Она неуклюже волокла за собою принесенный с улицы стул.
– Ой ты боже ж мой, шо делается, Муля, а вы тут даже и не знаете, – пронзительно заверещала она. – Включайте же скорей телевизор – там передают, что Бельцин и Травчук развалили Советский Союз!
Ну, вот и все!
Америка, как призрачная страна Оз, растаяла в белесой дымке за окном иллюминатора. Короткий и яркий сон, после которого надо возвращаться в жесткую и суровую реальность страны, которая ещё осталась на картах, но которой уже не было наяву. Пора просыпаться… Блестящие небоскребы, сверкающий и переливающийся неоновыми огнями Город Большое Яблоко и женщина с пронзительно зелеными глазами, все это осталось в другом мире. Он нашел ее там, в этом сне, свою придуманную мечту, чтобы тут же потерять… Теперь уже, похоже, навсегда…
– Игорь вы действительно уезжаете? – спросила она перед тем, как попрощаться, там на Брайтоне, на берегу по зимнему серого и сердитого Атлантического океана.
– Да… Уезжаю… Я наверное сегодня вам столько глупостей наговорил… Простите… Наташа, а вы… Вы действительно замужем? – Игорь постарался, чтобы голос у него не дрогнул, но взгляд его выдал.
– Да, – поспешно ответила Наташа и, заметив на его лице застывший вопрос, тихо добавила. – Не обижайтесь, Игорь… Я люблю своего мужа…
Игорь опустил глаза и принялся полировать взглядом носки своих ботинок.
– Понятно…
Ну что ж! По крайней мере теперь все точки над "i" расставлены… А на что иное он, собственно говоря, рассчитывал? Что у нее никого нет и она, как увидит его, сразу бросится ему шею? Бред… Ерунда! Может это и к лучшему, что надо возвращаться. В конце концов, у нее своя жизнь, у него своя… Он не Высоцкий, а она не Марина Влади…
– Игорь… Оставьте мне, пожалуйста, на память ваш автограф, – вдруг попросила она.
Игорь растерялся, но потом быстро сунул руку за пазуху и вытащил оттуда свернутый в несколько раз лист. Развернул его. Это оказался тот самый рекламный плакат, который ему в день приезда подарил Питер Робинсон.
– У вас найдется ручка? – спросил он.
Наташа, порывшись в сумочке, передала ему тонкую шариковую авторучку. Игорь быстро написал что-то на афишке, размашисто расписался внизу и протянул плакатик и ручку Наташе.
– Спасибо! – Наташа аккуратно свернула лист и сунула его в сумку. – Счастья вам, Игорь! – но голос у нее был грустный.
– Вам тоже…
Ну, вот и все! Протянутая рука, рукопожатие… Всё, всё! Пора просыпаться… Домой! К черту гастроли! К черту даже огромную неустойку, которую ему придется выложить за несостоявшиеся концерты – слишком пошло развлекать эмигрантов здесь, в Америке, когда твоя страна разодрана на части… Игорь подавил рвущийся из груди тяжкий вздох, – не укладывалось в голове, что его страны больше нет! Он повернулся к дремавшему рядом в кресле самолета Аркадию и сказал:
– А знаешь, Аркаша… Я все раньше думал, что может быть хуже коммунистов? А теперь, кажется, знаю… Демократы! Дико звучит, а, Аркаш?
– Старик, дай поспать, – хмуро промычал в ответ Резман.
– Да и какие они, к ядренной фене, демократы… – с горечью произнес Игорь, отрешенным взглядом упершись в низкий потолок над головой. – Те же комсорги, да секретари обкомов перекрасившиеся… Что ещё вчера на партсобраниях своим партбилетом размахивали. Противно! Мы были готовы за них под танки лезть, а они, оказывается, нас просто использовали…
Аркадий повернулся к Игорю спиной и приложился щекой к короткой наволочке, надетой на спинку кресла.
