Нет, это исключено, решил он. Во-первых, Вороновский - человек с юмором, склонный подтрунивать над другими и знающий: как аукнется, так и откликнется; а во-вторых, уж что-что, а злопамятность ему вовсе не свойственна. Может быть, патрон неважно себя чувствует? После обеда в столовке музея-заповедника он жаловался на изжогу... Как ни крути, а сорок два года - это уже возраст, дающий о себе знать!
За завтраком в гостиничном буфете Вороновский едко подшучивал над соседями по столу, начавшими выходной день с бутылки водки под копченую скумбрию с крутыми яйцами, а позднее, когда они выехали в Ленинград, зачем-то принялся считать пьяных, попадавшихся по дороге. Доведя счет до сотни, брезгливо заявил:
- Братья-славяне деградируют с космической скоростью. Сережа, подскажите, сколько мы сегодня проехали?
- Двадцать три километра по спидометру.
- Получается... четыре и три десятых алконавта на один километр пути. Если принять ширину дороги вместе с тротуаром равной десяти метрам, то расчетная плотность ослабленного бормотухой населения составит... минуточку... четыреста тридцать душ на квадратный километр земной поверхности. Многовато... Следует, пожалуй, внести поправку, ибо в лесах, на полях и в водоемах пьяницы встречаются реже. Наш незабвенный Александр Сергеевич был прав!
- О чем вы говорите? - Лена задала вопрос таким тоном, что Сергей сразу насторожился.
- О его прогнозной оценке российского пьянства, - ответил Вороновский. Надеюсь, еще не забыли: "И заведет крещеный мир на каждой станции трактир". Как видите, все сбылось!.. Взгляните направо, вот еще один мается. Это будет сто первый.
- Виктор Александрович, вы передергиваете! - Лена покраснела.
- Елена, какая муха вас укусила? - Вороновский с непритворным удивлением посмотрел на нее. - Зачем мне передергивать?
- Пушкин подразумевал совсем другое! - Лена вполоборота повернулась к нему и продекламировала:
Шоссе Россию здесь и тут
Соединив, пересекут
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды,
И заведет крещеный мир
На каждой станции трактир.
- Ну и что? - пожал плечами Вороновский. - Одно другому не противоречит.
- Слово "трактир" использовано поэтом в значении придорожной гостиницы, постоялого двора, а не питейного заведения. Это понимают все, кто читал "Евгения Онегина"!
- Видите ли, милая моя, я верю своим глазам, не вижу смысла именовать черное белым и... - начал было Вороновский.
- И для убедительности пристегиваете сюда Пушкина! - договорила за него Лена.
- Товарищи, товарищи! - вмешался Сергей. - Стоит ли раздувать из мухи слона?
- ...и истолковываю его сообразно с собственным опытом и знанием жизни, сухо продолжал Вороновский. - Заметьте, без ссылок на "все понимают". При всем моем уважении к Александру Сергеевичу, увы, вынужден констатировать, что его прогноз насчет придорожных отелей оправдался с точностью до наоборот: по числу мест в гостиницах мы отстали даже от Черной Африки и блистательно опережаем только Антарктиду!
- Виктор Александрович! - попытался остановить его Сергей.
- Зарубите себе на носу, что без меня вам нигде не только люкса - даже продавленной койки с клопами в занюханном Доме колхозника не предоставят! Вороновский шумно перевел дух. - И вот еще что: я не нуждаюсь в ваших нотациях!
- Виктор Александрович! - повысил голос Сергей, защищая Лену. - Как вы можете...
- Могу, Сергей, еще как могу! - властно обрезал его Вороновский. - Я все могу, и вы это отлично знаете!
Тягостное молчание длилось до Ленинграда.
- Прошу прощения за резкость, - бесцветным голосом сказал Вороновский, когда они ехали по Московскому проспекту возле парка Победы. - Виноват, сорвался, о чем запоздало сожалею. Что-то с нервами... Сережа, будьте любезны, притормозите здесь. Дальше я поеду на метро...
21. "ЧЕРНАЯ" ПЯТНИЦА
Дело о мошенничестве и самовольном присвоении власти должностных лиц зашло в тупик, и по истечении установленного срока майору Судакову пришлось приостановить расследование.
