Ведь так?
Борис Сосновский промолчал, исподлобья наблюдая за чиновником. Было ясно, что вопросы ему задаются риторические, – ответы на них знают. Было понятно, что прежде чем его сюда вызвать, тут основательно проштудировали его биографию, которая была приложена к заявлению на выезд. Но только к чему все это? Действительно, из иврита Сосновский помнил только пару слов – "шолом" и "шлемазл". Что такое "шолом" знает каждый… А вот "шлемазл" осталось у Бориса Моисеевича из детства… Так его называла бабушка, когда он совершал какую-нибудь шкодливую проказу. Но причем здесь иврит? Ведь когда Бориса Моисеевича приглашали на работу в Израиль никто не говорил ему, что незнание языка является препятствием для алии, – то есть для возвращенца на Землю обетованную. К тому же, насколько ему известно, для вновь прибывающих в Израиль существуют специальные курсы по изучению иврита, и не похоже, чтобы последнее время политика Израиля в отношении репатриантов кардинально поменялась.
Борис Моисеевич продолжал хмуро наблюдать за сотрудником посольства, но аккуратная бородка и ухоженное лицо чиновника стали вызывать у него чувство острой антипатии.
– Что вы мне посоветуете? – наконец спросил он.
– Борис Моисеевич, – лицо у Якова Магена продолжало сохранять бесстрастно-вежливое выражение. – Я ни в коей мере не хотел бы, чтобы вы воспринимали мои слова, как отказ предоставить вам визу… Но я предлагаю не покидать вам Советский Союз… Пока, во всяком случае… Дело в том, что сейчас, как вы сами видите, в Советском Союзе происходят большие перемены. Зарождается свободное предпринимательство, формируется экономическая элита. И скажу честно – нам небезразлично, кто в будущем будет в этой элите: коммунистические функционеры, уголовники или люди, разделяющие идеи демократии и западных ценностей… Я прошу вас, только не пугайтесь, Борис Моисеевич! Я не предлагаю вам торговать бижутерией на рынке, – мы предлагаем вам совсем иной уровень… Там будут вращаться миллионы, а может даже сотни миллионов долларов… Причем мы не собираемся претендовать на те деньги, которые вы сможете заработать, а со временем, я думаю, их вполне хватит, чтобы безбедно обосноваться и в Израиле или в любой другой стране, на ваш выбор… Так как, Борис Моисеевич? Как вам такое предложение?
В ожидании ответа заместитель посла терпеливо уставился на сидящего перед ним Сосновского, но Борис Моисеевич несколько секунд угрюмо молчал, а потом спросил напрямик, без обиняков:
– Вы, я так понял, из МОССАД?
– Борис Моисеевич! – Яков Маген посмотрел на него с легким укором, но без всяких видимых признаков раздражения, как будто ждал именно этого вопроса. – Давайте сразу условимся… Наш с вами разговор, это не никакая не вербовка. Я же не требую от вас никаких расписок или письменных заявлений… Это все ерунда для беллетристики… И чтобы вас окончательно успокоить и дабы у вас не возникало ассоциаций с доморощенными детективами, я сообщу вам одну очень интересную вещь. Дело в том, что МОССАД запрещено заниматься операциями в Советском Союзе! Удивлены? А тем не менее это так! И даже более того… Боюсь вас разочаровать, но МОССАД в своё время создавался при содействии Советского Союза. Поэтому-то за всё время существования государства Израиль в Советском Союзе не был пойман не один израильский шпион… И даже Натан Ращанский, известный советский диссидент, который теперь занимает пост в правительстве Израиля, и тот был обвинен в шпионаже, но не как израильский, а как американский агент… Догадываетесь почему? Правильно! Потому, что израильских шпионов в СССР просто никогда не было!
Маген снисходительно ухмыльнулся, видимо, полагая, что его неотразимые доводы должны были убедить собеседника принять правильное решение, но заметив, что на лице Сосновского застыло все то же угрюмое выражение, он озадаченно хмыкнул, стер улыбку с лица и произнес:
– Ну хорошо! Я понимаю, что вам сейчас трудно принять окончательное решение… Давайте поступим так! Скажите, у вас есть кто-нибудь из знакомых в Израиле? Скажем, из школьных друзей, из институтских? – заметив, как Борис Моисеевич слабо кивнул, он с видимым воодушевлением продолжил. – Борис Моисеевич, а как вы отнесетесь к тому, чтобы съездить в Израиль навестить кого-нибудь из своих товарищей недельки на две? Берите жену… Дочь… Отвлечетесь, отдохнете… А заодно узнаете и на счет работы… Кстати у вас будет время подумать и по поводу моего предложения… Ведь тема ведь вашей диссертации, кажется, была по теории принятии решений?
