Ехать к какому-то провидцу его не тянуло. Крестовоздвиженский ни словом не обмолвился о том, кто этот человек и чем может быть полезен. Кроме того, за помощь положено платить, а у него вся наличность не превышает десяти рублей... Да и раскрывать душу перед незнакомым человеком совсем не так просто, как кажется Крестовоздвиженскому, нервы и без того на пределе... Но, невзирая на экспансивность, Крестовоздвиженский не прожектер, а прагматик до мозга костей. Может быть, все-таки стоит съездить?..
На следующий день свежевыбритый Тизенгауз ровно в шесть часов вечера спустился вниз, где его уже поджидал Крестовоздвиженский, в нетерпении расхаживавший возле черной "волги".
Шестидесятилетний профессор-ортопед был щеголеват, приземист и, казалось, состоял из округлостей: тугих щек, бодро торчавшего вперед животика и полированной, бронзовой от загара лысины. И передвигался он на маленьких ножках, как шарик ртути, - быстро и без видимых усилий.
- Привет, привет! - увидев Тизенгауза, воскликнул он, закатываясь внутрь "волги". - Поторопимся.
Тизенгауз втиснулся на переднее сиденье и безуспешно попытался вытянуть ноги.
- Иосиф Николаевич, далеко мы едем?
- В Комарово, к нему на дачу. Документы у вас с собой?
Тизенгауз похлопал ладонью по полиэтиленовой папочке, с грустью вспомнил свой атташе-кейс, сгинувший в день ареста, и тотчас упрекнул себя за мелочность. До кейса ли сейчас, если рухнуло все, составлявшее смысл жизни?
- Вы позволите мне отодвинуть сиденье? - попросил он несколько минут спустя.
- Сколько угодно, - разрешил Крестовоздвиженский, сворачивая с Северного проспекта на Выборгское шоссе, чтобы попасть на побережье Финского залива через Осиновую рощу, Песочную и Белоостров. - Как настроение?
- Так себе. - Тизенгауз приподнял регулировочный рычажок и отодвинул пассажирское кресло в заднее положение, что позволило ему наконец-то отчасти выпрямить ноги.
- Рассматривайте предстоящий разговор как прием у врача, - директивным тоном сказал Крестовоздвиженский. - Будьте абсолютно откровенны и не задавайте ненужных вопросов.
- Где работает ваш друг?
- Нигде. Он инвалид, на пенсии.
- А кто он по профессии?
- Юрист, выдающийся знаток международного частного права. Многие были бы рады проконсультироваться у него, но он всем отказывает.
- Иосиф Николаевич, меня вот что беспокоит... Как быть с вознаграждением?
- Вы о чем?
- Неловко отнимать время у человека, тем более инвалида, если не имеешь возможности возместить...
- Выбросите это из головы, - перебил Крестовоздвиженский, державший скорость не ниже восьмидесяти километров, что, по мнению Тизенгауза, попахивало лихачеством. - Моего друга не интересуют деньги, он в них не нуждается...
Затем Крестовоздвиженский резко перевел разговор на особенности подглазурной росписи бывшего Императорского фарфорового завода, за что Андрей Святославович мысленно поблагодарил его. И все тридцать с чем-то минут, что они находились в пути, Тизенгауз отвечал на вопросы о старинном фарфоре, уголком мозга анализируя разрозненные сведения, только что сообщенные Крестовоздвиженским.
Трудно представить себе инвалида, живущего на пенсию и не нуждающегося в деньгах, рассуждал он. Да и сами понятия "инвалид" и "пенсия" не ассоциируются с недвижимой собственностью в курортном поселке Комарово, эдакой загородной цитадели ленинградского истеблишмента... А как сочетать слова Крестовоздвиженского о недопустимости любопытства с профессией его друга, юриста-международника?.. Все, вместе взятое, навело Андрея Святославовича на мысли о Комитете государственной безопасности. Судя по всему, он, этот загадочный друг, оттуда...
Не снижая скорости, "волга" промчалась мимо станций Солнечное и Репине, а в самом начале Комарова, возле Дома творчества театральных деятелей, Крестовоздвиженский свернул налево, в сторону моря, и, поколесив по узким улочкам, затормозил перед массивными металлическими воротами с круглым смотровым глазком.
У ворот проезжая дорога обрывалась - превратившись в пешеходную тропу, она, круто петляя, опускалась с холма в болотистую, поросшую осокой низину, а дальше, метрах в двухстах, в обрамлении сосен пролегла черная лента Приморского шоссе, за которым желтела гряда дюн и блестела в лучах заходящего солнца безбрежная гладь Финского залива.
