- Это не ваша забота. Сделку с финифтью признают недействительной, иконы, как предмет спекуляции, обратят в доход государства, те 2500 рублей в целости и сохранности отдадут вам, добропорядочному коллекционеру, а вы, в свою очередь, вручите их мне. - Затуловский отнес чашки на кухню, а по возвращении взялся за папку с почтой. - Ну-ка, ну-ка, что новенького шлют в узилище с воли?..
Примечательно, что нежелание как-либо участвовать в судебном разбирательстве дела "Человека в футляре" возникло у Сергея под впечатлением романа Оноре де Бальзака "Кузен Понс". Понуждая его прочесть "Кузена Понса" в служебных целях, Затуловский не учел восприимчивости Сергея и добился обратного эффекта, вызвав у него волну сочувствия к бедам Андрея Святославовича. Вдобавок шестое чувство исподволь нашептывало Сергею, что ему незачем лишний раз светиться, суд - штука непредсказуемая. Время нынче баламутное, на дворе - гласность, газетчики в поисках сенсаций без мыла лезут во все щели, так что, пожалуй, лучше не высовываться.
Опасения Сергея получили наглядное подтверждение месяц спустя, в третьей декаде апреля, после суда над Нахманами.
Сам судебный процесс прошел 19 апреля без сучка и задоринки, как спектакль, поставленный Товстоноговым в БДТ имени Горького, где Лена и Сергей не пропускали ни одной премьеры. Марк Себе-Наумович безраздельно взял вину на себя, Борис вторил ему, уверяя судей в полнейшем раскаянии; в ходе судебного следствия и Сергея, и Колокольникова не беспокоили бестактными вопросами ни прокурор, ни адвокаты, а к исходу дня огласили приговор, вызвавший у Анны слезы радости: оба ее братца-разбойничка отделались легким испугом, получив по два года с отбытием наказания на стройках народного хозяйства.
Вечером Анна накрыла стол у себя дома, а когда гости во главе с Давидом Шапиро ушли, отдалась Сергею с таким жадным пылом, что у соседей, надо думать, кровь стыла в жилах от ее воплей. Сергей не на шутку переполошился, что милиция явится с минуты на минуту, но, к счастью, все обошлось. А Анна, посмеиваясь над его тревогами, коротко бросила: "Наплевать!" У нее, как казалось Сергею, вообще отсутствовал стыд - во всяком случае, в том смысле, который принято подразумевать по европейским меркам.
В общем, суд не сопровождался неприятностями. Они обнаружились три дня спустя, когда в конторе Додик Шапиро огорошил Сергея свежим номером "Ленинградского комсомольца", где какой-то щелкопер в красках расписал дело Нахманов и основательно зацепил как Сергея, так и Колокольникова: едва ли не половина судебного очерка, занимавшего весь газетный подвал, была посвящена размышлениям о том, почему торговый работник С. К. Холмогоров, выступавший наводчиком, не сидел на скамье подсудимых, а давал лишь свидетельские показания, и почему компетентные органы закрыли глаза на то обстоятельство, что впечатляющие траты потерпевшего необъяснимым образом расходились со скромными доходами.
"Вот сволота долбаная! Попался бы ты мне в темной подворотне, я бы тебя навсегда отучил от размышлений!" - мрачно выругался Сергей, уповая на то, что Лена не читает "Ленинградского комсомольца", а ее сослуживцам по ЦНИИСЭ, будем надеяться, вряд ли взбредет в голову, что "торговый работник Холмогоров" и муж Елены Георгиевны - одно и то же лицо.
Так и вышло: Лена ни о чем его не расспрашивала, а злополучный очерк вскоре забылся на фоне шумихи, поднятой вокруг Карабаха.
Что же касается уголовного дела "Человека в футляре", то оно не причинило забот, не говоря уж об уроне. После майских праздников Сергей по приглашению капитана Алексеева побывал в Следственном управлении ГУВД с кратким визитом вежливости. Допроса как такового вообще не было - предупредительный Алексеев заранее состряпал протокол на базе собственноручного объяснения Сергея, написанного им в день ареста Андрея Святославовича. Был дружеский треп о преферансе. Напоследок Алексеев посетовал на то, что задыхается от перегрузки и вынужден просить у Москвы санкцию на продление сроков следствия еще на шесть месяцев, а Сергей посочувствовал ему, пожелав, чтобы их следующая встреча ознаменовалась производством капитана в майоры.
Миновали весна, лето и осень, наступила зима, и Сергей давно уже не вспоминал "Человека в футляре". Напомнила о нем в дни предновогодней сутолоки судебная повестка, с нарочным доставленная на Красную улицу, по месту прописки Сергея. Из ее текста явствовало, что свидетелю Холмогорову надлежит явиться в народный суд на Выборгской стороне к 10 часам 13 января 1989 года.
44. ВЕСЫ ФЕМИДЫ
В пятницу, 13 января, Лена с утра приехала в ЦНИИСЭ, потому что не была уверена в том, что лаборантка Лара сдержит слово. Хотя та накануне клятвенно заверила, что не подведет, от нее можно ждать любых сюрпризов, а рисковать Лена не имела права: без показаний Лары судьи примут на веру протокол обыска и признают Тизенгауза виновным в незаконном хранении боеприпасов.
Лара не подвела; однако, когда они втроем, Марина, Лара и Лена, собрались в дорогу, неожиданно выяснилось, что начальница отдела материаловедения возражает против ухода Лары, мотивируя это тем, что у нее нет судебной повестки. Пришлось обращаться к заместителю директора филиала, что заняло лишних двадцать минут. А на Литейном мосту из-за какой-то неполадки трамвай остановился, пассажиров высадили из вагона, и оставшуюся часть пути они шли пешком. В итоге попали в суд с опозданием, когда процесс был в самом разгаре.
На цыпочках, бочком проскользнув в зал заседаний, Лена опустилась на скамью в последнем ряду, у двери, усадив рядом Лару. А Марина пристроилась поблизости, по другую сторону прохода. На ее безымянном пальце поблескивало новое обручальное кольцо.
Лена распахнула шубку, сняла меховой берет и осмотрелась. Вокруг и впереди, занимая четыре ряда не сплошь, а с неравномерными разрывами, как зубцы у поломанной расчески, торчали головы пенсионеров. Первый ряд скамей пустовал, а дальше, у противоположной стены, под гербом Российской Федерации, сидели судьи: в центре - остроносый мужчина с жидким хохолком, а по бокам две женщины лет сорока - сорока пяти. Правее, в торце стола, гнулась над бумагами судебная секретарша, ровесница Лары, а перед судейской троицей, за приставным столиком, восседал государственный обвинитель, моложавый шатен в темно-синем кителе с четырьмя маленькими звездочками в петлицах. Место напротив обвинителя было свободным - со слов Марины Лена знала, что Тизенгауз отказался от адвоката и защищал себя сам.
Андрей Святославович, ссутулившись, сидел за барьером, на скамье подсудимых, под конвоем двух солдат в красных погонах, и казался древним старцем - исхудавший, мучнисто-бледный, он за прошедшие десять месяцев настолько зарос сединой, что напомнил Лене аббата Фариа, узника замка Иф из романа Дюма "Граф Монте-Кристо".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192