– Сергей, мне понадобится твоя видеокамера… Нужно будет записать мое заявление и постараться передать его через надежных людей в Москву…
Сергей откинулся на плетеную спинку шезлонга и, сдвинув на переносице брови, принялся нервно покусывать губы.
– Пап… А ты подумал, что будет, если эту пленку прокрутят где-нибудь на Западе? – наконец произнес он. – Что будет с тобой? С мамой, с Дашкой? Что будет, когда эту пленку увидят путчисты?
Ирина, услышав сердитую реплику мужа, испуганно прижала дочь к себе и принялась ее гладить по тонким льняным волосам. Девочка недоуменно захлопала васильковыми глазками, не понимая, что происходит, но, чувствуя, что говорят о чем-то нехорошем и страшном. Лицо Михайлова превратилось в тугую, застывшую маску. Медленно подбирая слова, словно взвешивая каждое из них на невидимом безмене, он произнес:
– Я хочу, чтобы ты понял, Сергей… Пока такой пленки нет, пока она не попала в руки тех, кто может заявить на весь мир, что Михайлов жив, о нас можно заявить все, что угодно… Что наш самолет разбился, что машина сорвалась в пропасть… Сумасшедший фанатик нас тут всех перестрелял… Чем дольше мир будет оставаться в неведении, тем дольше мы продлеваем это состояние неопределенности.. Надеюсь теперь тебе понятно?
Сын промолчал… Понял или нет – неизвестно, но возражать не стал… Хотя, что тут можно возразить? То, что только что сказал отец, было правдой, но только от её осознания не становилось легче… Президента кольнула в сердце остренькая мысль – ну вот, успокоил, называется! Стараясь не дать охватить себя малодушию и жалости, он терпко произнес:
– Сергей, мы с мамой пошли… А вы к двум часам подходите… С видеокамерой и кассетой… Я закажу какой-нибудь фильм…
Он неуклюже поднялся, тяжело опираясь на подлокотник шезлонга, – Нина Максимовна подхватила его под руку, – и они медленно побрели обратно к коттеджу. Когда отошли от пляжа на приличное расстояние, так что ни сын, ни невестка не могли их уже услышать, Нина Максимовна тихо проронила:
– Господи, я и не предполагала, что будет так тяжело… Как ты думаешь, это ещё долго продлиться?
– Нет… Не думаю… Кишка у них тонка… – ответил Михайлов с напускным спокойствием. Потом ещё бодро добавил:
– Успокойся… Все будет хорошо…
– Дай –то бог, – сдавленно вздохнула Нина Максимовна. – Дай-то бог…
К двум часам сын с женой подошли к президентскому коттеджу. Сергей нес кожаную сумку с видеокамерой, старательно прикрывая её пляжным пледом, а Ирина вела за руку дочь. Они вошли в дом, поднялись по лестнице на второй этаж и направились в гостиную. Михайлов и Нина Максимовна вышли им навстречу. В комнату не пошли, остановились в холле, рядом с лестницей, подальше от стола, на котором стоял подозрительный телефон, – стали переговариваться возбужденным шепотком.
– Дашенька, мы с папой, с мамой побеседуем, а ты пока фильм посмотри, договорились? – тихонько присела на корточки рядом с внучкой Нина Максимовна.
– Хорошо, – покладисто кивнула девочка.
Но тут же забеспокоилась невестка.
– Я её одну не оставлю, Нина Максимовна, – заявила она тревожно. – Вы идите, а я с ней побуду …
Нина Максимовна не стала возражать.
– Хорошо, Ириша…
С мужем и сыном они спустилась вниз по лестнице. Оказавшись в просторном холле первого этажа, Сергей оценивающе осмотрелся вокруг.
– Где будем снимать? – спросил он, вытаскивая видеокамеру из кожаного кофра и деловито вставляя в нее широкую черную кассету.
– Думаю, лучше всего в коридоре, – негромко произнес Михайлов (про себя подумал – там они вряд ли догадались поставить "жучки"…) Они зашли в широкий коридор. Сергей посмотрел в сумрачный закоулок и щелкнул выключателем, добавив освещения. Михайлов торопливо поправив сбившуюся кофту и замер посреди прохода. Вскинув на плечо видеокамеру, Сергей принялся выбирать ракурс.
– Папа, ты готов? – спросил он.