Мнение Тизенгауза укрепилось - уединенность расположения дачи, глухой двухметровый забор и глазок в воротах убедительно свидетельствовали в пользу его гипотезы о принадлежности хозяина здешних мест к КГБ.
Крестовоздвиженский певуче просигналил, после чего кто-то, предварительно заглянув в глазок, привел в действие электромотор с приводом, раздвигавшим ворота на салазках. А за воротами перед взором Тизенгауза предстала нарядная, свежеокрашенная сторожка, окаймленная клумбами с кустами ронявших лепестки роз. Правее сторожки находился потемневший от времени гараж из кирпича на три машино-места, а на площадке перед гаражом ослепительно сверкала полировкой черная "чайка" с шелковыми шторками на окнах.
- Алексею Алексеевичу! - Крестовоздвиженский шариком выкатился из "волги" и пожал руку человеку, раздвигавшему ворота. - Пламенный привет от лица советской медицины!
- Рановато прибыли, Иосиф Николаевич, - заметил тот, взглянув на часы. Вам назначено на девятнадцать ноль-ноль, а сейчас только восемнадцать тридцать девять. Придется обождать. Присаживайтесь, в ногах правды нет.
- Спасибо, насиделся за рулем. Доехал я быстро, но не нравится мне, что на больших оборотах свечи забрасывает маслом...
Пока Крестовоздвиженский обсуждал с Алексеем Алексеевичем и с водителем "чайки" плюсы и минусы западногерманских запальных свечей фирмы "Бош", Тизенгауз закурил и осмотрелся. На лесистом участке площадью, наверное, не меньше гектара, в отдалении от ворот, за стволами порозовевших от заката корабельных сосен угадывались контуры просторного двухэтажного особняка, куда вела плавно поднимавшаяся вверх, усыпанная толченым кирпичом аллея, обсаженная буйно разросшейся сиренью. А возле ворот, как изваяние, без намордника и без поводка застыла немецкая овчарка, не спускавшая глаз с Тизенгауза.
Теперь у него не осталось и тени сомнения в том, куда его привезли. Не говоря уж о "чайке", один облик человека у ворот мог служить документом, удостоверявшим звание офицера госбезопасности никак не ниже майора. Примерно одних лет с Тизенгаузом, мускулистый и поджарый, "майор", знакомясь с Андреем Святославовичем, взглянул на него так, как будто сфотографировал.
Единственная поправка, внесенная Андреем Святославовичем в подтвердившуюся гипотезу, заключается в том, что дача была не частной, а ведомственной собственностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
На следующий день свежевыбритый Тизенгауз ровно в шесть часов вечера спустился вниз, где его уже поджидал Крестовоздвиженский, в нетерпении расхаживавший возле черной "волги".
Шестидесятилетний профессор-ортопед был щеголеват, приземист и, казалось, состоял из округлостей: тугих щек, бодро торчавшего вперед животика и полированной, бронзовой от загара лысины. И передвигался он на маленьких ножках, как шарик ртути, - быстро и без видимых усилий.
- Привет, привет! - увидев Тизенгауза, воскликнул он, закатываясь внутрь "волги". - Поторопимся.
Тизенгауз втиснулся на переднее сиденье и безуспешно попытался вытянуть ноги.
- Иосиф Николаевич, далеко мы едем?
- В Комарово, к нему на дачу. Документы у вас с собой?
Тизенгауз похлопал ладонью по полиэтиленовой папочке, с грустью вспомнил свой атташе-кейс, сгинувший в день ареста, и тотчас упрекнул себя за мелочность. До кейса ли сейчас, если рухнуло все, составлявшее смысл жизни?
- Вы позволите мне отодвинуть сиденье? - попросил он несколько минут спустя.
- Сколько угодно, - разрешил Крестовоздвиженский, сворачивая с Северного проспекта на Выборгское шоссе, чтобы попасть на побережье Финского залива через Осиновую рощу, Песочную и Белоостров. - Как настроение?
- Так себе. - Тизенгауз приподнял регулировочный рычажок и отодвинул пассажирское кресло в заднее положение, что позволило ему наконец-то отчасти выпрямить ноги.
- Рассматривайте предстоящий разговор как прием у врача, - директивным тоном сказал Крестовоздвиженский. - Будьте абсолютно откровенны и не задавайте ненужных вопросов.
- Где работает ваш друг?
- Нигде. Он инвалид, на пенсии.
- А кто он по профессии?
- Юрист, выдающийся знаток международного частного права. Многие были бы рады проконсультироваться у него, но он всем отказывает.