– Пережили татаро-монгольское иго, смуту и коммунизм, переживем как-нибудь и это! – буркнул он, не размыкая плотно сомкнутых век.
– Ладно, спи, директор, – усмехнулся Игорь. – В Москву прилетим – отсыпаться будет некогда… Прилетим, буду делать новый концерт… Назову его "Эра вырождения"…
Но Аркадий вдруг резко вскинулся, как будто и не дремал вовсе. Глаза у него не сонные совсем, – злые, ненавидящие, неприязненно впились в Игоря.
– Игорь, блин, ты уже достал всех! – с клокочущей яростью заявил он. – Ты что думаешь ты умнее всех? Да? Ты думаешь, кто-нибудь протестовал, кто-нибудь вышел на демонстрацию, когда Союз развалился? Нет! Никто! Нигде! Не вышел! Понимаешь? НЕ ВЫ-ШЕЛ! Потому, что народ радоваться хочет! Радоваться! Рухнула долбанная Совдепия, на пороге новая жизнь – свобода, предпринимательство, частная собственность! А ты опять лезешь со своей сраной патетикой! На хрен это кому уже нужно! Понимаешь? На хрен!
Игорь посмурнел и посмотрел на товарища с тоскливым выражением.
– Вот то-то и погано, Аркаша…
– Что тебе погано? – резко спросил его Резман.
– Погано, что этого никто не понимает… – усмехнулся Игорь. – Страну развалили, а никто даже не пикнул! Приучают, что жить можно на халяву, а мы радуемся… Радуемся! Бери, хапай, кто сколько может… Продавайся! Потому, что когда нас всех купят, мы, оказывается, заживем счастливо и красиво! А ведь понятно, кто все купит! За пятак, по дешевке! Те же воры, и жульё коммунистическое… Только теперь они будут коммуниздить нагло, в открытую – не прикрываясь демагогией о светлом коммунистическом будущем…
Лицо у Аркадия запрыгало в нервных судорогах.
– Ну, да… Конечно, конечно! – рот перекосило в едкой издевке. – Все хотят в рай, только умирать почему-то никто не хочет… Но мир-то, старик, все равно переделать не удастся! Все уже придумано и додумано до тебя… И никому не нужна твоя правда, которая переворачивает весь мир! Не нужна, понимаешь? Такая жизнь и другой жизни у нас нет! А эта страна – она никогда не ценила честных людей, – ей не нужны ни профессионалы, ни таланты, – здесь вообще три поколения вдалбливалось другое! Здесь гегемоном был и останется хитрожопый мужик, который умеет только пиздить и пиздеть! Вот так! И поэтому я и хотел бы жить где-нибудь в другом месте! В Израиле, например, а не здесь, в этом сраном дерьме!
Аркадий замолчал, кусая белые от злости губы. Игорь уперся в него тяжелым взглядом и припечатал словно свинчаткой:
– Только ты забыл сказать, Аркаша, что это ещё и мой мир… А я не хочу жить в дерьме! И дети мои, чтобы жили в дерьме тоже – не хочу! И я не позволю этот мир поганить! Понял?
И в глазах у него было столько яростного и непримиримого упрямства, что Аркадий ни слова не говоря, повернулся к нему спиной…
Родное отечество встретило прилетевших привычной сутолокой и деловой суетой…
На первый взгляд здесь ничего не изменилось…
Все также падал снег за окнами, все также спешили люди на работу – привычную, обыденную… Казалось, что хотя страны уже не было, она продолжала жить, двигаться по инерции, как человек, поручивший пулю в сердце, который делает ещё несколько последних, бесчувственных шагов прежде, чем упасть… И только у иностранных посольств зазмеились, заизвивались темными плотными очередями ряды отъезжающих за рубеж… Навсегда – в Германию, в Америку, в Израиль…
За окном начинало темнеть… Осторожно, как серый кот, подкрадывался к городу холодный, ранний вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– Ой ты боже ж мой, шо делается, Муля, а вы тут даже и не знаете, – пронзительно заверещала она. – Включайте же скорей телевизор – там передают, что Бельцин и Травчук развалили Советский Союз!
