В эту минуту раздались беспорядочные далекие выстрелы, потом дружный залп, и все смолкло. Солдат вывели из домов и построили в две шеренги вдоль деревенской улицы. О парнях у школы все забыли. Пипса и Стась стали шнырять по школьному зданию и в каком-то закутке обнаружили перепуганного дьячка с женой. У них удалось раздобыть большую буханку черного, хорошо пропеченного хлеба и соленых огурцов. Друзья уселись под деревьями в школьном саду и подкрепились. Сквозь старые, кое-где выломанные планки забора, заросшего кустарником, хорошо был виден вход в штаб. Там никто не показывался. Не было и Юзека.
Заворчал и подкатил к штабу автомобиль. На подножке стоял галлеровский офицер и показывал дорогу. Из автомобиля вышли четверо немецких офицеров в новых, блестевших серебром головных уборах. Вместе с офицером, который сопровождал их, они быстро прошли в штаб. Парни в школьном саду подползли на животах поближе к забору, не спуская глаз с дома священника. Лесничий был тут же, он вздыхал и сопел от волнения.
Не прошло и двадцати минут, как немцы вышли из дому, не проронив ни слова, уселись в автомобиль и уехали, па сей раз без проводника. Тут же высыпали из штаба офицеры и, придерживая руками шашки и кивера, побежали вдоль выстроившихся длинных серых шеренг.
— Смирно! Смирно!
Шеренги замерли, штыки слились в один гребень.
И тогда в дверях дома священника появился офицер невысокого роста, с желтым лицом и черной бородкой. Дверь была низкая, а порог высокий; военный с полковничьими знаками различия не без усилия перешагнул порог — он прихрамывал и опирался на самую обыкновенную палку с загнутой ручкой. Вышел он один, и лишь спустя некоторое время показался тот высокий капитан, который послал Юзека с поручением, и еще несколько адъютантов.
— Это и есть Галлер,— шепнул лесничий.
Низенький полковник заковылял вдоль строя. Парни видели только его толстую палку. Он остановился и стал говорить.
Голубело небо, и в нем заливались жаворонки; перепуганная дочь дьячка вышла по воду, а в листве, несмотря на полуденное время, трещали и суетились майские жуки, которых в тот год развелось великое множество. По временам откуда-то издалека доносился выстрел. Галлер двигался вдоль деревни п еще не доковылял до конца выстроившихся шеренг, как офицеры начали разводить ближних солдат. Наконец подали коней для полковника и его свиты. Они поехали в части бригады, расположенные в других местах. Солнце уже склонилось к западу.
Януш подождал еще немного и отправился на розыски Юзека. Он шел по деревенской улице вдоль красивых, узорчатых плетней. В белых хатах жизнь словно замерла. Лишь изредка во дворе можно было увидеть крестьянина или бабу, кормивших скотину. Во дворах стояли повозки, нераспряженные, заваленные солдатскими мешками, хлебом, кулями с овсом. Юзека нигде пне было.
И лишь за деревней возле креста Януш заметил нескольких офицеров, смотревших в бинокли. Среди них был и Юзек. Он увидел Януша и помахал ему рукой. Януш направился к нему.
— Иди сюда! — закричал Юзек.— Здесь прекрасный наблюдательный пункт. Немцы близко.
Януш посмотрел на дорогу, по которой они приехали в село, но ничего не увидел. Широкий тракт лежал под солнцем, и однообразное поле простиралось далеко, до взгорбившейся линии горизонта. От жары в воздухе стояло марево, а низкая, еще не начавшая колоситься рожь колыхалась, как волны на озере. Стояла звенящая тишина.
Неожиданно в этой тишине раздался далекий и негромкий орудийный выстрел, послышался свист снаряда и второй, еще более далекий взрыв. Юзек опустил бинокль и сказал:
— Началось.
Офицеры удалились, и Юзек с Янушем уселись под крестом. Обхватив руками колени, Януш вглядывался в степь. Близился вечер.
Пушки начали бить методично, гул их звучал как своеобразная музыка. Юзек был очень взволнован. Застрочили пулеметы.
— Знаешь,— сказал Юзек,— я чувствую себя так, будто впервые попал под огонь.
— Это уже огонь?
— А ты что думал? — повел плечами Юзек.— Мне кажется,— продолжал он через минуту,— это потому, что... ну как бы тебе сказать! Ну, потому, что это наш первый бой. Наш собственный бой...
— Как это собственный?
— А так, польский. На свой страх и риск.
— Какая разница?
— Но ведь все это делается во имя чего-то.
— Потому что против немцев? Да?
— Ну да, наконец-то...
— Но, похоже, нас разобьют.
— На этот раз наверняка. Но ведь это не последний бой.
— И не первый. Неужели война — это самое важное, самое нужное для человечества?
— Во всяком случае, она нужнее, чем искусство Генрика!
— Возможно, тем более что Генрик сейчас сражается. А вот, кстати, и он.
Генрик подбежал к ним, крича четырем солдатам, которые тащили за ним пулемет:
— Сюда, сюда!..
Он приказал установить пулемет между четырьмя кустиками, посаженными вокруг креста. Юзек возмутился.
— Да разве это укрытие? Ты с ума сошел! Ведь сразу же видно, что именно здесь может быть пулеметное гнездо. Ты ничего не смыслишь в этом.
— Пулемет должен стоять здесь,— закричал побагровевший Генрик.— Понятно?
— Но ведь нас тут перебьют! — упирался Юзек.
— Можешь уйти отсюда. Тебе никто не приказывал здесь оставаться.
— Мне вообще никто ничего не приказывал.
— Так чего же ты здесь околачиваешься?
Януш обратил внимание, что они разговаривают неестественно громко, и тут только осознал, что воздух гудит от орудийных залпов. Взглянув на степь, он вдруг увидел на далеком расстоянии маленькие фигурки людей, они бежали цепью, припадая к земле. То одна, то другая фигурка вскакивала и устремлялась вперед. Януш уже знал, как свистят пули. Вот еще несколько пронеслось над головой. Прибежал какой-то офицер с лицом красным, как бурак, с черными спутанными волосами, выбившимися из-под голубой шапки.
— Стреляйте, стреляйте! — кричал он.
— Боже, какой балаган,— сказал Юзек Янушу.
Пулемет под крестом заработал, и Януш с любопытством повернулся в ту сторону, но вдруг Юзек подогнул ноги и медленно, как актер на сцене, повалился головой вперед. Януш подскочил к нему. Юзек пытался встать.
— Помоги мне,— сказал он,— в бок угодило.
Подошел Генрик. Вдвоем они подняли Юзека, он был бледен и кусал губы. Крови не было видно.
— Пойдем, пойдем,— сказал Януш.
Они повели Юзека к деревне. Сначала он шел сам н даже сказал:
— Ничего не болит.
Но потом стал с трудом переставлять ноги. Пришлось почти нести его. Так добрались до первой хаты. Во дворе лежал большой ворох изумрудной свежескошенной люцерны. Сюда они подвели, точнее, перенесли Юзека — двигаться он уже не мог. Вдруг он тихо застонал и приподнялся.
Януш поднял глаза и увидел, вернее, заметил, как по лицу друга скользнуло дыхание смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178