Длинные ножи, поминутно окунаемые в воду, ловко разглаживали поверхность мазурок. Далее стояли накладчицы, которые быстрыми и однообразными движениями накладывали на тесто сухое варенье. Их помощницы разрезали длинными ножницами зеленые побеги дягиля, сваренного в сахаре, и втыкали их между засахаренными вишнями, абрикосами и кружочками из апельсиновой корки.
— Не думал, что это так сложно,— заметил Керубин, внимательно присматриваясь к работе.
В конце стола работали отдельщицы, у каждой в руках была жестяная лейка, из нее они выдавливали на мазурку марципановые завитушки, а в центре делали несколько украшений «в стиле рококо».
— Как же вы тут управляетесь? — деловито спросила Коше-кова у Сюзанны.
— Да вот так. Дело не стоит. Только что отправили в кондитерскую все заказы на пять часов. Сейчас готовим заказы для филиала на Вспульной и на Жолибоже. Взамен двух заболевших глазировщиц я нашла тут одну девушку, из Парижа приехала. Работала там в польской кондитерской. За двоих управляется.
— Это которая? — спросила Оля, но тут же сама заметила новенькую.
Та стояла за столом справа и необычайно быстрыми и точными движениями размазывала горячую розовую глазурь, которую выливала из грязной кастрюли ее соседка. Новенькой нельзя было дать больше пятнадцати лет; это была высокая, худая и довольно некрасивая девочка. В профиль она напоминала хищную птицу. Длинные слипшиеся волосы свисали из-под косынки, обрамляя худенькое лицо. Большие бархатистые глаза метали из-под надвинутой косынки колючие взгляды во все стороны. Без тени смущения взглянула она на приблизившуюся к ней Олю.
— У нас в Париже работают не то что у вас,— сказала она
тоном превосходства и передала соседке обмазанную мазурку.
Оля улыбнулась и ответила:
— Вот и хорошо, научишь наших девушек работать.
К столу подошел Керубин. Он пристально вгляделся в девочку.
— А как тебя зовут? — спросил он ее.
— Жермена,— резко ответила она, обрабатывая уже новую мазурку.
Девушки за столом дружно засмеялись.
— Глупая она и упрямая,— безапелляционно заявила Сюзан
на,— ее вовсе не Жерменой зовут, а Ядей...
— Ты давно приехала из Франции? — поинтересовалась Оля.
— Да, уже месяца два,— ответила Ядя низким, хриплым голосом, она явно умышленно подражала voix-canaille. Дядюшке моему что-то в голову стукнуло, вот он и приехал сюда...
— Родителей у нее нет,— вмешалась Сюзанна,— у дяди она воспитывается. А он мастером работает тут, на Праге, на каком-то заводе...
— А в Париже тебе лучше было? — спросил Керубин, ближе подойдя к «Жермене».
Она хмуро посмотрела на него и промолчала. Потом пожала плечами. Высунув язык от усердия, она обмазывала очередную мазурку.
— Конечно! Что за вопрос? — сказала девочка после долгой паузы.
— А как фамилия твоего дядюшки? — спросил Колышко.
— Да ведь вы знаете...— неожиданно ответила она. Ее большие глаза выражали недоброжелательство и презрение, но взгляд был проницательным.— Знаете вы. Зачем же спрашивать? Я вас в Париже видела... Я приносила пирожные в посольство...
— Вот глупенькая,— сказал Керубин, обращаясь к Оле.— Откуда же мне знать, как зовут ее дядюшку? Я ее саму-то в Париже не заметил.
.— А дедушка мой — слуга,— совсем приглушенно прошептала «Жермена».— Ну, слуга он у княгини Билинской. Вевюрский его фамилия...
— А, слышал что-то в этом роде,— сказал несколько раздраженный Колышко.— Твой дядя дружит с паном Янушем? Правда?
Девочка пожала плечами.
Тем временем ее соседка, увлеченная их разговором, неосторожно пролила глазурь.
— Смотри, куда льешь, холера! — крикнула Ядя и ударила
ее плоской стороной ножа по руке.— Ты что делаешь? — И угрюмо бросила Керубину: — Ну дружит, ну и что?
Колышко взял Олю под руку.
— Пойдемте отсюда,— сказал он.— Мы только мешаем здесь
и нервируем панну Жермену. А это во вред мазуркам.
Даже не оглянувшись, он взял Олю под руку и вывел из мастерской. За ними семенили Сюзанна и пани Кошекова.
— Очень способная девушка,— шептала мастерица на ухо се
стре хозяина,— очень способная. Но на язык дерзка. Хорошо еще,
что не наговорила при господах чего-нибудь похуже.