Михайлов вытащил из кармана наскоро набросанное заявление, далеко отставляя руку, быстро пробежал его глазами, потом сунул его обратно в карман и молча кивнул. Сергей уткнулся в видоискатель, и нажал на кнопку записи. Михайлов негромким голосом принялся говорить. Заявление его было коротким, – он сказал лишь о том, что его и его семью незаконно удерживают в правительственной пансионате в Крыму, что у них отобраны все средства связи и они лишены всякой информации о происходящем в мире… Но не смотря на это, он уверен, что советский народ не позволит отобрать у себя демократические ценности, – он верит в твердый выбор советских людей и остается приверженцем демократии… И всё… Ничего больше… Ни выпадов в адрес путчистов, ни резких оценок, ни пламенных призывов, – слишком очевидна была опасность, что первым эту пленку просмотрит Крюков, а не те, кому она предназначена. Когда Сергей закончил отснимать третий дубль, Михайлов нетерпеливо спросил:
– Ну, как?
Сергей нажал на красную кнопочку и снял видеокамеру с плеча.
– Нормально! – ответил он.
Потом они долго возились с кассетой на полу, вырезая из широкой пленки маникюрными ножницами три экземпляра записи. Получилось три маленьких рулончика. Каждый упаковали в прозрачный целлофан и для герметичности запаяли зажигалкой, – теперь каждый такой пакетик вполне мог незаметно уместиться в кулаке.
– Кому ты их собираешься передавать? – когда все было закончено, спросила Нина Максимовна, беспокойно глядя на мужа.
– Сегодня отправляют в Москву моих секретарей, – ответил Алексей Сергеевич, пряча целлофановые пакетики в карман. – Можно было бы попробовать передать через них – я уверен, что они меня не выдадут…
– Радио бы послушать, – с досадой поджала губы Нина Максимовна. – Наверняка по "Голосу Америки" или "Свободной Европе" передают, что сейчас происходит в стране… Сережа, а у тебя ведь был приемник! – она вскинула свои большие, выразительные глаза на сына, вспомнив про маленькую магнитолу "Сони", которую Сергей и Ирина иногда брали с собой на пляж.
– Там сели батарейки, – сумрачно ответил Сергей. – Можно, конечно, одну вещь попробовать… Если их нагреть, они могут ещё некоторое время поработать… Мы так в стройотряде делали…
Михайлов улыбнулся.
– Давайте попробуем, – произнес он. Почему-то затея с батарейками показалась ему забавной. Сергей быстро направился к выходу и через несколько минут вернулся с белым полиэтиленовым пакетом, в который был спрятан маленький приемник. Достав приемник, Сергей, вынул из него батарейки и несколько секунд подержал каждую над узким пламенем зажигалки. В коридоре запахло жженой краской. Сергей, не обращая внимание на удушливый запах, вставил батарейки обратно, выдвинул до отказа длинный штырь антенны и щелкнул выключателем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Сергей откинулся на плетеную спинку шезлонга и, сдвинув на переносице брови, принялся нервно покусывать губы.
– Пап… А ты подумал, что будет, если эту пленку прокрутят где-нибудь на Западе? – наконец произнес он. – Что будет с тобой? С мамой, с Дашкой? Что будет, когда эту пленку увидят путчисты?
Ирина, услышав сердитую реплику мужа, испуганно прижала дочь к себе и принялась ее гладить по тонким льняным волосам. Девочка недоуменно захлопала васильковыми глазками, не понимая, что происходит, но, чувствуя, что говорят о чем-то нехорошем и страшном. Лицо Михайлова превратилось в тугую, застывшую маску. Медленно подбирая слова, словно взвешивая каждое из них на невидимом безмене, он произнес:
– Я хочу, чтобы ты понял, Сергей… Пока такой пленки нет, пока она не попала в руки тех, кто может заявить на весь мир, что Михайлов жив, о нас можно заявить все, что угодно… Что наш самолет разбился, что машина сорвалась в пропасть… Сумасшедший фанатик нас тут всех перестрелял… Чем дольше мир будет оставаться в неведении, тем дольше мы продлеваем это состояние неопределенности.. Надеюсь теперь тебе понятно?
Сын промолчал… Понял или нет – неизвестно, но возражать не стал… Хотя, что тут можно возразить? То, что только что сказал отец, было правдой, но только от её осознания не становилось легче… Президента кольнула в сердце остренькая мысль – ну вот, успокоил, называется! Стараясь не дать охватить себя малодушию и жалости, он терпко произнес:
– Сергей, мы с мамой пошли… А вы к двум часам подходите… С видеокамерой и кассетой… Я закажу какой-нибудь фильм…
Он неуклюже поднялся, тяжело опираясь на подлокотник шезлонга, – Нина Максимовна подхватила его под руку, – и они медленно побрели обратно к коттеджу. Когда отошли от пляжа на приличное расстояние, так что ни сын, ни невестка не могли их уже услышать, Нина Максимовна тихо проронила:
– Господи, я и не предполагала, что будет так тяжело… Как ты думаешь, это ещё долго продлиться?