Сосновский бросил на чиновника неприязненный взгляд, в душе злясь на его чрезмерную информированность, но после непродолжительного раздумья ответил:
– Хорошо… Один только вопрос… Кто будет оплачивать билеты на самолет для меня и для моей семьи?
Маген откинулся в кресле и пристально посмотрел на Бориса Моисеевича.
– Все ваши расходы берет на себя иммиграционная служба… – спокойно произнес он, а потом, словно вспомнив о чем-то важном, спохватился. – Кстати, Борис Моисеевич, если не секрет, как зовут вашего товарища, к которому вы собираетесь поехать?
– Шабсон…– отводя глаза в сторону, откликнулся Борис Моисеевич, не очень, впрочем, уверенный, что поступает правильно, но потом так же негромко уточнил. – Александр Львович Шабсон…
Оранжевый диск солнца еще не спрятался за горизонт, а южный вечер уже опустился мягкой прохладой на горбатые спины холмов Старого города.
Отсюда, с пригорода Иерусалима, священный город был виден, как на ладони, особенно старая его часть – Храмовая гора в обрамлении древних стен, с поблескивающим на склоне золотым Куполом скалы. Александр Шабсон старательно вытер тряпкой грязные руки и прислушался к равномерно работающему движку автомобиля.
"Ещё послужит!" – удовлетворенно подумал он, закрывая капот старенького "Субару".
"Субару Лигаси" был его недавним приобретением и первой машиной здесь, в Израиле. Александр приобрел его, потому что прошло уже почти три года его пребывания в Израиле и заканчивался срок, так называемой, "олимовской" скидки, позволяющей репатрианту приобрести машину без налогов, то есть почти в два раза дешевле. И пусть машина досталась ему не совсем новая, можно сказать старушка – с ней пришлось таки основательно повозится прежде чем, мотор заработал тихо и размеренно, но теперь Александр Шабсон мог быть вполне доволен. Машина в порядке, к тому же это была не какая-нибудь румынская "Дачиа", которые покупали здесь из патриотических побуждений, только потому, что в свое время румынский лидер пообещал, что выпустит из Румынии столько евреев, сколько купят у него этих машин в Израиле. Нет! У Александра был настоящий "Субару".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Борис Сосновский промолчал, исподлобья наблюдая за чиновником. Было ясно, что вопросы ему задаются риторические, – ответы на них знают. Было понятно, что прежде чем его сюда вызвать, тут основательно проштудировали его биографию, которая была приложена к заявлению на выезд. Но только к чему все это? Действительно, из иврита Сосновский помнил только пару слов – "шолом" и "шлемазл". Что такое "шолом" знает каждый… А вот "шлемазл" осталось у Бориса Моисеевича из детства… Так его называла бабушка, когда он совершал какую-нибудь шкодливую проказу. Но причем здесь иврит? Ведь когда Бориса Моисеевича приглашали на работу в Израиль никто не говорил ему, что незнание языка является препятствием для алии, – то есть для возвращенца на Землю обетованную. К тому же, насколько ему известно, для вновь прибывающих в Израиль существуют специальные курсы по изучению иврита, и не похоже, чтобы последнее время политика Израиля в отношении репатриантов кардинально поменялась.
Борис Моисеевич продолжал хмуро наблюдать за сотрудником посольства, но аккуратная бородка и ухоженное лицо чиновника стали вызывать у него чувство острой антипатии.
– Что вы мне посоветуете? – наконец спросил он.
– Борис Моисеевич, – лицо у Якова Магена продолжало сохранять бесстрастно-вежливое выражение. – Я ни в коей мере не хотел бы, чтобы вы воспринимали мои слова, как отказ предоставить вам визу… Но я предлагаю не покидать вам Советский Союз… Пока, во всяком случае… Дело в том, что сейчас, как вы сами видите, в Советском Союзе происходят большие перемены. Зарождается свободное предпринимательство, формируется экономическая элита. И скажу честно – нам небезразлично, кто в будущем будет в этой элите: коммунистические функционеры, уголовники или люди, разделяющие идеи демократии и западных ценностей… Я прошу вас, только не пугайтесь, Борис Моисеевич! Я не предлагаю вам торговать бижутерией на рынке, – мы предлагаем вам совсем иной уровень… Там будут вращаться миллионы, а может даже сотни миллионов долларов… Причем мы не собираемся претендовать на те деньги, которые вы сможете заработать, а со временем, я думаю, их вполне хватит, чтобы безбедно обосноваться и в Израиле или в любой другой стране, на ваш выбор… Так как, Борис Моисеевич? Как вам такое предложение?
