- Насчет этого я давно сговорился с нашим техником-смотрителем. Я ему: "Фомич, дай какой-нибудь подвал для общественной работы!" А он мне: "Вот тебе ключ от агитпункта, там тепло, шашки имеются, телефон. Он завсегда пустой, туда оглоблей никого не загонишь!"
- В чем же заминка?
- Разведку никак не налажу, чтобы спекулянта планомерно выявлять, огорченно признался Парусов. - Не станешь же по квартирам ходить, население опрашивать.
- Разведка - это серьезно! Какой штат наметили для отряда?
- Двадцать шесть офицеров. Три летучих бригады по два звена в каждой, четыре оперативных дежурных, чтобы круглосуточно работали через два дня на третий, делопроизводитель, начштаба, замполит и я, командир.
- А что решили с оплатой труда? Сдельно?
- Не, на твердых окладах. Всем по двести двадцать и выслуга лет, как на Крайнем Севере, чтобы не перебегали с места на место.
- И себе двести двадцать?
- И себе. Мне ничего не надо, лишь бы уничтожить спекулянтов. Оттоманка у меня имеется, стол, два стула, табуретка, тумбочка и шкафчик. Куда больше?
- Больше некуда... - Затуловский задумчиво смотрел на спартанца Парусова. - Может быть, именно в этом и заключена сермяжная правда?
- Какая, говорите, правда?
- Это я так, своим мыслям. Ну, а все-таки как же с разведкой? Надо, по-видимому, ввести в штат начальника разведки? Завели бы оперативно-поисковое производство.
- Имеется у меня одна задумка, гражданин капитан, - мечтательно сказал Парусов, почесывая затылок. - Прибор надо сварганить, чтобы на спекулянта указывал.
- Интересно, - присвистнул Затуловский, рисуя на бланке протокола допроса живописную картину: командира Парусова, сидящего на оттоманке в окружении замполита и четырех оперативных дежурных. - Ну-ка, ну-ка, выкладывайте вашу задумку, - сказал он, не заметив, что передразнивает майора Судакова.
- Летом я потолки белил и обои клеил одному профессору из почтового ящика. Моих лет, а лысый как колено! - взахлеб рассказывал Парусов, размахивая руками. - Я ему: "Львович, можешь сварганить прибор, чтобы на спекулянта указывал?" А он мне: "Как указывал, стрелкой или звуком?" Я ему: "Лучше бы звуком. Подойдешь, значит, к квартире, где спекулянт гнездится, а прибор и зацокает. И чем он, гад, богаче, тем цоканье громче!" А он мне: "Пара пустяков!" Я ему: "Львович, будь другом, сваргань для пробы хоть парочку, а я тебе даром паркет перестелю, отциклюю и своим лаком покрою". А он мне: "Не в том дело, Леня. Надо твой прибор включить в план через Комитет по науке и технике". И все, разговор закончился!
- Стало быть, вы занимались ремонтом квартир? - спросил Затуловский, несколько ошеломленный обилием прямой речи. - С какой целью?
- Не для денег, а так, от одиночества, - объяснил Парусов. - Отдежурю в карауле, а потом девать себя некуда, тоска заедает. Как моя лярва закрутила любовь на стороне, бросила меня, так начал я чинить мебель и по малярному делу баловаться, чтобы душу отвести.
- А насчет прибора мысль богатая, - не удержался Затуловский. - Мировой получился бы прибор!
- Не говорите! - вновь оживился Парусов. - Профессор слово в слово сказал. Раньше, мол, мир создал счетчик Гейгера, а нынче вплотную подошел к счетчику Парусова!.. Очень головастый мужик Львович, стоит познакомиться.
- Я бы с радостью, - подхватил Затуловский, - Нам прибор позарез нужен. Сократим штаты, оставив только следователей-прибористов, и заживем как короли!
- Добейтесь, чтобы прибор в план включили. Вот здорово получится! - В торжествующей улыбке Парусов сверкнул стальными зубами. - Ну, спекулянт, держись!
- Давно вы их ненавидите?
- С малолетства. Годов с семи, с восьми. Мамаша моя, гражданин капитан, служила приходящей домработницей у спекулянтов. Война только-только кончилась, еще голодно было, вот она и нанялась. Принесет, бывало, покойница мамаша заветренные котлеты, горбушку колбаски или черствую боковушку от пирога и даст мне, сдобрив рассказом, как жрут спекулянты, а я наброшусь, умну все мигом и наливаюсь злобой. Почему, мыслю, один сдобу трескает заместо хлебушка, а другой объедки?
- Скажите, Парусов, а Вороновский тоже не любит их?
- Виктор Александрович? - Морщины на лице Парусова разгладились, а глаза заблестели так же, как при обсуждении прибора. - На дух не выносит и такие им кровопускания выдумывает, что сердце поет!
- Как он относится к летучим отрядам? Одобряет?
- Одобрять-то одобряет, но не верит, что Москва поддержит.
- Возьмете его начальником штаба? Или замполитом?
- Не, Виктору Александровичу другой масштаб требуется! Он - птица высокого полета! Вот когда создадут Всесоюзный Штаб Летучих Отрядов, ему найдут должность по уму!
- Главным начальником?
- Не, на главного, мыслю, кого-то из замминистра посадят, - уверенно заявил Парусов, - а Вороновскому предложат место консультанта по новым методам борьбы со спекулянтом.
- Скажите, Парусов, а его способы подойдут для летучих отрядов, если Москва поддержит?
- Большинство - тик в тик, только мы их малость упростим, чтобы оперсостав разобрался, - с увлечением объяснил Парусов, почесывая затылок всей пятерней. - Там кое-где имеются перехлесты. Оно понятно, раз мы с Виктором Александровичем от себя шуровали, а не от государства!
- Ну-ка, ну-ка, выкладывайте ваши способы! - Затуловский снова скопировал манеру Судакова.
- Не, гражданин капитан. Пока Москва не обнародует постановление про летучие отряды, я лучше помолчу.
- Стало быть, не хотите поделиться опытом... - удрученно произнес Затуловский, изображая незаслуженную обиду. - А я по наивности решил, что вы всерьез задумали искоренить спекулянтов, собирался помочь...
- Жизни не пожалею, чтобы дотла их уничтожить! - заверил Парусов, барабаня кулаком в грудь. - Вы не обижайтесь, гражданин капитан, я же не со зла. Способы те не мои, а Виктора Александровича, вот у него и спрашивайте...
Чем помпезнее клятвы, тем они подозрительнее. Эту истину лет двадцать назад внедрил в неокрепшее сознание школьника Ромы его дедушка по материнской линии, сгорбленный часовщик-крупнист, до самой смерти трудившийся в мастерской на улице Желябова, рядом с универмагом "ДЛТ". Капитан милиции Затуловский чтил прозорливого предка и сразу нажал на звонок, чтобы вызвать контролера и отправить Парусова в камеру. Других дел в следственном изоляторе "Кресты" у него не было, и он решил проветриться, пройтись пешком две трамвайные остановки между "Крестами" и Следственным управлением.
На Арсенальной набережной светило неяркое сентябрьское солнце, над Невой с криками кружили чайки, и дышалось не в пример легче, чем в пропахших окурками восьмиметровых клетушках на первом этаже тюремного корпуса, где при диктатуре пролетариата бывшие камеры одиночного заключения кое-как приспособили для допросов обвиняемых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192