Ну, вот и все!
Америка, как призрачная страна Оз, растаяла в белесой дымке за окном иллюминатора. Короткий и яркий сон, после которого надо возвращаться в жесткую и суровую реальность страны, которая ещё осталась на картах, но которой уже не было наяву. Пора просыпаться… Блестящие небоскребы, сверкающий и переливающийся неоновыми огнями Город Большое Яблоко и женщина с пронзительно зелеными глазами, все это осталось в другом мире. Он нашел ее там, в этом сне, свою придуманную мечту, чтобы тут же потерять… Теперь уже, похоже, навсегда…
– Игорь вы действительно уезжаете? – спросила она перед тем, как попрощаться, там на Брайтоне, на берегу по зимнему серого и сердитого Атлантического океана.
– Да… Уезжаю… Я наверное сегодня вам столько глупостей наговорил… Простите… Наташа, а вы… Вы действительно замужем? – Игорь постарался, чтобы голос у него не дрогнул, но взгляд его выдал.
– Да, – поспешно ответила Наташа и, заметив на его лице застывший вопрос, тихо добавила. – Не обижайтесь, Игорь… Я люблю своего мужа…
Игорь опустил глаза и принялся полировать взглядом носки своих ботинок.
– Понятно…
Ну что ж! По крайней мере теперь все точки над "i" расставлены… А на что иное он, собственно говоря, рассчитывал? Что у нее никого нет и она, как увидит его, сразу бросится ему шею? Бред… Ерунда! Может это и к лучшему, что надо возвращаться. В конце концов, у нее своя жизнь, у него своя… Он не Высоцкий, а она не Марина Влади…
– Игорь… Оставьте мне, пожалуйста, на память ваш автограф, – вдруг попросила она.
Игорь растерялся, но потом быстро сунул руку за пазуху и вытащил оттуда свернутый в несколько раз лист. Развернул его. Это оказался тот самый рекламный плакат, который ему в день приезда подарил Питер Робинсон.
– У вас найдется ручка? – спросил он.
Наташа, порывшись в сумочке, передала ему тонкую шариковую авторучку. Игорь быстро написал что-то на афишке, размашисто расписался внизу и протянул плакатик и ручку Наташе.
– Спасибо! – Наташа аккуратно свернула лист и сунула его в сумку. – Счастья вам, Игорь! – но голос у нее был грустный.
– Вам тоже…
Ну, вот и все! Протянутая рука, рукопожатие… Всё, всё! Пора просыпаться… Домой! К черту гастроли! К черту даже огромную неустойку, которую ему придется выложить за несостоявшиеся концерты – слишком пошло развлекать эмигрантов здесь, в Америке, когда твоя страна разодрана на части… Игорь подавил рвущийся из груди тяжкий вздох, – не укладывалось в голове, что его страны больше нет! Он повернулся к дремавшему рядом в кресле самолета Аркадию и сказал:
– А знаешь, Аркаша… Я все раньше думал, что может быть хуже коммунистов? А теперь, кажется, знаю… Демократы! Дико звучит, а, Аркаш?
– Старик, дай поспать, – хмуро промычал в ответ Резман.
– Да и какие они, к ядренной фене, демократы… – с горечью произнес Игорь, отрешенным взглядом упершись в низкий потолок над головой. – Те же комсорги, да секретари обкомов перекрасившиеся… Что ещё вчера на партсобраниях своим партбилетом размахивали. Противно! Мы были готовы за них под танки лезть, а они, оказывается, нас просто использовали…
Аркадий повернулся к Игорю спиной и приложился щекой к короткой наволочке, надетой на спинку кресла.
