Это совершенно иной мир. Волей-неволей Казимеж должен был что-то ответить.
— Конечно. Иногда я чувствую себя очень странно среди этих людей. Они говорят такие вещи, с которыми я никак не могу согласиться.
Эдгар засмеялся.
— Только не Юзек. Он говорит то, что согласовано с вами. Эти слова задели Спыхалу.
— О, вовсе нет. Сейчас он повторяет ваши слова...
— И это, по-вашему, очень плохо?
— Нет. Но я предпочел бы, чтобы Юзек не повторял ни ваших, ни моих слов, а хоть немного думал самостоятельно.
Эдгар повернулся на бок, подставляя солнцу свою уже загоревшую спину.
— Не беспокойтесь, это придет в свое время. Юзек совсем еще мальчик. Вы считаете его очень способным?
—- Конечно,— на этот раз живо ответил Казимеж,— ведь ему очень мало приходится заниматься польским языком, только со мной во время каникул... И я нахожу, что он делает большие успехи. Нет, это вполне интеллигентный мальчик...
— Вот именно,— сказал Эдгар,— я это и имел в виду. И если он так интеллигентен, как вы говорите... а я сам того же мнения... то не надо опасаться общества Володи. Юзек справится с подобными влияниями. И с любыми другими,— многозначительно добавил он.
Спыхала был взбешен, что Эдгар до такой степени разгадал его мысли.
— Впрочем, он пока еще целиком очарован вами,— продолжал Эдгар.— Мы с мамой часто улыбаемся, слушая, как Юзек невольно подражает вашей манере говорить. Ему передалась ваша галицийская интонация...
Спыхала ничего не ответил.
Солнце уже садилось, но зной все усиливался, в воздухе парило. Эдгар лениво курил. Из-под прикрытых век Спыхала видел его резко очерченный профиль, немного напоминающий профиль Шопена, и странную восточную шапочку, которую Эдгар имел обыкновение носить.
Приподнявшись на локте, Эдгар смотрел на гладкие большие волны зеленого моря. Сказал, словно обращаясь к самому себе:
— Наверно, очень приятно подчинить своей воле другого человека и убеждаться, насколько он зависит от тебя. Это первые услады власти. Все, что ты считаешь красивым, кажется красивым и ему... Он думает твоими мыслями, чувствует твоими чувствами... Зато как неприятно потом, когда эта власть ускользает из рук.
Жара окончательно разморила Спыхалу. Он с трудом заставил себя встать, сбросил куртку, рубашку. Раздеваясь, недружелюбно спросил Эдгара:
— Все это вы говорите обо мне и Юзеке? Эдгар мгновение собирался с мыслями.
— О вас? О Юзеке? Да нет же. Это я вообще говорю.
— Отношения между людьми складываются иначе, чем вам кажется,— сказал Спыхала, садясь на песок.— Вы артист... У вас нет практического знания жизни...
— В самом деле? У вас такое представление об артистах? — не без иронии спросил Эдгар.— Ну, надеюсь, что здесь оно у вас изменится. Когда приедет моя сестра... Это очень большая певица и очень простая женщина...
— Не знаю, много ли пользы для Юзека от этого общения с артистами. В жизни это ему вряд ли пригодится.
— Разве можно знать заранее? — с какой-то печалью в голосе спросил Эдгар.—Что такое Юзек? Мальчик, каких много. Очень, правда, милый и даже, может, интеллигентный, но при этом совершенно заурядный... Будет себе хозяйствовать в своих Молинцах, бегать за девушками, вот и все. А может быть, и не все. Заранее нельзя предвидеть, как сложится судьба человека. Ведь это зависит от очень многого. История отдельных людей подобна истории целых стран...
Спыхала пожал плечами.
— Что-то предвидеть всегда можно и даже необходимо.
— Я говорю о другом,— продолжал свою мысль Эдгар— Какими путями люди добиваются власти над другими людьми?
Каким образом можно навязать свою индивидуальность другому? Вот чего я не понимаю.
Не понимал и Спыхала. Он просто не понимал, о чем говорит Эдгар. Только чувствовал, что в этих словах таится какой-то скрытый смысл, нечто такое, что волновало композитора. И опасался, не борьба ли это за Юзека.
— Я никогда не старался, чтобы Юзек подражал мне,— сказал наконец Спыхала.— Это приходит, поверьте, само собой.
Такая интерпретация его слов вызвала у Эдгара усмешку.
— Ох, а ко мне вот ничего не приходит само собой. Очень трудно добывать все из самого себя. У меня нет никакой почвы. Это очень мучительно.
Спыхала с удивлением взглянул на Эдгара. «Что значит это «все»?» — подумал он.
Эдгар будто угадал мысли Спыхалы и улыбнулся — обезоруживающе, как он это умел.
— Мое искусство...— начал он смущенно и не докончил. «Так вот что его занимает...» — Спыхала иронически посмотрел на сконфуженное лицо композитора.
