Если
бы не заросли чаппараля, не кустистые и пампасные травы да не растущие то там то
сям мескитовые деревья, склоны давно оказались бы размыты крепкими ливнями.
Распустив мощные корни, стойкие, привыкшие к засухе растения сдерживали оползни.
Кое-где по склонам виднелись эвкалипты, лавры и кайупутовые деревья, а на дне,
где протянулось сухое русло, проложенное дождевыми потоками, было где пустить
корни калифорнийскому дубу и той же кайупуте. Во время ливней русло вновь
наполнялось.
С легкостью, которой трудно было ожидать от такого крупного человека, Золт
быстро и бесшумно продвигался по каньону, уходящему на восток. Дно каньона
забирало вверх. Дойдя до расселины - слишком тесной, чтобы назвать ее каньоном,
- Золт повернул на север. Расселина тоже поднималась вверх, но не так круто.
Голые стенки местами почти смыкались, оставляя лишь узенький проход. В таких
горловинах Золту приходилось пробираться через завалы хрупких шаров
перекати-поля, занесенных сюда ветром.
На дне расселины тьма безлунной ночи становилась вовсе непроницаемой. Однако
Золт шел уверенным шагом и почти не спотыкался. Не потому, что он наделен
сверхъестественными способностями: в темноте он видел ничуть не лучше обычных
людей. Но и в кромешной тьме он чувствовал каждое препятствие на своем пути,
вслепую различал бугры и ямы и двигался как ни в чем не бывало. Что это за
шестое чувство, Золт не знал, ему даже незачем было сосредоточиваться. Каким-то
чудесным наитием он находил дорогу в здешних местах в любое время дня и ночи,
словно эквилибрист, уверенно ступающий с завязанными глазами по туго натянутому
канату над задранными головами зрителей.
Это у него тоже от матери.
Все ее дети обладали каким-нибудь удивительным даром. Но Золт в этом смысле
превзошел и Лилли, и Вербену, и Фрэнка.
За узким проходом открывался другой каньон. Золт снова повернул на восток и
еще быстрее пошел по высохшему каменистому руслу. Его подгоняла жажда. Наверху,
на самом краю каньона, виднелись дома. Здесь они отстояли дальше друг от друга.
Свет горящих в вышине окон не рассеивал мрак на дне каньона. То и дело Золт
жадно поглядывал на яркие окна: там, там она, вожделенная кровь.
Мать давно растолковала Золту, что это Всевышний поселил в нем жажду крови и
сделал его хищником; Золт всего-навсего исполняет Его волю. Правда, Господь
заповедал ему не убивать без разбора, однако, если Золт, не совладав с собой,
примется убивать напропалую, вся вина ложится на Него - того, кто наделил его
этой страстью, но не дал сил ее обуздать.
Как и всякий хищник, Золт должен уничтожать слабейших из стада, обессиленных
недугом. Раз речь идет о роде человеческом, в жертву его назначены носители
нравственных недугов - воры, лжецы, мошенники, прелюбодеи. Беда в том, что
грешника так просто не распознаешь. Прежде Золту помогала мать, она и указывала
растленные души.
Нынче ночью Золт попытается довольствоваться кровью животных. Убивать людей,
особенно по соседству, рискованно: не ровен час навлечешь на себя подозрения
полиции. Расправляться с местными допустимо лишь тогда, когда кто-нибудь из них
встал на пути у семейства Поллард. Такой негодяй непременно подлежит
истреблению.
Но, если он не сумеет утолить жажду кровью животных, тут уж ничего не
поделать: придется искать человеческой крови - где-нибудь подальше отсюда. Мать
в небесах станет гневаться и досадовать на его несдержанность, однако Всевышний
его не осудит. Это же Он сотворил Золта таким.
Огни последнего дома остались позади. Золт остановился в кайупутовой роще.
Бушевавшие днем ветры покинули эти места, пронеслись по каньонам и сгинули в
океане. Воздух был недвижим. Длинные глянцевые листья, свисавшие с ветвей, не
шевелились. Золт уже успел привыкнуть к темноте. Он видел, как серебрятся стволы
деревьев в чахлом свете звезд. Вокруг застыли каскады отростков, спускающихся с
веток. Прямо как беззвучный водопад или падение искусственных снежинок в
стеклянном шарике. Золт мог разглядеть даже свернувшиеся стружкой неровные
полоски коры на ветках и стволах; постоянно сбрасывая старую кожу, эти деревья
являют собой удивительное зрелище.
Дичи нет и в помине. Хоть бы какой-нибудь пугливый шорох в кустарнике.
И все же Золт знал: вокруг, в глубоких норах, в укромных гнездах, в кучах
сухих листьев, в щелях между камней, затаилось множество крохотных тварей, и в
жилах у них струится теплая кровь. При мысли о них измученный жаждой Золт чуть
не обезумел.
Он вытянул руки ладонями вперед и растопырил пальцы. Из ладоней ударила
короткая вспышка бледно-сапфирового света, мерклого, словно сияние месяца.
Листья слегка задрожали, всколыхнулась редкая высокая трава, и на дне каньона
опять сомкнулась тьма.
Из ладоней вновь вырвалось сапфировое сияние, как будто кто-то на мгновение
приоткрыл створку потайного фонаря. На сей раз вспышка длилась дольше, а свет
был гораздо ярче и гуще. Листья зашелестели, отростки, свисавшие с веток,
закачались, далеко впереди зашевелилась трава.