X
Янек Вевюрский действительно возвратился из Франции несколько месяцев назад и поступил работать на завод охотничьих патронов «Капсюль» на Таргувке. С жильем кое-как устроился у родственницы отца на Виленской. Втроем — с Яной и «Жерменой» — они ютились в одной комнате, а кухня была общая с другими жильцами, которых, кстати сказать, было довольно много. «Жермена», не стесняясь, упрекала дядю и тетю за необдуманное возвращение и отравляла им все свободные вечера, но Яна поддерживала мужа и притом совершенно искренне, так как она и в самом деле была рада, что вернулась в Польшу. Разумеется, ей лучше было бы в деревне, поближе к родне и вообще на родной сторонке, но с Янеком можно было жить, в конце концов, и в Варшаве. Вот только с Ядей были сплошные огорчения.
Девушка она была проворная, толковая, быстро усваивала любое новое дело, но зато и с работы ее выбрасывали быстро. Ни в Париже, ни в Варшаве она не задерживалась долго на одном месте.
У Янека дела складывались недурно, хотя зарабатывал он мало. Работа ему нравилась, люди тоже. «Капсюль» был старой варшавской фирмой с немного патриархальным укладом. Сам завод возник, собственно, не так давно и выглядел еще как новый, но у колыбели его стояла старая варшавская фирма Губе и Злотого «Наездник и охотник», которая помещалась в больших торговых залах на первом этаже дома Замойских на Новом Святе. В купеческих кругах Варшавы ходил анекдот: «Почему фирма называется «Наездник и охотник?» Потому что Губе охотится, а Злотый на нем ездит верхом».
Завод находился на Таргувке; в недавно выстроенных корпусах выпускали капсюли и готовые охотничьи патроны. Рядом с двумя большими корпусами начали возводить огромную, высотой в шестьдесят метров башню для производства дроби, которая, как известно, образуется в результате падения расплавленного свинца с очень большой высоты. Янека поначалу поставили каменщиком на строительство башни. Работа была тяжелая и сложная, потому что кирпичи клали по бетону. Но у Губе, как у истинного охотника, был наметан глаз на бойких и умных людей, и он вскоре перевел Янека в цех — сначала на резку картона, а потом и на токарный станок, который обрабатывал металл для капсюлей.
Старику Губе Вевюрский понравился, и он проникся доверием к новичку. Но Злотый, старый толстый еврей с обветренной физиономией и косым глазом, зрачок которого иной раз убегал под самую бровь, во всем, в том числе и в подборе рабочих, противился своему компаньону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
— Не думал, что это так сложно,— заметил Керубин, внимательно присматриваясь к работе.
В конце стола работали отдельщицы, у каждой в руках была жестяная лейка, из нее они выдавливали на мазурку марципановые завитушки, а в центре делали несколько украшений «в стиле рококо».
— Как же вы тут управляетесь? — деловито спросила Коше-кова у Сюзанны.
— Да вот так. Дело не стоит. Только что отправили в кондитерскую все заказы на пять часов. Сейчас готовим заказы для филиала на Вспульной и на Жолибоже. Взамен двух заболевших глазировщиц я нашла тут одну девушку, из Парижа приехала. Работала там в польской кондитерской. За двоих управляется.
— Это которая? — спросила Оля, но тут же сама заметила новенькую.
Та стояла за столом справа и необычайно быстрыми и точными движениями размазывала горячую розовую глазурь, которую выливала из грязной кастрюли ее соседка. Новенькой нельзя было дать больше пятнадцати лет; это была высокая, худая и довольно некрасивая девочка. В профиль она напоминала хищную птицу. Длинные слипшиеся волосы свисали из-под косынки, обрамляя худенькое лицо. Большие бархатистые глаза метали из-под надвинутой косынки колючие взгляды во все стороны. Без тени смущения взглянула она на приблизившуюся к ней Олю.
— У нас в Париже работают не то что у вас,— сказала она
тоном превосходства и передала соседке обмазанную мазурку.
Оля улыбнулась и ответила:
— Вот и хорошо, научишь наших девушек работать.
К столу подошел Керубин. Он пристально вгляделся в девочку.
— А как тебя зовут? — спросил он ее.
— Жермена,— резко ответила она, обрабатывая уже новую мазурку.
Девушки за столом дружно засмеялись.
— Глупая она и упрямая,— безапелляционно заявила Сюзан
на,— ее вовсе не Жерменой зовут, а Ядей...
— Ты давно приехала из Франции? — поинтересовалась Оля.
— Да, уже месяца два,— ответила Ядя низким, хриплым голосом, она явно умышленно подражала voix-canaille. Дядюшке моему что-то в голову стукнуло, вот он и приехал сюда...
