Узнав о
том, Карлайлы встревожились ужаленно: ещё какой-то новый доверенный? с
кем-то делить права? Тут ещё и Бетта, чья прямота и чёткость пришлись Ольге
как ножом. (Пишет теперь в книге: "Солженицын энергично устанавливал на
Западе свою личную бюрократию роскошным византийским образом".) Через Еву
раздалось к нам от Ольги острое раздражение и уведомление, что они считают
мой шаг рискованным, новому адвокату не доверяют и во всяком случае
сотрудничать с ним не хотят. И ещё, и ещё раз передавали, что не хотят ни с
кем "делить ответственность". И старики Андреевы в очередной приезд резче
обычного выразили неодобрение и недоверие Хеебу, и даже передали нам такой
слух, что Хееб: коммунист? (Ну, быть не может! ну вот бы влипли!)
Так между двумя нашими действующими на Западе силами в 1970-71 создались
натянутые отношения. Искры и треск разрядов доносились к нам с обеих сторон.
И - вдруг? - в начале 1972 Карлайлы неожиданно признали: да, конечно, мы
понимаем, адвокат необходим, защищать всю широту интересов. И даже - ласково
о Хеебе (только к Бетте не смягчились).
Мы и порадовались, ничего не поняв. Вот, меж добрых людей всё решено
отлично.
Адвокат на Западе! Как это ново придумано! Как это дерзко звучит против
советских властей! Мы долго радовались и гордились таким приобретением.
Столкновение Востока и Запада, двух разных типов жизни, отлично проглядывает
в сцене: как мы этого адвоката брали. (Почему - адвоката, а не литературного
агента? - а мы просто не знали о такой ещё специальности.) На квартиру Али
на Васильевской улице Бетта привезла стандартный швейцарский типографский
бланк на немецком языке с перечнем всех разнообразных доверяемых видов
деятельности, их была там юридическая полусотня, трудно представить, какой
бы вид не охватывался. Оставалось проставить фамилию адвоката, мою подпись и
дату. Только стали мы с Беттой вчитываться в этот густой перечень (всё же
мужицкая оглядка тревожно предупреждала меня, что нельзя уж так безмерно всё
доверять, слишком много написано, - но и новый же не составишь, а какие
случаи действительно понадобятся моему будущему защитнику, как предугадать?)
- вдруг стук в наружную дверь. Аля пошла открыть - водопроводчик, но не
обычный жэковский, хорошо известный, а какой-то совсем новый. Говорит: ему
надо в ванной краны проверить. Что? почему? не жаловались, не вызывали. А
уже дверь входная открыта, как-то и не запретишь. Аля пустила его (а дверь
нашей комнаты плотно притворена, и мы затаились) - он прошёл в ванную,
покрутил какую-то безделицу, ничего не сделал и ушёл. Очень подозрительно.
Так и поняли, что это - ГБ, хотели засечь иностранку в нашей квартире. Мы-то
затаились, а пальто гостьи на вешалке в прихожей висит: Под этим ощущением
осады и опасности для Бетты выходить - и текла дальше наша встреча. И уже не
вчитывались мы так подробно в список, и ясно было, что не откладывать же до
другого приезда Бетты через полгода или год, и ничего уже тут нельзя
исправить, а надо подписать. Мы о водопроводчике думали, а не - какие
последствия могут быть от этой генеральной доверенности. И большая забота:
ведь эту бумагу Бетте сегодня, пожалуй, нельзя выносить с собой. Значит,
надо её оставить в нашей квартире, затем вделать во что-то, в конфетную
коробку, в таком виде Бетта повезёт через границу.
Да, так всё же: кто этот адвокат? Швейцарец, доктор Хееб, Бетта лично знает
его, очень честный, порядочный человек. Ну, чего ж нам ещё? Честный,
порядочный - это самое главное, и нейтральный швейцарец - это тоже неплохо.
Расспрашивать некогда, думать некогда, ладно, скорей! Я подписал.
Свершилось! - у меня на Западе полновластный доверенный всех моих дел. Какая
находка! Какая опора теперь у меня! Ну, поиграйте со мной, попробуйте!
Уговорились так: вся важная связь по-прежнему идёт через Бетту по левой, а
уж она из Австрии по телефону или прямыми поездками согласовывает с доктором
Хеебом.
Да скоро явился и случай спасительной защиты. В декабре 1969 начала "Ди
Цайт" печатать "Прусские ночи", подкинутые ей всё тем же неутомимым
"Штерном" с просьбой от моего имени: как можно скорее печатать!! У самой
"Цайт" не хватило соображения, что такую вещь печатать нельзя, сильно
преждевременно, губительно для меня ещё и с новой стороны, - да поверили
"Штерну". Но вот доктор Хееб только подал голос - и печатанье остановили!
В СССР, в большой моей Драке и вдали от западных юридических петель, я
многим противникам наносил удары, не считаясь с их звучностью. А на Западе
эти махи сразу подпадали под юридическую опасность. Когда в 1972 "Цайт" же
процитировала моё острое заявление о "Штерне" - не в силах судиться со мною
в СССР, скандальный "Штерн" послал в "Цайт" резкий протест с угрозами - не
прямо суда, пока несколько неопределёнными. (Общая их неуверенность - чтбо
могу выкинуть я.) В германском суде такое дело было бы для "Штерна"
выигрышно: я уверен был и утверждал, что лгут, не было их корреспондента у
моей тёти в Георгиевске за сведениями обо мне (а как раз и был, оказывается,
в компании с Луи), и что с Госбезопасностью "Штерн" связан в Москве (резко
опасное утверждение! пойди докажи! суд - и прямой проигрыш). В "Цайт"
пережили, очевидно, тяжёлые минуты: моя резкость легла теперь на них
ответственностью. Но главный редактор "Цайт" графиня Марион Дёнхоф не
растерялась, ответила с большим достоинством и горячностью, давя на открытую
подлость и провокаторство "Штерна" относительно меня: доносительский
подстрел из засады, против чего я не могу обороняться. И напоминала, что
"Прусские ночи" провокационно толкал к печати всё тот же "Штерн". Заряд
подействовал. Хотя "Штерн" имел славу удачливого судебного сутяги - в этот
раз он всего лишь оправдался в "Цайт" слабой статьёй своего корреспондента
Штайнера, где тот настаивал, что ездил-таки к моей тёте, и довольно ловко
плёл для западного читателя, что препятствий иностранцу в Георгиевск нет,
потому что, как всем известно, "эта область", Кисловодска-Пятигорска,
открыта всем туристам. (Та область - да не та: Курортные города, разумеется,
открыты. Но не Георгиевск, а с Запада не разобрать.)
Что ни шаг на Западе, самый простой шаг, вызывает суд - была для меня полная
неожиданность, и резко-неприятная: этой атмосферы напряжённых гражданских
исков в Союзе не было совсем. Вот, имея адвоката, значит надёжно оградив
свои права на Западе, я в 1971 впервые спокойно печатал в Париже "Август":
русское издание у "Имки", а дальнейшие переводы устроит доктор Хееб. (Но я
упустил предупредить его о русском "Августе" заблаговременно, ему тяжело
пришёлся внезапный мировой штурм издательств:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79