Как он и думал, Тартаковская больше ничего интересного не сообщила. Напротив, на допросе дала путаные показания относительно внешности и поведения побывавших у нее мошенников. Допрошенная в качестве свидетеля пенсионерка Жеведь тоже ничем не помогла следствию. Изучение материалов архивного дела по обвинению Семена Ефимовича Тартаковского в спекуляции валютными ценностями в крупных размерах принесло пользу лишь в одном: Судаков утвердился в своем предположении, что содержимое тайника принадлежало Тартаковским. Из документов явствовало, что неоднократно судимый Семен Ефимович был воротилой с размахом, а конфискованное у него по приговору суда имущество, при всей внушительности его перечня, едва ли составляло все, что он нажил противозаконным путем. Дельцы такого масштаба, по наблюдениям Судакова, умеют прятать заначку на черный день, дабы потом, после отсидки, не начинать с нуля. Помимо того, им надобно загодя позаботиться о финансировании собственной защиты в судебных инстанциях и обеспечении прожиточного минимума для оставшихся на свободе домочадцев, а такая женушка, как Мария Сигизмундовна, по всей видимости, привыкла жить на широкую ногу. Тартаковская наверняка имела доступ по меньшей мере к одному из кладов мужа. Кто-то пронюхал об этом, разузнал детали и организовал липовый обыск. Кто? Чтобы доказать чью-то вину, надобно иметь улики или на худой конец хоть какие-то зацепки, а вот этого как раз и не было.
Параллельно работавший капитан Затуловский изучил аналогичные преступления, зарегистрированные в Ленинграде за последние годы, но его поиски тоже не принесли положительных результатов. Была, правда, преступная группа Григорянца со схожим почерком, но тех выловили, осудили и по настоящее время содержали в исправительно-трудовых колониях. Розыск начинки опустошенного тайника также ни к чему не привел: брошка, серьги и золотые фигурки словно канули в омут.
Вот по этим основаниям Судакову и пришлось приостановить следствие. Но приостановить не значит прекратить, поскольку уголовное дело подлежит прекращению только по истечении срока давности, установленного законодателем.
Что же касалось уличения Затуловского в кознях, то здесь Судаков заметно продвинулся вперед. В мае на его имя поступила по почте еще одна рецензия: редакция журнала "Новый мир" так хлестко распушила, так распатронила его стихи, что майору пришлось в течение двух дней принимать валидол, чтобы унять сердцебиение. Но нет худа без добра - посасывая таблетки, он интуитивно нащупал путеводную нить! А дальше все было просто, как грабли, - он позвонил в райотдел милиции, где Затуловский начинал службу, и выяснил у тамошних старожилов, не числится ли за шустрым мальчиком Ромой каких-либо шалостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
За завтраком в гостиничном буфете Вороновский едко подшучивал над соседями по столу, начавшими выходной день с бутылки водки под копченую скумбрию с крутыми яйцами, а позднее, когда они выехали в Ленинград, зачем-то принялся считать пьяных, попадавшихся по дороге. Доведя счет до сотни, брезгливо заявил:
- Братья-славяне деградируют с космической скоростью. Сережа, подскажите, сколько мы сегодня проехали?
- Двадцать три километра по спидометру.
- Получается... четыре и три десятых алконавта на один километр пути. Если принять ширину дороги вместе с тротуаром равной десяти метрам, то расчетная плотность ослабленного бормотухой населения составит... минуточку... четыреста тридцать душ на квадратный километр земной поверхности. Многовато... Следует, пожалуй, внести поправку, ибо в лесах, на полях и в водоемах пьяницы встречаются реже. Наш незабвенный Александр Сергеевич был прав!
- О чем вы говорите? - Лена задала вопрос таким тоном, что Сергей сразу насторожился.
- О его прогнозной оценке российского пьянства, - ответил Вороновский. Надеюсь, еще не забыли: "И заведет крещеный мир на каждой станции трактир". Как видите, все сбылось!.. Взгляните направо, вот еще один мается. Это будет сто первый.
- Виктор Александрович, вы передергиваете! - Лена покраснела.
- Елена, какая муха вас укусила? - Вороновский с непритворным удивлением посмотрел на нее. - Зачем мне передергивать?
- Пушкин подразумевал совсем другое! - Лена вполоборота повернулась к нему и продекламировала:
Шоссе Россию здесь и тут
Соединив, пересекут
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды,
И заведет крещеный мир
На каждой станции трактир.
- Ну и что? - пожал плечами Вороновский. - Одно другому не противоречит.
- Слово "трактир" использовано поэтом в значении придорожной гостиницы, постоялого двора, а не питейного заведения. Это понимают все, кто читал "Евгения Онегина"!
