Кожухов тревожно посмотрел на Абаева, но тот лишь недоуменно пожал плечами.
После того, как Бельцин отсутствовал уже минут десять, Кожухов забеспокоился. Абаев, видя его нервозность, встал и воодушевленно произнес:
– Друзья! Нам с Александром Васильевичем надо посоветоваться, но я сразу заявляю – наш праздник не закончен!
Они с Кожуховым отошли в сторону и Кожухов сердито спросил:
– Улан Абишевич, что происходит?
– Ничего страшного! – невозмутимо ответил Абаев и кивнул на выходящего из юрты Владимира Бельцина. – Просто, Владимир Николаевич сходил облегчить желудок…
Как бы в подтверждение его слов российский президент, подошел к ним и, недовольно поглядывая на казахского коллегу, произнес тугим голосом:
– Немного желудок свело! Жарко…
Абаев грозно свел на переносице темные, словно нарисованные брови и кликнул:
– Мухтар!
К нему с видом побитой собаки подбежал толстый повар. Абаев начал что-то громко говорить ему по-казахски, но тот только разводил руками и повторял одну и ту же фразу. Наконец, Абаев гневно прикрикнул и повар торопливо затрусил к своим казанам. Абаев повернулся к Бельцину.
– Н-да, Владимир Николаевич! – произнес он виновато. – Похоже это моя оплошность… Признаю… Я ведь предупреждал, – казахская кухня не любит, когда её каноны нарушают… Сейчас мой повар сказал мне, что кумыс нежелательно смешивать с десертным винами… Даже с таким изысканными, как "Шато-Икем" и "Барзак"… Хотя! – круглое лицо его тотчас приобрело невинное выражение. – Это только мое предположение… Не исключено, что это был обычный тепловой удар… Но, если хочешь, я приглашу врача…
Бельцин неприязненно поморщился.
– К черту врача! – сказал он, отводя взгляд в сторону. – Ничего страшного… Вылет немного отложим… А эту хворь быстро выгоним… Старым сибирским способом! Александр Васильевич! – оглянулся он на Кожухова. – Я пойду пока купнусь, а ты принеси-ка мне стакан водки и полдюжины горошин перца… Улан, думаю, у твоего повара найдется перец?
– Конечно, конечно… – поспешно согласился Абаев. – Это не вопрос!
– Отдай тогда, Александру Васильевичу…
Бельцин направился к реке, а Абаев, прищурившись, посмотрел ему в сгорбленную спину.
Отлет Бельцина задержался на целых четыре часа.
Бельцин прилетел в Москву лишь затемно, когда ночь уже накрыла черным покрывалом город и столица погрузилась в сон, ещё не зная, какие события готовит ей наступающий день.
Суетливая подземка замерла до утра, спрятав в своих лабиринтах набегавшиеся за день поезда. На улицах последние одинокие автобусы спешили развести по домам запоздавших пассажиров. Даже влюбленные, по старой пословице "часов не наблюдая", устали бродить по бульварам и целоваться на облупившихся лавочках и решили расстаться до следующего вечера, отдавшись в нежные объятия Морфея. Правда, были и такие, кто не торопился ложиться в эту ночь. Как всегда не спали дежурные скорой помощи, спешащие с воспаленными от недосыпа глазами по очередному срочному вызову – то ли спасать от белой горячки очередного алкаша, то ли отвозить в роддом новую роженицу. Не спали на своем посту часовые у мавзолея, у этого вечного памятника недостроенному коммунизму, вперив отрешенный взгляд на пустую Красную площадь. Не спал и никто из членов правительства, собравшиеся в этот неурочный час в Кремле. Ярким пятном в темноте дремавшего Кремля светило одинокое окно в серой громаде четвертого административного корпуса. Но несмотря на яркий свет, в самом помещении царило тяжелое, пасмурное молчание, – совсем невеселыми были лица сидящих за длинным столом заговорщиков. Им уже было известно, что Бельцин благополучно прибыл из в Москву и отправился к себе на дачу в Архангельское… А это означало, их первоначальный план провалился…
– А как такое вообще могло произойти, Дмитрий Василич? – резко вскинулся со своего места вице-президент Линаев и впился придирчивым взглядом в посеревшее лицо маршала Вязова. Старый маршал сидел тяжело согнувшись, напряженно взгромоздив на стол большие сильные руки: у него тупо ныло старое ранение в левом боку. В середине войны, ему молоденькому старлею, командиру роты, осколок фугаса распорол левое подреберье, оставив выше бедра широкую рваную рану. Тогда, в сорок третьем, ему показалось, что все обошлось – ранение было касательным, жизненно важные органы были целы. Провалявшись пару месяцев в тыловом госпитале, он с красной нашивкой на груди, – отметкой о тяжелом ранении, – вернулся к себе в часть, но теперь, почти полвека спустя, старая рана всё чаще и чаще стала напоминать о себе тупой, давящей болью… Вскинул голову, Вязов угрюмо прогудел:
– Главком ВВС Шапкин без согласования со мною издал приказ, по которому все вылеты запрещены до его личного распоряжения…
Прогудев, он снова сгорбился над столом, а Линаев, едко скривившись, обвел сидящих сердитым и неприязненным взглядом.