— Родителей у нее нет,— вмешалась Сюзанна,— у дяди она воспитывается. А он мастером работает тут, на Праге, на каком-то заводе...
— А в Париже тебе лучше было? — спросил Керубин, ближе подойдя к «Жермене».
Она хмуро посмотрела на него и промолчала. Потом пожала плечами. Высунув язык от усердия, она обмазывала очередную мазурку.
— Конечно! Что за вопрос? — сказала девочка после долгой паузы.
— А как фамилия твоего дядюшки? — спросил Колышко.
— Да ведь вы знаете...— неожиданно ответила она. Ее большие глаза выражали недоброжелательство и презрение, но взгляд был проницательным.— Знаете вы. Зачем же спрашивать? Я вас в Париже видела... Я приносила пирожные в посольство...
— Вот глупенькая,— сказал Керубин, обращаясь к Оле.— Откуда же мне знать, как зовут ее дядюшку? Я ее саму-то в Париже не заметил.
.— А дедушка мой — слуга,— совсем приглушенно прошептала «Жермена».— Ну, слуга он у княгини Билинской. Вевюрский его фамилия...
— А, слышал что-то в этом роде,— сказал несколько раздраженный Колышко.— Твой дядя дружит с паном Янушем? Правда?
Девочка пожала плечами.
Тем временем ее соседка, увлеченная их разговором, неосторожно пролила глазурь.
— Смотри, куда льешь, холера! — крикнула Ядя и ударила
ее плоской стороной ножа по руке.— Ты что делаешь? — И угрюмо бросила Керубину: — Ну дружит, ну и что?
Колышко взял Олю под руку.
— Пойдемте отсюда,— сказал он.— Мы только мешаем здесь
и нервируем панну Жермену. А это во вред мазуркам.
Даже не оглянувшись, он взял Олю под руку и вывел из мастерской. За ними семенили Сюзанна и пани Кошекова.
— Очень способная девушка,— шептала мастерица на ухо се
стре хозяина,— очень способная. Но на язык дерзка. Хорошо еще,
что не наговорила при господах чего-нибудь похуже.
X
Янек Вевюрский действительно возвратился из Франции несколько месяцев назад и поступил работать на завод охотничьих патронов «Капсюль» на Таргувке. С жильем кое-как устроился у родственницы отца на Виленской. Втроем — с Яной и «Жерменой» — они ютились в одной комнате, а кухня была общая с другими жильцами, которых, кстати сказать, было довольно много. «Жермена», не стесняясь, упрекала дядю и тетю за необдуманное возвращение и отравляла им все свободные вечера, но Яна поддерживала мужа и притом совершенно искренне, так как она и в самом деле была рада, что вернулась в Польшу. Разумеется, ей лучше было бы в деревне, поближе к родне и вообще на родной сторонке, но с Янеком можно было жить, в конце концов, и в Варшаве. Вот только с Ядей были сплошные огорчения.
Девушка она была проворная, толковая, быстро усваивала любое новое дело, но зато и с работы ее выбрасывали быстро. Ни в Париже, ни в Варшаве она не задерживалась долго на одном месте.
У Янека дела складывались недурно, хотя зарабатывал он мало. Работа ему нравилась, люди тоже. «Капсюль» был старой варшавской фирмой с немного патриархальным укладом. Сам завод возник, собственно, не так давно и выглядел еще как новый, но у колыбели его стояла старая варшавская фирма Губе и Злотого «Наездник и охотник», которая помещалась в больших торговых залах на первом этаже дома Замойских на Новом Святе. В купеческих кругах Варшавы ходил анекдот: «Почему фирма называется «Наездник и охотник?» Потому что Губе охотится, а Злотый на нем ездит верхом».
Завод находился на Таргувке; в недавно выстроенных корпусах выпускали капсюли и готовые охотничьи патроны. Рядом с двумя большими корпусами начали возводить огромную, высотой в шестьдесят метров башню для производства дроби, которая, как известно, образуется в результате падения расплавленного свинца с очень большой высоты. Янека поначалу поставили каменщиком на строительство башни. Работа была тяжелая и сложная, потому что кирпичи клали по бетону. Но у Губе, как у истинного охотника, был наметан глаз на бойких и умных людей, и он вскоре перевел Янека в цех — сначала на резку картона, а потом и на токарный станок, который обрабатывал металл для капсюлей.
Старику Губе Вевюрский понравился, и он проникся доверием к новичку. Но Злотый, старый толстый еврей с обветренной физиономией и косым глазом, зрачок которого иной раз убегал под самую бровь, во всем, в том числе и в подборе рабочих, противился своему компаньону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178