- Видите ли, милая моя, я верю своим глазам, не вижу смысла именовать черное белым и... - начал было Вороновский.
- И для убедительности пристегиваете сюда Пушкина! - договорила за него Лена.
- Товарищи, товарищи! - вмешался Сергей. - Стоит ли раздувать из мухи слона?
- ...и истолковываю его сообразно с собственным опытом и знанием жизни, сухо продолжал Вороновский. - Заметьте, без ссылок на "все понимают". При всем моем уважении к Александру Сергеевичу, увы, вынужден констатировать, что его прогноз насчет придорожных отелей оправдался с точностью до наоборот: по числу мест в гостиницах мы отстали даже от Черной Африки и блистательно опережаем только Антарктиду!
- Виктор Александрович! - попытался остановить его Сергей.
- Зарубите себе на носу, что без меня вам нигде не только люкса - даже продавленной койки с клопами в занюханном Доме колхозника не предоставят! Вороновский шумно перевел дух. - И вот еще что: я не нуждаюсь в ваших нотациях!
- Виктор Александрович! - повысил голос Сергей, защищая Лену. - Как вы можете...
- Могу, Сергей, еще как могу! - властно обрезал его Вороновский. - Я все могу, и вы это отлично знаете!
Тягостное молчание длилось до Ленинграда.
- Прошу прощения за резкость, - бесцветным голосом сказал Вороновский, когда они ехали по Московскому проспекту возле парка Победы. - Виноват, сорвался, о чем запоздало сожалею. Что-то с нервами... Сережа, будьте любезны, притормозите здесь. Дальше я поеду на метро...
21. "ЧЕРНАЯ" ПЯТНИЦА
Дело о мошенничестве и самовольном присвоении власти должностных лиц зашло в тупик, и по истечении установленного срока майору Судакову пришлось приостановить расследование.
Как он и думал, Тартаковская больше ничего интересного не сообщила. Напротив, на допросе дала путаные показания относительно внешности и поведения побывавших у нее мошенников. Допрошенная в качестве свидетеля пенсионерка Жеведь тоже ничем не помогла следствию. Изучение материалов архивного дела по обвинению Семена Ефимовича Тартаковского в спекуляции валютными ценностями в крупных размерах принесло пользу лишь в одном: Судаков утвердился в своем предположении, что содержимое тайника принадлежало Тартаковским. Из документов явствовало, что неоднократно судимый Семен Ефимович был воротилой с размахом, а конфискованное у него по приговору суда имущество, при всей внушительности его перечня, едва ли составляло все, что он нажил противозаконным путем. Дельцы такого масштаба, по наблюдениям Судакова, умеют прятать заначку на черный день, дабы потом, после отсидки, не начинать с нуля. Помимо того, им надобно загодя позаботиться о финансировании собственной защиты в судебных инстанциях и обеспечении прожиточного минимума для оставшихся на свободе домочадцев, а такая женушка, как Мария Сигизмундовна, по всей видимости, привыкла жить на широкую ногу. Тартаковская наверняка имела доступ по меньшей мере к одному из кладов мужа. Кто-то пронюхал об этом, разузнал детали и организовал липовый обыск. Кто? Чтобы доказать чью-то вину, надобно иметь улики или на худой конец хоть какие-то зацепки, а вот этого как раз и не было.
Параллельно работавший капитан Затуловский изучил аналогичные преступления, зарегистрированные в Ленинграде за последние годы, но его поиски тоже не принесли положительных результатов. Была, правда, преступная группа Григорянца со схожим почерком, но тех выловили, осудили и по настоящее время содержали в исправительно-трудовых колониях. Розыск начинки опустошенного тайника также ни к чему не привел: брошка, серьги и золотые фигурки словно канули в омут.
Вот по этим основаниям Судакову и пришлось приостановить следствие. Но приостановить не значит прекратить, поскольку уголовное дело подлежит прекращению только по истечении срока давности, установленного законодателем.
Что же касалось уличения Затуловского в кознях, то здесь Судаков заметно продвинулся вперед. В мае на его имя поступила по почте еще одна рецензия: редакция журнала "Новый мир" так хлестко распушила, так распатронила его стихи, что майору пришлось в течение двух дней принимать валидол, чтобы унять сердцебиение. Но нет худа без добра - посасывая таблетки, он интуитивно нащупал путеводную нить! А дальше все было просто, как грабли, - он позвонил в райотдел милиции, где Затуловский начинал службу, и выяснил у тамошних старожилов, не числится ли за шустрым мальчиком Ромой каких-либо шалостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192