Немцев они пока не трогали, но с солдатами атамана Петлюры и с сечевиками, которые носили смушковые шапки, напоминающие шутовской колпак, схватывались довольно часто. В казарменном лазарете на грязном сеннике то и дело укладывали какого-нибудь подстреленного солдата, а то и унтера. Поручик Душан хватался за голову, сыпал проклятиями, а потом приказывал подать двуколку, усаживал в нее Валерека или сержанта Горбаля, с которыми знался, невзирая на свой чин, и летел на весь вечер в Одессу. А там — снова водка, снова девки — но в шикарных гостиницах.
Однажды он поехал вместе с Валереком, у которого было какое-то дело к матери: Валереку все чаще требовались деньги, и он выуживал у Ройской последние гроши, несмотря на ее сопротивление. Валерек вошел в дом, а Каликст остался на улице. Как раз в это время Ганя Вольская, посланная отцом подмести тротуар, стояла в воротах и разглядывала прохожих, которые вышли прогуляться по улице в этот погожий весенний вечер. Ганя была в белой блузке, которую Эльжуня подарила ей перед отъездом, на плечах — весеннее пальтишко. Девушка была очень хороша собой, и Каликст сразу заметил это. Когда Валерек спустился со второго этажа и заговорил с Ганей по-польски, Каликст вмешался:
— Пойдем, пойдем, Ройский. Не губи время с девушками. Или уж пригласи барышню в экипаж.
— Ганя, давай прокатимся,— предложил Валерек.
Но Вольская только сверкнула глазами, громко засмеялась и, насмешливо показав нос Душану, юркнула в калитку. Валерек уже сидел в двуколке, а Душан все еще не трогался с места, глядя на ворота, будто ожидал, что девушка появится снова.
— Что это за девица? — спросил он наконец.
— Ганя, дочь дворника. Ученица Эльжбетки Шиллер. Поет.
— И хорошо поет?
— Откуда мне знать? Я в этом не разбираюсь. Говорят, хорошо.
С того вечера Душан, выезжая в город, чаще брал с собой не Горбаля, а Валерека. И каждый раз спрашивал, нет ли у него какого-нибудь дела к матери, даже уговаривал Валерека навестить семью. Ройскую удивляли столь частые и притом совершенно бескорыстные визиты сына. Как-то она даже поделилась с пани Шиллер:
— Знаешь, Паулина, мне кажется, я порой несправедлива к Залереку.
Но прошло еще какое-то время, и Валерек перестал посещать дем на Дерибасовской. Просто Каликст Душан уже не брал его с собой. Не брал он и Горбаля. Пришлось Валереку ездить трамваем, i если возвращался поздно, то идти пешком.
Формирование эскадрона (Душан был кавалеристом) продвигалось медленно: не хватало лошадей. Осенью семнадцатого года годился весьма доходный промысел, связанный с большим риском г требовавший немалой храбрости. Торговцы лошадьми из Киева, Здесь и других городов отправляли целые экспедиции на разлаявшийся фронт. Там у интендантов можно было приобрести что УГОДНО и в первую очередь купить за бесценок армейских лошадей; юрой случалось наткнуться даже на совершенно безнадзорных , до которых уже никому не было дела. Главная трудность стояла в том, чтобы провезти легко нажитое добро сквозь толпы вступавших солдат, мимо бодрствовавших подлинных и комитетов, лесных советов, которые не располагали уже никакими войсками, но тоже не прочь были поживиться хоть на время обозами со всяким имуществом. Теперь эти трофейные сони были уже припрятаны у торговцев и перекупщиков, которые сламывали за них непомерную цену. А вообще-то достать лошадей было невозможно. Душан из кожи вон лез. В этих поисках хорошим помощником ему стал сержант Горбаль, который, начисто позабыв о своем актерском прошлом, стал солдафоном до мозга когтей. Лишь изредка Горбалю приходило в голову вызвать какой-то к театру у своих потерявших человеческий облик товарищей и поставить спектакль в полковом «клубе» — грязном зале в соседнем полуразрушенном корпусе. Напасть на след лошадей, которые в большом количестве ( Душан пока называл цифру восемьдесят) требовались эскадрону, можно было при встречах с темным дельцами в ночных ресторанах; в заведениях такого рода не только хлестали водку, а случалось, и шампанское,— там во время шстрийской оккупации можно было разузнать, где и что продается. Там же совершались различные сделки, чаще всего фиктивные; можно было купить вагон сахара, вагон велосипедов или вагон тшеницы. Самым крупным заведением подобного рода было в те щи ночное кафе «Люкс», где выступали обычно певцы, танцоры. Постепенно Душан, Валерек и Горбаль стали завсегдатаями этого злачного места. Впрочем, приходили они обычно порознь, Душан с некоторых пор стал сторониться компании унтер-фицеров (к тому времени Валерек каким-то чудом получил две зашивки).
