За обедом Вороновский подсознательно выискивал изъяны в ее внешности и манерах, но вынужденно признал, что Елена необыкновенно хороша и вдобавок безыскусна. Чтобы проверить впечатление, он пригласил эту парочку в Таллин и там впервые в жизни остро позавидовал сопернику, чье неоспоримое преимущество заключалось в том, что Сережа был моложе и встретился с Еленой чуть-чуть раньше, чем он. Этого "чуть-чуть", к величайшему сожалению, оказалось более чем достаточно, чтобы она без памяти влюбилась в Сережу, до краев наполнилась чувством и не оставила Вороновскому даже малой толики пространства для маневра. Поняв тщетность каких бы то ни было попыток поколебать их союз, Вороновский дал себе слово избегать ее общества и спустя полгода сам же проявил слабость, согласившись на совместную поездку в Пушкинские Горы. Мало сказать, что Вороновский запоздало сожалел об этом - видя, с каким обожанием Елена смотрит на своего ненаглядного, он то и дело сбивался с верного тона, а затем, окончательно утратив контроль над собой, допустил хамскую выходку, из-за чего долго корил себя: что бы ни творилось в твоей душе, уходить со сцены надо красиво, по-джентельменски, не роняя ни своего, ни чужого достоинства.
С той поры много воды утекло, да и сам Вороновский изменился до такой степени, что, мысленно возвращаясь к давно прошедшим событиям, с удивлением спрашивал себя - он ли был их участником? Но Елена не забылась: стоило Тизенгаузу случайно напомнить о ней, как она предстала перед его глазами словно живая.
Быть может, этому эффекту способствовала та манера изложения, в которую Тизенгауз облек свой рассказ, - как только застенчивый, склонный к невыразительной монотонности Андрей Святославович начинал говорить о том, к чему был неравнодушен, у него откуда ни возьмись находились метафоры и краски, позволявшие собеседникам воплощать его речь в зрительный ряд, где люди и предметы искусства воспринимались в трех измерениях.
Не то чтобы красноречие Тизенгауза сразу же пробудило в Вороновском былой интерес к Елене, нет, хотя в его душе что-то шевельнулось. Впрочем, он не задумывался об этом и не питал иллюзий. Сам по себе факт ее развода не свидетельствует о том, что вместо красного сигнала светофора он непременно увидит зеленый. Да и его прошлое едва ли сулит успех. А надеяться на авось не в его правилах.
В октябре, когда дела Тизенгауза качнулись от минуса к плюсу, он как-то приехал в Комарово с женой, знакомство с которой, мягко говоря, ничем не обогатило Вороновского. По уровню культуры Марина Васильевна в подметки не годилась Тизенгаузу, а о своей подруге отзывалась с покровительственным оттенком, жеманно рисуясь на ее фоне. Правда, позже, инстинктивно вычислив, что Вороновский слушал ее болтовню не только из вежливости, она сменила пластинку и принялась рекламировать Елену с усердием заправской сводни: ее подружка, даром что жизнь потрепала ее, - "чистейшей прелести чистейший образец", а Виктор Александрович как будто свободный мужчина. Так почему бы им не познакомиться и не вкусить райского блаженства?
С улыбкой выслушав предложение, Вороновский сказал, что рад бы в рай, да грехи не пускают, и уклонился от посреднических услуг Марины Васильевны, объяснив, что на днях улетает за рубеж. Но про себя все же решил встретиться с Еленой, устроив в Комарово празднество в честь оправдания Тизенгауза. Сама обстановка и подбор гостей позволят ей и ему избежать неловкости, а что получится в конечном итоге - покажет будущее.
За десять лет Елена могла утратить сходство с его эталоном, но не утратила. Только теперь, как мгновенно определил Вороновский, увидев Елену на пороге своего дома, она напоминала зрелую Мишель Морган в кинофильме "Ноэль Фортюна". С возрастом глаза ее слегка потемнели, сейчас в них преобладал цвет ореха, и высокие скулы, пожалуй, стали заметнее, придав лицу больше аристократизма. За обеденным столом и вечером, сидя у камина, он с удовольствием смотрел на Елену, любуясь непринужденностью, с какой она держалась в малознакомой среде, и постепенно склонился к мысли, что эта женщина в состоянии скрасить оставшуюся часть его жизни. Другой вопрос пойдет ли она на это?
На следующий день, провожая гостей, Вороновский пригласил Елену на Новый год, который собирался отмечать на даче у Крестовоздвиженских, на что она охотно согласилась. На неделе он позвонил к ней домой и спросил, когда прислать в город "волгу" с Володей, но Елена объяснила, что в этом нет необходимости: в субботу она рано утром повезет сына во Всеволожск, а оттуда вернется в Ленинград и, не заезжая домой, на Финляндском вокзале пересядет на зеленогорскую электричку, чтобы попасть в Комарово к полудню; встречать ее не надо, она сама найдет дорогу.
В субботу, 31 декабря, Вороновский в половине двенадцатого неторопливо прохаживался по заснеженному перрону и в ожидании Елены обкатывал в мозгу замысел, основанный на предпосылке объединения двух Германий - Западной и Восточной. Нет никаких сомнений, что в обозримом будущем ФРГ с потрохами проглотит ГДР, а это в свою очередь означает введение единой валюты путем обмена "деревянных" марок ГДР на свободно конвертируемые бундесмарки. Следовательно, есть смысл пропустить целевой кредит на закупку продовольствия для Западной группы войск через механизм трансфера с использованием так называемых "переводных" рублей - той реально не существующей денежной единицы, которая все еще применяется при расчетах между странами - участницами Совета Экономической Взаимопомощи.
Для декорума чисто финансовую операцию надлежит инсценировать как торговую, оформив серию фиктивных сделок с поляками и немцами, но это обычная практика, в совершенстве освоенная Карлом Рихтеровичем и его контрагентами. Риск близок к нулю, так что надо дерзать. Сейчас важно быстрее получить доступ к "переводным" рублям или, другими словами, форсировать открытие кредитной линии в Москве, после чего засучить рукава и ковать железо, пока горячо.
Хрипло присвистнув, к перрону подошла электричка, а когда поток пассажиров схлынул, Вороновский окликнул Елену:
- Рад вас приветствовать, сударыня! С наступающим Новым годом!
- Виктор Александрович! - Лицо Елены озарилось улыбкой. - Все-таки пришли?
- Так воспитан.
Он взял у нее багажную сумку и, бережно поддерживая под локоть, помог перебраться через железнодорожное полотно. Миновав шоссе и оставив позади Дом творчества театральных деятелей, они шли по улице Отдыха, вдоль которой располагался бездействовавший зимой пионерский лагерь.
- Несусветная красота! - восторгалась Елена, глядя на окружавшее их белое безмолвие. - Хорошо жить здесь, вдали от городской суеты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192