А потом упер в Чугая холодные глаза-льдинки и добавил жестоко:
– А ты, Тимур Борисыч, соответственно, голову! Понял меня?
Чугай судорожно сглотнул.
И все-таки одной экономической программы ему мало – Бельцин это прекрасно понимал. По большому счету ему требуется чудо, чтобы свалить Михайлова… Но только чудо на то оно и чудо, что происходит совершенно неожиданно…
Матросская тишина… Эта улица в Москве имела странное название. Уже мало кто из местных старожилов помнил, что название она получила от богаделен, располагавшихся когда-то на этом самом месте. В прошлом веке эти богадельни, содержавшиеся на средства Адмиралтейства, служили последним приютом для неимущих моряков. Состарившиеся ветераны былых морских баталий мирно заканчивали здесь свой век.
Но бурный век двадцатый, пронесшийся ураганом по городам и весям, внес свои коррективы в ландшафт московских улиц. Богадельни снесли и на их месте теперь стояла тюрьма. Тюрьма необычная – тюрьма для партийной элиты. Построенная эдак лет сорок назад по личному распоряжению тогдашнего секретаря ЦК Смоленкова, в отличие от других подобных заведений, она никогда не входила ни в систему МВД, не контролировалась МГК, а подчинялась напрямую Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б).
Здесь все было по высшему разряду, все, как и положено для высшего партзвена: в кабинете начальника тюрьмы стоял заветный спецтелефон – "кремлевская вертушка", персонал – вахтеры, конвоиры и следователи, – набирался только через спецкомиссию, и даже допросы тут проводились в соответствии со специально утвержденной инструкцией, написанной, по слухам, все тем же Смоленковым… Правда, что ни в коей мере не спасало самих заключенных от последней в их жизни прогулки к тупиковому коридору в сыром подвале этого сугубо секретного на тот момент заведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155