Старик с трудом сдерживал злость.
— Горшков я не выношу, а профессия у тебя была бы первоклассная, если бы меня послушал. Ведь ты любого графа за пояс заткнешь. Парень с виду хоть куда...
— Вот именно,— пробурчал Янек,— в самый раз для княгини.
Станислав побагровел и стиснул кулаки.
— Замолчи! — прошипел он.
Янек умолк и уставился в стену, комкая шапку в руках. Старик взял замшевый лоскуток, лежавший на столе, и старательно протер очки. Прошла еще минута.
— Ну так как же, отец? — примирительно спросил Янек.— Ехать?
— Откуда мне знать? Думаешь, я что-нибудь смыслю в этих делах?
— Столько разъезжал по свету и ничего не смыслишь,— пренебрежительно заметил Янек.
— А ты как думал? Пыль— она везде одинакова; и в Палермо, и в Риме, и в Михайлове, да вот хоть бы и здесь, на Брацкой. А я по всему свету только и видел, что пыль и дворцы, двери графам открывал да вино наливал. Всюду одинаково. А ты говоришь, легкий хлеб...
— Ну и не так чтобы очень тяжелый,— с издевкой сказал Янек.
— Легкий хлеб, да поперек горла встал,— сказал Станислав и, надев очки, посмотрел на свет, чисты ли стекла.
Снова наступила пауза.
— Ладно, я пошел,— проговорил наконец Янек,— а в Силезию я все-таки запишусь.
— Делай, как знаешь,— махнул рукой отец. В это мгновение послышался звонок.
— Наверно, старуха пришла,— сказал Станислав.— Молодым из театра рановато.
Он с хрустом выпрямил спину, расправил фалды синего фрака и направился к парадному входу. Дверь каморки осталась открытой. Янек заколебался, оставаться ему или улизнуть, пока отец открывает парадную дверь. Когда он все же решил уйти, было поздно; в вестибюле Станислав снимал пальто с княгини Анны. Княгиня заметила Янека.
— О, это твой сын, Станислав,— сказала она.— Ну-ка, покажись, мой мальчик.
Янек подошел к старухе и поцеловал ей руку. Княгиня погладила его по голове.
— Красивый малый,— сказала она Станиславу.— А чем он занимается?
— На заводе работает, у Лильпопа,— неохотно ответил лакей.
— Да, жаль, конечно, мальчик уж очень хорош собой,— улыбнулась княгиня и ступила на лестницу.
Покрасневший до ушей Янек стоял, опустив глаза. Когда княгиня шагнула на лестницу, он посмотрел ей вслед. Она напомнила ему жену Лота, обращаемую в соляной столп.
Станислав подошел к лестнице.
— Прошу прощения, княгиня, они хотят послать его в Силезию. Может быть такое?
Княгиня задержалась на минутку, оперлась на свою трость и посмотрела на Янека, словно удивившись.
— В Силезию? — повторила она.— Гм, это интересно.
— Против немцев,— пояснил Станислав.
— Думаю, что это хорошо,— сказала княгиня, немного смутившись.— Пусть едет. Немец силен, шельма (княгиня позволяла себе такие выражения, говоря с теми, кого она называла «the mob» l. Чем больше у него урвут, тем лучше.
Янек набрался храбрости.
— Для кого лучше? — спросил он.
Княгиня с улыбкой посмотрела на юношу, явно любуясь его внешностью.
— Лучше для нас, поляков,— медленно проговорила она и добавила: — Только смотри, чтобы тебя не убили. И тебя жаль, и отец будет горевать.
И, повернувшись к Станиславу, княгиня спросила:
— A propos, Станислав, ты столько лет служишь у нас, а я даже не знаю твоей фамилии.
Станислав отвесил поклон.
— Вевюрский, с вашего позволения.
— Ах да... так вот, пан Вевюрский,— она сделала неопределенный жест рукой,— и вас жаль, и отец бы очень горевал.
Княгиня быстро поднялась на второй этаж и скрылась за портьерой.
Янек со злостью хлопнул шапкой о перила и, не попрощавшись с отцом, взбежал наверх. Проходя через кухню, где царило веселье, он крикнул всем «до свиданья» и, спустившись по черной лестнице, вышел на улицу, где уже совсем стемнело.
XII
Два эскадрона 246-го уланского полка (нумерация полков была тогда совершенно фантастическая) лихим броском заняли под вечер Луцк, и только на следующее утро в разрушенный городок прибыл штаб дивизии. Кое-где еще курились догоравшие дома, а на рыночной площади вовсю полыхал большой еврейский дом, видимо недавно подожженный. Штаб остановился в самой крупной гостинице на главной и, собственно говоря, единственной улице города. Поручик Ройский, квартировавший в доме при кафедральном соборе, получил через нарочного приказание немедленно прибыть в штаб. Не имея никакого представления о том, зачем он мог понадобиться, Ройский отправился туда неторопливым шагом, волоча за собой шашку и позванивая шпорами. По дороге он встретил Горбаля, с которым на протяжении последних недель виделся довольно часто, так как Горбаль был прикомандирован к этому же полку. Валерек улыбнулся ему и по-приятельски помахал рукой, на что Горбаль ответил натянутой улыбкой и тотчас же отвернулся с весьма недоброжелательным выражением лица. Ройский еще ничего не понимал.
Когда он пришел в гостиницу, его немедленно пропустили в ресторан, где находился кабинет подполковника Мирского. В комнате, кроме подполковника, никого не было. За окном сновали связисты, тянувшие телефонные провода. Несколько аппаратов уже стояло на большом обеденном столе, который сейчас служил подполковнику столом письменным. Валерек доложил о своем прибытии. Подполковник Мирский, светлолицый высокий блондин, поднял близорукие глаза, внимательно и испытующе посмотрел на Ройского поверх бумаг, разложенных на столе, и снова углубился в чтение. Валерек молча стоял у стола. Наконец подполковник отложил документы, разгладил их ладонью и опять посмотрел на вытянувшегося перед ним молодого человека. Валерек был очень красив: стройный, смуглый, густая грива черных волос над загорелым лбом, армянский нос и мягкие, чувственные губы. Подполковник не без интереса разглядывал молодого офицера.
— Ройский? — произнес он наконец.— Откуда мне знакома эта фамилия?
— Мой брат погиб под Каневом,— ответил Валерек, знавший, что подполковник Мирский служил в штабе у Галлера.
— Ах, так это был ваш брат! Я видел его за несколько минут до смерти. Он пришел добровольцем из Киева?
— Так точно, пан подполковник,— по-воински отчеканил Валерек, невольно поразившись памяти подполковника.
— Ну и как бы отнесся ваш брат ко всему этому делу? Валерек молчал. Он никак не мог взять в толк, о чем спрашивает подполковник.
— Что же вы не отвечаете, пан поручик? — Мирский немного повысил голос.
— Не могу знать, о чем речь, пап подполковник.
— О чем речь? О трибунале, пан поручик. Я обязан передать вас в полевой суд, а вы знаете, чем это пахнет.
Валерек не дрогнул ни одним мускулом.
— За что, пан подполковник?
— За что? За то, что вы здесь натворили после взятия города со своим эскадроном или с частью эскадрона. Для вас, я вижу, идеалом польского солдата по-прежнему остается Кмициц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178