– Нет… Не думаю… Кишка у них тонка… – ответил Михайлов с напускным спокойствием. Потом ещё бодро добавил:
– Успокойся… Все будет хорошо…
– Дай –то бог, – сдавленно вздохнула Нина Максимовна. – Дай-то бог…
К двум часам сын с женой подошли к президентскому коттеджу. Сергей нес кожаную сумку с видеокамерой, старательно прикрывая её пляжным пледом, а Ирина вела за руку дочь. Они вошли в дом, поднялись по лестнице на второй этаж и направились в гостиную. Михайлов и Нина Максимовна вышли им навстречу. В комнату не пошли, остановились в холле, рядом с лестницей, подальше от стола, на котором стоял подозрительный телефон, – стали переговариваться возбужденным шепотком.
– Дашенька, мы с папой, с мамой побеседуем, а ты пока фильм посмотри, договорились? – тихонько присела на корточки рядом с внучкой Нина Максимовна.
– Хорошо, – покладисто кивнула девочка.
Но тут же забеспокоилась невестка.
– Я её одну не оставлю, Нина Максимовна, – заявила она тревожно. – Вы идите, а я с ней побуду …
Нина Максимовна не стала возражать.
– Хорошо, Ириша…
С мужем и сыном они спустилась вниз по лестнице. Оказавшись в просторном холле первого этажа, Сергей оценивающе осмотрелся вокруг.
– Где будем снимать? – спросил он, вытаскивая видеокамеру из кожаного кофра и деловито вставляя в нее широкую черную кассету.
– Думаю, лучше всего в коридоре, – негромко произнес Михайлов (про себя подумал – там они вряд ли догадались поставить "жучки"…) Они зашли в широкий коридор. Сергей посмотрел в сумрачный закоулок и щелкнул выключателем, добавив освещения. Михайлов торопливо поправив сбившуюся кофту и замер посреди прохода. Вскинув на плечо видеокамеру, Сергей принялся выбирать ракурс.
– Папа, ты готов? – спросил он.
Михайлов вытащил из кармана наскоро набросанное заявление, далеко отставляя руку, быстро пробежал его глазами, потом сунул его обратно в карман и молча кивнул. Сергей уткнулся в видоискатель, и нажал на кнопку записи. Михайлов негромким голосом принялся говорить. Заявление его было коротким, – он сказал лишь о том, что его и его семью незаконно удерживают в правительственной пансионате в Крыму, что у них отобраны все средства связи и они лишены всякой информации о происходящем в мире… Но не смотря на это, он уверен, что советский народ не позволит отобрать у себя демократические ценности, – он верит в твердый выбор советских людей и остается приверженцем демократии… И всё… Ничего больше… Ни выпадов в адрес путчистов, ни резких оценок, ни пламенных призывов, – слишком очевидна была опасность, что первым эту пленку просмотрит Крюков, а не те, кому она предназначена. Когда Сергей закончил отснимать третий дубль, Михайлов нетерпеливо спросил:
– Ну, как?
Сергей нажал на красную кнопочку и снял видеокамеру с плеча.
– Нормально! – ответил он.
Потом они долго возились с кассетой на полу, вырезая из широкой пленки маникюрными ножницами три экземпляра записи. Получилось три маленьких рулончика. Каждый упаковали в прозрачный целлофан и для герметичности запаяли зажигалкой, – теперь каждый такой пакетик вполне мог незаметно уместиться в кулаке.
– Кому ты их собираешься передавать? – когда все было закончено, спросила Нина Максимовна, беспокойно глядя на мужа.
– Сегодня отправляют в Москву моих секретарей, – ответил Алексей Сергеевич, пряча целлофановые пакетики в карман. – Можно было бы попробовать передать через них – я уверен, что они меня не выдадут…
– Радио бы послушать, – с досадой поджала губы Нина Максимовна. – Наверняка по "Голосу Америки" или "Свободной Европе" передают, что сейчас происходит в стране… Сережа, а у тебя ведь был приемник! – она вскинула свои большие, выразительные глаза на сына, вспомнив про маленькую магнитолу "Сони", которую Сергей и Ирина иногда брали с собой на пляж.
– Там сели батарейки, – сумрачно ответил Сергей. – Можно, конечно, одну вещь попробовать… Если их нагреть, они могут ещё некоторое время поработать… Мы так в стройотряде делали…
Михайлов улыбнулся.
– Давайте попробуем, – произнес он. Почему-то затея с батарейками показалась ему забавной. Сергей быстро направился к выходу и через несколько минут вернулся с белым полиэтиленовым пакетом, в который был спрятан маленький приемник. Достав приемник, Сергей, вынул из него батарейки и несколько секунд подержал каждую над узким пламенем зажигалки. В коридоре запахло жженой краской. Сергей, не обращая внимание на удушливый запах, вставил батарейки обратно, выдвинул до отказа длинный штырь антенны и щелкнул выключателем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155