– Пережили татаро-монгольское иго, смуту и коммунизм, переживем как-нибудь и это! – буркнул он, не размыкая плотно сомкнутых век.
– Ладно, спи, директор, – усмехнулся Игорь. – В Москву прилетим – отсыпаться будет некогда… Прилетим, буду делать новый концерт… Назову его "Эра вырождения"…
Но Аркадий вдруг резко вскинулся, как будто и не дремал вовсе. Глаза у него не сонные совсем, – злые, ненавидящие, неприязненно впились в Игоря.
– Игорь, блин, ты уже достал всех! – с клокочущей яростью заявил он. – Ты что думаешь ты умнее всех? Да? Ты думаешь, кто-нибудь протестовал, кто-нибудь вышел на демонстрацию, когда Союз развалился? Нет! Никто! Нигде! Не вышел! Понимаешь? НЕ ВЫ-ШЕЛ! Потому, что народ радоваться хочет! Радоваться! Рухнула долбанная Совдепия, на пороге новая жизнь – свобода, предпринимательство, частная собственность! А ты опять лезешь со своей сраной патетикой! На хрен это кому уже нужно! Понимаешь? На хрен!
Игорь посмурнел и посмотрел на товарища с тоскливым выражением.
– Вот то-то и погано, Аркаша…
– Что тебе погано? – резко спросил его Резман.
– Погано, что этого никто не понимает… – усмехнулся Игорь. – Страну развалили, а никто даже не пикнул! Приучают, что жить можно на халяву, а мы радуемся… Радуемся! Бери, хапай, кто сколько может… Продавайся! Потому, что когда нас всех купят, мы, оказывается, заживем счастливо и красиво! А ведь понятно, кто все купит! За пятак, по дешевке! Те же воры, и жульё коммунистическое… Только теперь они будут коммуниздить нагло, в открытую – не прикрываясь демагогией о светлом коммунистическом будущем…
Лицо у Аркадия запрыгало в нервных судорогах.
– Ну, да… Конечно, конечно! – рот перекосило в едкой издевке. – Все хотят в рай, только умирать почему-то никто не хочет… Но мир-то, старик, все равно переделать не удастся! Все уже придумано и додумано до тебя… И никому не нужна твоя правда, которая переворачивает весь мир! Не нужна, понимаешь? Такая жизнь и другой жизни у нас нет! А эта страна – она никогда не ценила честных людей, – ей не нужны ни профессионалы, ни таланты, – здесь вообще три поколения вдалбливалось другое! Здесь гегемоном был и останется хитрожопый мужик, который умеет только пиздить и пиздеть! Вот так! И поэтому я и хотел бы жить где-нибудь в другом месте! В Израиле, например, а не здесь, в этом сраном дерьме!
Аркадий замолчал, кусая белые от злости губы. Игорь уперся в него тяжелым взглядом и припечатал словно свинчаткой:
– Только ты забыл сказать, Аркаша, что это ещё и мой мир… А я не хочу жить в дерьме! И дети мои, чтобы жили в дерьме тоже – не хочу! И я не позволю этот мир поганить! Понял?
И в глазах у него было столько яростного и непримиримого упрямства, что Аркадий ни слова не говоря, повернулся к нему спиной…
Родное отечество встретило прилетевших привычной сутолокой и деловой суетой…
На первый взгляд здесь ничего не изменилось…
Все также падал снег за окнами, все также спешили люди на работу – привычную, обыденную… Казалось, что хотя страны уже не было, она продолжала жить, двигаться по инерции, как человек, поручивший пулю в сердце, который делает ещё несколько последних, бесчувственных шагов прежде, чем упасть… И только у иностранных посольств зазмеились, заизвивались темными плотными очередями ряды отъезжающих за рубеж… Навсегда – в Германию, в Америку, в Израиль…
За окном начинало темнеть… Осторожно, как серый кот, подкрадывался к городу холодный, ранний вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155