— Искусство в истории человечества играет весьма незначительную роль,— сказал он.
— Гораздо важнее войны и покорения народов, так, по-вашему? — спросил Эдгар, и смущение исчезло с его дружелюбно улыбающегося лица.— Вы, кажется, хотели бы стать грозным владыкой, пан Казимеж? — помолчав, добавил он.
Спыхала саркастически рассмеялся.
— Еще бы! Я жалкий репетитор из Галиции, которого в украинском поместье даже не всегда представляют гостям. Сын железнодорожника, железнодорожного рабочего...
— Ну, это уже из романов, пан Спыхала,— возмутился Шиллер,— я уверен, что вас представляют гостям. Это только ваше болезненное самолюбие.
— У Ройских — может быть, но у их соседей Мышинских — не уверен. Графы...
— Нищие графы,— засмеялся Эдгар.— Правда, именно такие-то и задирают нос, но о Януше, я надеюсь, вы этого сказать не можете?
— Я его почти не знаю,— пробормотал Спыхала.
— Если вы стремитесь к власти над людьми, не торопитесь делать выводы на основании собственного, пока еще незначительного опыта... Лучше вот прочтите это.— Он подвинул к нему маленький красный томик, лежащий на песке.— Вот итог опыта всего человечества. Здесь, кстати, много и об искусстве. Спыхала взял книгу в руки.
— «Фауст»,— разочарованно протянул он. Эдгар усмехнулся.
— «Фауст» фон Гете,— добавил он и, взяв книгу из рук Спыхалы, стал ее перелистывать.
Его тонкие пальцы, касаясь страниц, словно ласкали их. Остановившись на одной, он улыбнулся задумчиво и прочел.
Спыхала по своему обыкновению опустил голову и прикрыл глаза. Губы его растянулись в иронической усмешке.
— Вы, кажется, думаете, что я из эпохи «Духов земли»?
— Нет, я думаю, что мы совсем не понимаем друг друга,— почти печально ответил Эдгар.
— Вот именно. Мы с вами принадлежим к совершенно различным эпохам.
— Да. Вы уже из эпохи «теллурической», земной.
— Во всяком случае, на земле я чувствую себя прекрасно... и особой тоски по искусству не испытываю,— раздраженно сказал Казимеж.
— Не слишком ли вы, право, спешите с выводами? — с глубокой иронией заметил Эдгар.
Спыхала не ответил. «Опять это «не спешите с выводами»,— думал он.— Мало мне Ройской. И какой он там композитор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
— Конечно. Иногда я чувствую себя очень странно среди этих людей. Они говорят такие вещи, с которыми я никак не могу согласиться.
Эдгар засмеялся.
— Только не Юзек. Он говорит то, что согласовано с вами. Эти слова задели Спыхалу.
— О, вовсе нет. Сейчас он повторяет ваши слова...
— И это, по-вашему, очень плохо?
— Нет. Но я предпочел бы, чтобы Юзек не повторял ни ваших, ни моих слов, а хоть немного думал самостоятельно.
Эдгар повернулся на бок, подставляя солнцу свою уже загоревшую спину.
— Не беспокойтесь, это придет в свое время. Юзек совсем еще мальчик. Вы считаете его очень способным?
—- Конечно,— на этот раз живо ответил Казимеж,— ведь ему очень мало приходится заниматься польским языком, только со мной во время каникул... И я нахожу, что он делает большие успехи. Нет, это вполне интеллигентный мальчик...
— Вот именно,— сказал Эдгар,— я это и имел в виду. И если он так интеллигентен, как вы говорите... а я сам того же мнения... то не надо опасаться общества Володи. Юзек справится с подобными влияниями. И с любыми другими,— многозначительно добавил он.
Спыхала был взбешен, что Эдгар до такой степени разгадал его мысли.
— Впрочем, он пока еще целиком очарован вами,— продолжал Эдгар.— Мы с мамой часто улыбаемся, слушая, как Юзек невольно подражает вашей манере говорить. Ему передалась ваша галицийская интонация...
Спыхала ничего не ответил.
Солнце уже садилось, но зной все усиливался, в воздухе парило. Эдгар лениво курил. Из-под прикрытых век Спыхала видел его резко очерченный профиль, немного напоминающий профиль Шопена, и странную восточную шапочку, которую Эдгар имел обыкновение носить.
Приподнявшись на локте, Эдгар смотрел на гладкие большие волны зеленого моря. Сказал, словно обращаясь к самому себе:
— Наверно, очень приятно подчинить своей воле другого человека и убеждаться, насколько он зависит от тебя. Это первые услады власти. Все, что ты считаешь красивым, кажется красивым и ему... Он думает твоими мыслями, чувствует твоими чувствами... Зато как неприятно потом, когда эта власть ускользает из рук.