- Иосиф Николаевич, меня вот что беспокоит... Как быть с вознаграждением?
- Вы о чем?
- Неловко отнимать время у человека, тем более инвалида, если не имеешь возможности возместить...
- Выбросите это из головы, - перебил Крестовоздвиженский, державший скорость не ниже восьмидесяти километров, что, по мнению Тизенгауза, попахивало лихачеством. - Моего друга не интересуют деньги, он в них не нуждается...
Затем Крестовоздвиженский резко перевел разговор на особенности подглазурной росписи бывшего Императорского фарфорового завода, за что Андрей Святославович мысленно поблагодарил его. И все тридцать с чем-то минут, что они находились в пути, Тизенгауз отвечал на вопросы о старинном фарфоре, уголком мозга анализируя разрозненные сведения, только что сообщенные Крестовоздвиженским.
Трудно представить себе инвалида, живущего на пенсию и не нуждающегося в деньгах, рассуждал он. Да и сами понятия "инвалид" и "пенсия" не ассоциируются с недвижимой собственностью в курортном поселке Комарово, эдакой загородной цитадели ленинградского истеблишмента... А как сочетать слова Крестовоздвиженского о недопустимости любопытства с профессией его друга, юриста-международника?.. Все, вместе взятое, навело Андрея Святославовича на мысли о Комитете государственной безопасности. Судя по всему, он, этот загадочный друг, оттуда...
Не снижая скорости, "волга" промчалась мимо станций Солнечное и Репине, а в самом начале Комарова, возле Дома творчества театральных деятелей, Крестовоздвиженский свернул налево, в сторону моря, и, поколесив по узким улочкам, затормозил перед массивными металлическими воротами с круглым смотровым глазком.
У ворот проезжая дорога обрывалась - превратившись в пешеходную тропу, она, круто петляя, опускалась с холма в болотистую, поросшую осокой низину, а дальше, метрах в двухстах, в обрамлении сосен пролегла черная лента Приморского шоссе, за которым желтела гряда дюн и блестела в лучах заходящего солнца безбрежная гладь Финского залива.
Мнение Тизенгауза укрепилось - уединенность расположения дачи, глухой двухметровый забор и глазок в воротах убедительно свидетельствовали в пользу его гипотезы о принадлежности хозяина здешних мест к КГБ.
Крестовоздвиженский певуче просигналил, после чего кто-то, предварительно заглянув в глазок, привел в действие электромотор с приводом, раздвигавшим ворота на салазках. А за воротами перед взором Тизенгауза предстала нарядная, свежеокрашенная сторожка, окаймленная клумбами с кустами ронявших лепестки роз. Правее сторожки находился потемневший от времени гараж из кирпича на три машино-места, а на площадке перед гаражом ослепительно сверкала полировкой черная "чайка" с шелковыми шторками на окнах.
- Алексею Алексеевичу! - Крестовоздвиженский шариком выкатился из "волги" и пожал руку человеку, раздвигавшему ворота. - Пламенный привет от лица советской медицины!
- Рановато прибыли, Иосиф Николаевич, - заметил тот, взглянув на часы. Вам назначено на девятнадцать ноль-ноль, а сейчас только восемнадцать тридцать девять. Придется обождать. Присаживайтесь, в ногах правды нет.
- Спасибо, насиделся за рулем. Доехал я быстро, но не нравится мне, что на больших оборотах свечи забрасывает маслом...
Пока Крестовоздвиженский обсуждал с Алексеем Алексеевичем и с водителем "чайки" плюсы и минусы западногерманских запальных свечей фирмы "Бош", Тизенгауз закурил и осмотрелся. На лесистом участке площадью, наверное, не меньше гектара, в отдалении от ворот, за стволами порозовевших от заката корабельных сосен угадывались контуры просторного двухэтажного особняка, куда вела плавно поднимавшаяся вверх, усыпанная толченым кирпичом аллея, обсаженная буйно разросшейся сиренью. А возле ворот, как изваяние, без намордника и без поводка застыла немецкая овчарка, не спускавшая глаз с Тизенгауза.
Теперь у него не осталось и тени сомнения в том, куда его привезли. Не говоря уж о "чайке", один облик человека у ворот мог служить документом, удостоверявшим звание офицера госбезопасности никак не ниже майора. Примерно одних лет с Тизенгаузом, мускулистый и поджарый, "майор", знакомясь с Андреем Святославовичем, взглянул на него так, как будто сфотографировал.
Единственная поправка, внесенная Андреем Святославовичем в подтвердившуюся гипотезу, заключается в том, что дача была не частной, а ведомственной собственностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192