– Ах, вот как! – голос его противненько задребезжал. – А знаете, что это значит? Это значит, что Шапкин узнал уже, что Бельцина должны были сбить и скоро все станет известно Михайлову! Если уже не известно…
Его лицо, длинное и худое, от волнения стало желтушечного цвета и теперь напоминало перезрелый кабачок. Сидящие за столом члены правительства ещё больше насупились, и лишь один Председатель КГБ Крюков мрачно усмехнулся и с каким-то гортанным, злорадным клекотом возразил:
– Никому ничего не будет известно! Все телефоны правительственной связи у Михайлова давно отключены…
Сидящие за столом разом повернули к нему головы, а Линаев непонимающе уставился на Председателя госбезопасности.
– Как отключены? – спросил он испуганным шепотом.
Крюков отчеканил:
– Так! С восемнадцати ноль-ноль все телефоны у Михайлова отключены! Насколько помню, такой план согласовывался со всеми!
Несколько секунд присутствующие в тупом оцепенении смотрели на Крюкова, как будто на его месте сидело жуткое бестелесное привидение, потом первым из затянувшегося ступора вышел премьер Петров. Поправив очки на коротеньком носу, он осторожным голосом произнес:
– План наш не сработал – это, конечно, плохо… Но заметьте, товарищи, оснований обвинять нас в чём-то тоже нет! Бельцин жив… Словам Шапкина, о готовящимся покушении на Бельцина, никто не поверит, а отключенная связь у Михайлова – это так, ерунда, техническая неисправность… Поэтому, считаю, надо лететь к Михайлову, договариваться…
Министр внутренних дел Тугго зло посмотрел на него и процедил с сквозь зубы:
– Ты что ж предлагаешь? Как нашкодившим пацанам сделать вид, что ничего не было? Я из того возраста, когда за мамкину юбку прятался вырос! И за свои дела, знаешь, привык отвечать…
– А ты на меня, Борис Константинович, глазами-то не сверкай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
После того, как Бельцин отсутствовал уже минут десять, Кожухов забеспокоился. Абаев, видя его нервозность, встал и воодушевленно произнес:
– Друзья! Нам с Александром Васильевичем надо посоветоваться, но я сразу заявляю – наш праздник не закончен!
Они с Кожуховым отошли в сторону и Кожухов сердито спросил:
– Улан Абишевич, что происходит?
– Ничего страшного! – невозмутимо ответил Абаев и кивнул на выходящего из юрты Владимира Бельцина. – Просто, Владимир Николаевич сходил облегчить желудок…
Как бы в подтверждение его слов российский президент, подошел к ним и, недовольно поглядывая на казахского коллегу, произнес тугим голосом:
– Немного желудок свело! Жарко…
Абаев грозно свел на переносице темные, словно нарисованные брови и кликнул:
– Мухтар!
К нему с видом побитой собаки подбежал толстый повар. Абаев начал что-то громко говорить ему по-казахски, но тот только разводил руками и повторял одну и ту же фразу. Наконец, Абаев гневно прикрикнул и повар торопливо затрусил к своим казанам. Абаев повернулся к Бельцину.
– Н-да, Владимир Николаевич! – произнес он виновато. – Похоже это моя оплошность… Признаю… Я ведь предупреждал, – казахская кухня не любит, когда её каноны нарушают… Сейчас мой повар сказал мне, что кумыс нежелательно смешивать с десертным винами… Даже с таким изысканными, как "Шато-Икем" и "Барзак"… Хотя! – круглое лицо его тотчас приобрело невинное выражение. – Это только мое предположение… Не исключено, что это был обычный тепловой удар… Но, если хочешь, я приглашу врача…
Бельцин неприязненно поморщился.
– К черту врача! – сказал он, отводя взгляд в сторону. – Ничего страшного… Вылет немного отложим… А эту хворь быстро выгоним… Старым сибирским способом! Александр Васильевич! – оглянулся он на Кожухова. – Я пойду пока купнусь, а ты принеси-ка мне стакан водки и полдюжины горошин перца… Улан, думаю, у твоего повара найдется перец?
– Конечно, конечно… – поспешно согласился Абаев. – Это не вопрос!
– Отдай тогда, Александру Васильевичу…
Бельцин направился к реке, а Абаев, прищурившись, посмотрел ему в сгорбленную спину.