В ожидании ответа заместитель посла терпеливо уставился на сидящего перед ним Сосновского, но Борис Моисеевич несколько секунд угрюмо молчал, а потом спросил напрямик, без обиняков:
– Вы, я так понял, из МОССАД?
– Борис Моисеевич! – Яков Маген посмотрел на него с легким укором, но без всяких видимых признаков раздражения, как будто ждал именно этого вопроса. – Давайте сразу условимся… Наш с вами разговор, это не никакая не вербовка. Я же не требую от вас никаких расписок или письменных заявлений… Это все ерунда для беллетристики… И чтобы вас окончательно успокоить и дабы у вас не возникало ассоциаций с доморощенными детективами, я сообщу вам одну очень интересную вещь. Дело в том, что МОССАД запрещено заниматься операциями в Советском Союзе! Удивлены? А тем не менее это так! И даже более того… Боюсь вас разочаровать, но МОССАД в своё время создавался при содействии Советского Союза. Поэтому-то за всё время существования государства Израиль в Советском Союзе не был пойман не один израильский шпион… И даже Натан Ращанский, известный советский диссидент, который теперь занимает пост в правительстве Израиля, и тот был обвинен в шпионаже, но не как израильский, а как американский агент… Догадываетесь почему? Правильно! Потому, что израильских шпионов в СССР просто никогда не было!
Маген снисходительно ухмыльнулся, видимо, полагая, что его неотразимые доводы должны были убедить собеседника принять правильное решение, но заметив, что на лице Сосновского застыло все то же угрюмое выражение, он озадаченно хмыкнул, стер улыбку с лица и произнес:
– Ну хорошо! Я понимаю, что вам сейчас трудно принять окончательное решение… Давайте поступим так! Скажите, у вас есть кто-нибудь из знакомых в Израиле? Скажем, из школьных друзей, из институтских? – заметив, как Борис Моисеевич слабо кивнул, он с видимым воодушевлением продолжил. – Борис Моисеевич, а как вы отнесетесь к тому, чтобы съездить в Израиль навестить кого-нибудь из своих товарищей недельки на две? Берите жену… Дочь… Отвлечетесь, отдохнете… А заодно узнаете и на счет работы… Кстати у вас будет время подумать и по поводу моего предложения… Ведь тема ведь вашей диссертации, кажется, была по теории принятии решений?
Сосновский бросил на чиновника неприязненный взгляд, в душе злясь на его чрезмерную информированность, но после непродолжительного раздумья ответил:
– Хорошо… Один только вопрос… Кто будет оплачивать билеты на самолет для меня и для моей семьи?
Маген откинулся в кресле и пристально посмотрел на Бориса Моисеевича.
– Все ваши расходы берет на себя иммиграционная служба… – спокойно произнес он, а потом, словно вспомнив о чем-то важном, спохватился. – Кстати, Борис Моисеевич, если не секрет, как зовут вашего товарища, к которому вы собираетесь поехать?
– Шабсон…– отводя глаза в сторону, откликнулся Борис Моисеевич, не очень, впрочем, уверенный, что поступает правильно, но потом так же негромко уточнил. – Александр Львович Шабсон…
Оранжевый диск солнца еще не спрятался за горизонт, а южный вечер уже опустился мягкой прохладой на горбатые спины холмов Старого города.
Отсюда, с пригорода Иерусалима, священный город был виден, как на ладони, особенно старая его часть – Храмовая гора в обрамлении древних стен, с поблескивающим на склоне золотым Куполом скалы. Александр Шабсон старательно вытер тряпкой грязные руки и прислушался к равномерно работающему движку автомобиля.
"Ещё послужит!" – удовлетворенно подумал он, закрывая капот старенького "Субару".
"Субару Лигаси" был его недавним приобретением и первой машиной здесь, в Израиле. Александр приобрел его, потому что прошло уже почти три года его пребывания в Израиле и заканчивался срок, так называемой, "олимовской" скидки, позволяющей репатрианту приобрести машину без налогов, то есть почти в два раза дешевле. И пусть машина досталась ему не совсем новая, можно сказать старушка – с ней пришлось таки основательно повозится прежде чем, мотор заработал тихо и размеренно, но теперь Александр Шабсон мог быть вполне доволен. Машина в порядке, к тому же это была не какая-нибудь румынская "Дачиа", которые покупали здесь из патриотических побуждений, только потому, что в свое время румынский лидер пообещал, что выпустит из Румынии столько евреев, сколько купят у него этих машин в Израиле. Нет! У Александра был настоящий "Субару".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155