Однажды запыхавшиеся Горбаль и Валерек ввалились в «Люкс» около десяти часов вечера. Они притащились пешком из казарм и очень устали. Валерек проклинал Каликста за то, что тот в одиночку ездит в город, а Горбаль щурил свои маленькие черные глазки и усмехался усмешкой Будды. Посетителей было мало, большие люстры горели еще не всюду, и в ложах царил полумрак. Они заняли небольшой столик и заказали черный кофе. И Горбаль и Валерек в последнее время были сильно стеснены в деньгах. Когда на эстраде закончился очередной номер и зажглись все люстры, они заметили неподалеку в ложе за столом, уставленным бутылками, весьма большое общество. В компании этой все были им знакомы, но подобралась она довольно странно. Валерек засмеялся и показал Горбалю на собравшихся. В центре восседал здоровяк Каликст с раскрасневшимся, пьяным лицом и глазами навыкате, пот каплями покрывал его бритое темя; справа от Каликста в голубой блузке и шляпке с перьями, в которой Валерек тут же узнал шляпку пани Ройской, сидела Ганя Вольская, веселая, улыбающаяся, как будто ее подменили; слева — средних лет еврей с очень бледным лицом, в нем Валерек признал торговца лошадьми из Сквиры, знакомого ему еще по Молинцам. Каликст тоже заметил их, помахал рукой, потом встал, попросил извинения у Гани и деревянным шагом направился к их столику. Похоже было, что он очень пьян, но изо всех сил старается взять себя в руки.
— Подсаживайтесь к нашему столику,— сказал Каликст,— но ни о чем не спрашивайте. Понятно? Никаких вопросов, потом все расскажу.
Горбаль и Валерек перебрались в ложу. Официант поставил перед ними фужеры и налил шампанского.
— Я не прочь бы поесть,— сказал Валерек Душану. Каликст кивнул на еврея из Сквиры.
— Сегодня здесь хозяин пан Липовецкий.
— Пожалуйста, пожалуйста.— Липовецкий улыбнулся, подозвал официанта и велел принести меню.
— Было да сплыло,— засмеялся Валерек и, обратившись к Гане, сказал:
— Ты прекрасно выглядишь!
Ганя бросила на него беспокойный взгляд, не зная, расценить ли эти слова как насмешку или принять их за чистую монету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Однажды он поехал вместе с Валереком, у которого было какое-то дело к матери: Валереку все чаще требовались деньги, и он выуживал у Ройской последние гроши, несмотря на ее сопротивление. Валерек вошел в дом, а Каликст остался на улице. Как раз в это время Ганя Вольская, посланная отцом подмести тротуар, стояла в воротах и разглядывала прохожих, которые вышли прогуляться по улице в этот погожий весенний вечер. Ганя была в белой блузке, которую Эльжуня подарила ей перед отъездом, на плечах — весеннее пальтишко. Девушка была очень хороша собой, и Каликст сразу заметил это. Когда Валерек спустился со второго этажа и заговорил с Ганей по-польски, Каликст вмешался:
— Пойдем, пойдем, Ройский. Не губи время с девушками. Или уж пригласи барышню в экипаж.
— Ганя, давай прокатимся,— предложил Валерек.
Но Вольская только сверкнула глазами, громко засмеялась и, насмешливо показав нос Душану, юркнула в калитку. Валерек уже сидел в двуколке, а Душан все еще не трогался с места, глядя на ворота, будто ожидал, что девушка появится снова.
— Что это за девица? — спросил он наконец.
— Ганя, дочь дворника. Ученица Эльжбетки Шиллер. Поет.
— И хорошо поет?
— Откуда мне знать? Я в этом не разбираюсь. Говорят, хорошо.
С того вечера Душан, выезжая в город, чаще брал с собой не Горбаля, а Валерека. И каждый раз спрашивал, нет ли у него какого-нибудь дела к матери, даже уговаривал Валерека навестить семью. Ройскую удивляли столь частые и притом совершенно бескорыстные визиты сына. Как-то она даже поделилась с пани Шиллер:
— Знаешь, Паулина, мне кажется, я порой несправедлива к Залереку.
Но прошло еще какое-то время, и Валерек перестал посещать дем на Дерибасовской. Просто Каликст Душан уже не брал его с собой. Не брал он и Горбаля. Пришлось Валереку ездить трамваем, i если возвращался поздно, то идти пешком.