Жара окончательно разморила Спыхалу. Он с трудом заставил себя встать, сбросил куртку, рубашку. Раздеваясь, недружелюбно спросил Эдгара:
— Все это вы говорите обо мне и Юзеке? Эдгар мгновение собирался с мыслями.
— О вас? О Юзеке? Да нет же. Это я вообще говорю.
— Отношения между людьми складываются иначе, чем вам кажется,— сказал Спыхала, садясь на песок.— Вы артист... У вас нет практического знания жизни...
— В самом деле? У вас такое представление об артистах? — не без иронии спросил Эдгар.— Ну, надеюсь, что здесь оно у вас изменится. Когда приедет моя сестра... Это очень большая певица и очень простая женщина...
— Не знаю, много ли пользы для Юзека от этого общения с артистами. В жизни это ему вряд ли пригодится.
— Разве можно знать заранее? — с какой-то печалью в голосе спросил Эдгар.—Что такое Юзек? Мальчик, каких много. Очень, правда, милый и даже, может, интеллигентный, но при этом совершенно заурядный... Будет себе хозяйствовать в своих Молинцах, бегать за девушками, вот и все. А может быть, и не все. Заранее нельзя предвидеть, как сложится судьба человека. Ведь это зависит от очень многого. История отдельных людей подобна истории целых стран...
Спыхала пожал плечами.
— Что-то предвидеть всегда можно и даже необходимо.
— Я говорю о другом,— продолжал свою мысль Эдгар— Какими путями люди добиваются власти над другими людьми?
Каким образом можно навязать свою индивидуальность другому? Вот чего я не понимаю.
Не понимал и Спыхала. Он просто не понимал, о чем говорит Эдгар. Только чувствовал, что в этих словах таится какой-то скрытый смысл, нечто такое, что волновало композитора. И опасался, не борьба ли это за Юзека.
— Я никогда не старался, чтобы Юзек подражал мне,— сказал наконец Спыхала.— Это приходит, поверьте, само собой.
Такая интерпретация его слов вызвала у Эдгара усмешку.
— Ох, а ко мне вот ничего не приходит само собой. Очень трудно добывать все из самого себя. У меня нет никакой почвы. Это очень мучительно.
Спыхала с удивлением взглянул на Эдгара. «Что значит это «все»?» — подумал он.
Эдгар будто угадал мысли Спыхалы и улыбнулся — обезоруживающе, как он это умел.
— Мое искусство...— начал он смущенно и не докончил. «Так вот что его занимает...» — Спыхала иронически посмотрел на сконфуженное лицо композитора.
— Искусство в истории человечества играет весьма незначительную роль,— сказал он.
— Гораздо важнее войны и покорения народов, так, по-вашему? — спросил Эдгар, и смущение исчезло с его дружелюбно улыбающегося лица.— Вы, кажется, хотели бы стать грозным владыкой, пан Казимеж? — помолчав, добавил он.
Спыхала саркастически рассмеялся.
— Еще бы! Я жалкий репетитор из Галиции, которого в украинском поместье даже не всегда представляют гостям. Сын железнодорожника, железнодорожного рабочего...
— Ну, это уже из романов, пан Спыхала,— возмутился Шиллер,— я уверен, что вас представляют гостям. Это только ваше болезненное самолюбие.
— У Ройских — может быть, но у их соседей Мышинских — не уверен. Графы...
— Нищие графы,— засмеялся Эдгар.— Правда, именно такие-то и задирают нос, но о Януше, я надеюсь, вы этого сказать не можете?
— Я его почти не знаю,— пробормотал Спыхала.
— Если вы стремитесь к власти над людьми, не торопитесь делать выводы на основании собственного, пока еще незначительного опыта... Лучше вот прочтите это.— Он подвинул к нему маленький красный томик, лежащий на песке.— Вот итог опыта всего человечества. Здесь, кстати, много и об искусстве. Спыхала взял книгу в руки.
— «Фауст»,— разочарованно протянул он. Эдгар усмехнулся.
— «Фауст» фон Гете,— добавил он и, взяв книгу из рук Спыхалы, стал ее перелистывать.
Его тонкие пальцы, касаясь страниц, словно ласкали их. Остановившись на одной, он улыбнулся задумчиво и прочел.
Спыхала по своему обыкновению опустил голову и прикрыл глаза. Губы его растянулись в иронической усмешке.
— Вы, кажется, думаете, что я из эпохи «Духов земли»?
— Нет, я думаю, что мы совсем не понимаем друг друга,— почти печально ответил Эдгар.
— Вот именно. Мы с вами принадлежим к совершенно различным эпохам.
— Да. Вы уже из эпохи «теллурической», земной.
— Во всяком случае, на земле я чувствую себя прекрасно... и особой тоски по искусству не испытываю,— раздраженно сказал Казимеж.
— Не слишком ли вы, право, спешите с выводами? — с глубокой иронией заметил Эдгар.
Спыхала не ответил. «Опять это «не спешите с выводами»,— думал он.— Мало мне Ройской. И какой он там композитор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178