Отлет Бельцина задержался на целых четыре часа.
Бельцин прилетел в Москву лишь затемно, когда ночь уже накрыла черным покрывалом город и столица погрузилась в сон, ещё не зная, какие события готовит ей наступающий день.
Суетливая подземка замерла до утра, спрятав в своих лабиринтах набегавшиеся за день поезда. На улицах последние одинокие автобусы спешили развести по домам запоздавших пассажиров. Даже влюбленные, по старой пословице "часов не наблюдая", устали бродить по бульварам и целоваться на облупившихся лавочках и решили расстаться до следующего вечера, отдавшись в нежные объятия Морфея. Правда, были и такие, кто не торопился ложиться в эту ночь. Как всегда не спали дежурные скорой помощи, спешащие с воспаленными от недосыпа глазами по очередному срочному вызову – то ли спасать от белой горячки очередного алкаша, то ли отвозить в роддом новую роженицу. Не спали на своем посту часовые у мавзолея, у этого вечного памятника недостроенному коммунизму, вперив отрешенный взгляд на пустую Красную площадь. Не спал и никто из членов правительства, собравшиеся в этот неурочный час в Кремле. Ярким пятном в темноте дремавшего Кремля светило одинокое окно в серой громаде четвертого административного корпуса. Но несмотря на яркий свет, в самом помещении царило тяжелое, пасмурное молчание, – совсем невеселыми были лица сидящих за длинным столом заговорщиков. Им уже было известно, что Бельцин благополучно прибыл из в Москву и отправился к себе на дачу в Архангельское… А это означало, их первоначальный план провалился…
– А как такое вообще могло произойти, Дмитрий Василич? – резко вскинулся со своего места вице-президент Линаев и впился придирчивым взглядом в посеревшее лицо маршала Вязова. Старый маршал сидел тяжело согнувшись, напряженно взгромоздив на стол большие сильные руки: у него тупо ныло старое ранение в левом боку. В середине войны, ему молоденькому старлею, командиру роты, осколок фугаса распорол левое подреберье, оставив выше бедра широкую рваную рану. Тогда, в сорок третьем, ему показалось, что все обошлось – ранение было касательным, жизненно важные органы были целы. Провалявшись пару месяцев в тыловом госпитале, он с красной нашивкой на груди, – отметкой о тяжелом ранении, – вернулся к себе в часть, но теперь, почти полвека спустя, старая рана всё чаще и чаще стала напоминать о себе тупой, давящей болью… Вскинул голову, Вязов угрюмо прогудел:
– Главком ВВС Шапкин без согласования со мною издал приказ, по которому все вылеты запрещены до его личного распоряжения…
Прогудев, он снова сгорбился над столом, а Линаев, едко скривившись, обвел сидящих сердитым и неприязненным взглядом.
– Ах, вот как! – голос его противненько задребезжал. – А знаете, что это значит? Это значит, что Шапкин узнал уже, что Бельцина должны были сбить и скоро все станет известно Михайлову! Если уже не известно…
Его лицо, длинное и худое, от волнения стало желтушечного цвета и теперь напоминало перезрелый кабачок. Сидящие за столом члены правительства ещё больше насупились, и лишь один Председатель КГБ Крюков мрачно усмехнулся и с каким-то гортанным, злорадным клекотом возразил:
– Никому ничего не будет известно! Все телефоны правительственной связи у Михайлова давно отключены…
Сидящие за столом разом повернули к нему головы, а Линаев непонимающе уставился на Председателя госбезопасности.
– Как отключены? – спросил он испуганным шепотом.
Крюков отчеканил:
– Так! С восемнадцати ноль-ноль все телефоны у Михайлова отключены! Насколько помню, такой план согласовывался со всеми!
Несколько секунд присутствующие в тупом оцепенении смотрели на Крюкова, как будто на его месте сидело жуткое бестелесное привидение, потом первым из затянувшегося ступора вышел премьер Петров. Поправив очки на коротеньком носу, он осторожным голосом произнес:
– План наш не сработал – это, конечно, плохо… Но заметьте, товарищи, оснований обвинять нас в чём-то тоже нет! Бельцин жив… Словам Шапкина, о готовящимся покушении на Бельцина, никто не поверит, а отключенная связь у Михайлова – это так, ерунда, техническая неисправность… Поэтому, считаю, надо лететь к Михайлову, договариваться…
Министр внутренних дел Тугго зло посмотрел на него и процедил с сквозь зубы:
– Ты что ж предлагаешь? Как нашкодившим пацанам сделать вид, что ничего не было? Я из того возраста, когда за мамкину юбку прятался вырос! И за свои дела, знаешь, привык отвечать…
– А ты на меня, Борис Константинович, глазами-то не сверкай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155