Формирование эскадрона (Душан был кавалеристом) продвигалось медленно: не хватало лошадей. Осенью семнадцатого года годился весьма доходный промысел, связанный с большим риском г требовавший немалой храбрости. Торговцы лошадьми из Киева, Здесь и других городов отправляли целые экспедиции на разлаявшийся фронт. Там у интендантов можно было приобрести что УГОДНО и в первую очередь купить за бесценок армейских лошадей; юрой случалось наткнуться даже на совершенно безнадзорных , до которых уже никому не было дела. Главная трудность стояла в том, чтобы провезти легко нажитое добро сквозь толпы вступавших солдат, мимо бодрствовавших подлинных и комитетов, лесных советов, которые не располагали уже никакими войсками, но тоже не прочь были поживиться хоть на время обозами со всяким имуществом. Теперь эти трофейные сони были уже припрятаны у торговцев и перекупщиков, которые сламывали за них непомерную цену. А вообще-то достать лошадей было невозможно. Душан из кожи вон лез. В этих поисках хорошим помощником ему стал сержант Горбаль, который, начисто позабыв о своем актерском прошлом, стал солдафоном до мозга когтей. Лишь изредка Горбалю приходило в голову вызвать какой-то к театру у своих потерявших человеческий облик товарищей и поставить спектакль в полковом «клубе» — грязном зале в соседнем полуразрушенном корпусе. Напасть на след лошадей, которые в большом количестве ( Душан пока называл цифру восемьдесят) требовались эскадрону, можно было при встречах с темным дельцами в ночных ресторанах; в заведениях такого рода не только хлестали водку, а случалось, и шампанское,— там во время шстрийской оккупации можно было разузнать, где и что продается. Там же совершались различные сделки, чаще всего фиктивные; можно было купить вагон сахара, вагон велосипедов или вагон тшеницы. Самым крупным заведением подобного рода было в те щи ночное кафе «Люкс», где выступали обычно певцы, танцоры. Постепенно Душан, Валерек и Горбаль стали завсегдатаями этого злачного места. Впрочем, приходили они обычно порознь, Душан с некоторых пор стал сторониться компании унтер-фицеров (к тому времени Валерек каким-то чудом получил две зашивки).
Однажды запыхавшиеся Горбаль и Валерек ввалились в «Люкс» около десяти часов вечера. Они притащились пешком из казарм и очень устали. Валерек проклинал Каликста за то, что тот в одиночку ездит в город, а Горбаль щурил свои маленькие черные глазки и усмехался усмешкой Будды. Посетителей было мало, большие люстры горели еще не всюду, и в ложах царил полумрак. Они заняли небольшой столик и заказали черный кофе. И Горбаль и Валерек в последнее время были сильно стеснены в деньгах. Когда на эстраде закончился очередной номер и зажглись все люстры, они заметили неподалеку в ложе за столом, уставленным бутылками, весьма большое общество. В компании этой все были им знакомы, но подобралась она довольно странно. Валерек засмеялся и показал Горбалю на собравшихся. В центре восседал здоровяк Каликст с раскрасневшимся, пьяным лицом и глазами навыкате, пот каплями покрывал его бритое темя; справа от Каликста в голубой блузке и шляпке с перьями, в которой Валерек тут же узнал шляпку пани Ройской, сидела Ганя Вольская, веселая, улыбающаяся, как будто ее подменили; слева — средних лет еврей с очень бледным лицом, в нем Валерек признал торговца лошадьми из Сквиры, знакомого ему еще по Молинцам. Каликст тоже заметил их, помахал рукой, потом встал, попросил извинения у Гани и деревянным шагом направился к их столику. Похоже было, что он очень пьян, но изо всех сил старается взять себя в руки.
— Подсаживайтесь к нашему столику,— сказал Каликст,— но ни о чем не спрашивайте. Понятно? Никаких вопросов, потом все расскажу.
Горбаль и Валерек перебрались в ложу. Официант поставил перед ними фужеры и налил шампанского.
— Я не прочь бы поесть,— сказал Валерек Душану. Каликст кивнул на еврея из Сквиры.
— Сегодня здесь хозяин пан Липовецкий.
— Пожалуйста, пожалуйста.— Липовецкий улыбнулся, подозвал официанта и велел принести меню.
— Было да сплыло,— засмеялся Валерек и, обратившись к Гане, сказал:
— Ты прекрасно выглядишь!
Ганя бросила на него беспокойный взгляд, не зная, расценить ли эти слова как насмешку или принять их за чистую монету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178