Шорохи вспугнули какую-то зверюшку, она метнулась мимо Золта. Разглядеть ее в
темноте было мудрено, однако поразительное чутье, которое вело Золта по каньону,
и сейчас помогло ему. Притом этот неимоверный человек выказал еще и неимоверное
проворство. Он бросился в сторону и в мгновение ока схватил невидимую добычу.
Мышь-полевка. На миг зверек обмер от ужаса, потом начал трепыхаться, но Золт
крепко зажал его в руке.
На живых существ его сила не действовала. С помощью телекинетической энергии,
которую испускали его ладони, он не мог оглушить добычу, подманить или притянуть
ее поближе. Он мог лишь выгнать ее из убежища. Покачнуть деревья, взметнуть в
воздух тучи пыли и гальки не составляло ему труда, но, как он ни старался,
пошевелить хотя бы волосок на шкурке полевой мыши было ему не под силу. Поди
разбери, отчего это его могуществу положен такой предел. А вот Лилли и Вербена,
которым до Золта далеко, наоборот, имели власть только над живыми тварями -
мелкими животными вроде кошек. Правда, растения, а порой и насекомые подчинялись
воле Золта, но существа, обладающие сознанием, - никогда. Даже таким слабым
сознанием, как у кошки.
Золт опустился на колени под кронами серебристых деревьев. Во мраке он видел
только посверкивающие мышиные глазки. Поднес зажатого в кулак зверька корту.
Перепуганная мышь тоненько, пронзительно запищала.
Золт откусил ей голову, выплюнул и присосался к тельцу. Кровь была сладкой на
вкус, но уж больно ее мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
бы не заросли чаппараля, не кустистые и пампасные травы да не растущие то там то
сям мескитовые деревья, склоны давно оказались бы размыты крепкими ливнями.
Распустив мощные корни, стойкие, привыкшие к засухе растения сдерживали оползни.
Кое-где по склонам виднелись эвкалипты, лавры и кайупутовые деревья, а на дне,
где протянулось сухое русло, проложенное дождевыми потоками, было где пустить
корни калифорнийскому дубу и той же кайупуте. Во время ливней русло вновь
наполнялось.
С легкостью, которой трудно было ожидать от такого крупного человека, Золт
быстро и бесшумно продвигался по каньону, уходящему на восток. Дно каньона
забирало вверх. Дойдя до расселины - слишком тесной, чтобы назвать ее каньоном,
- Золт повернул на север. Расселина тоже поднималась вверх, но не так круто.
Голые стенки местами почти смыкались, оставляя лишь узенький проход. В таких
горловинах Золту приходилось пробираться через завалы хрупких шаров
перекати-поля, занесенных сюда ветром.
На дне расселины тьма безлунной ночи становилась вовсе непроницаемой. Однако
Золт шел уверенным шагом и почти не спотыкался. Не потому, что он наделен
сверхъестественными способностями: в темноте он видел ничуть не лучше обычных
людей. Но и в кромешной тьме он чувствовал каждое препятствие на своем пути,
вслепую различал бугры и ямы и двигался как ни в чем не бывало. Что это за
шестое чувство, Золт не знал, ему даже незачем было сосредоточиваться. Каким-то
чудесным наитием он находил дорогу в здешних местах в любое время дня и ночи,
словно эквилибрист, уверенно ступающий с завязанными глазами по туго натянутому
канату над задранными головами зрителей.
Это у него тоже от матери.
Все ее дети обладали каким-нибудь удивительным даром. Но Золт в этом смысле
превзошел и Лилли, и Вербену, и Фрэнка.
За узким проходом открывался другой каньон. Золт снова повернул на восток и
еще быстрее пошел по высохшему каменистому руслу. Его подгоняла жажда. Наверху,
на самом краю каньона, виднелись дома. Здесь они отстояли дальше друг от друга.
Свет горящих в вышине окон не рассеивал мрак на дне каньона. То и дело Золт
жадно поглядывал на яркие окна: там, там она, вожделенная кровь.
Мать давно растолковала Золту, что это Всевышний поселил в нем жажду крови и
сделал его хищником; Золт всего-навсего исполняет Его волю. Правда, Господь
заповедал ему не убивать без разбора, однако, если Золт, не совладав с собой,
примется убивать напропалую, вся вина ложится на Него - того, кто наделил его
этой страстью, но не дал сил ее обуздать.
Как и всякий хищник, Золт должен уничтожать слабейших из стада, обессиленных
недугом. Раз речь идет о роде человеческом, в жертву его назначены носители
нравственных недугов - воры, лжецы, мошенники, прелюбодеи. Беда в том, что
грешника так просто не распознаешь. Прежде Золту помогала мать, она и указывала
растленные души.
Нынче ночью Золт попытается довольствоваться кровью животных. Убивать людей,
особенно по соседству, рискованно: не ровен час навлечешь на себя подозрения
полиции. Расправляться с местными допустимо лишь тогда, когда кто-нибудь из них
встал на пути у семейства Поллард. Такой негодяй непременно подлежит
истреблению.
Но, если он не сумеет утолить жажду кровью животных, тут уж ничего не
поделать: придется искать человеческой крови - где-нибудь подальше отсюда. Мать
в небесах станет гневаться и досадовать на его несдержанность, однако Всевышний
его не осудит. Это же Он сотворил Золта таким.
Огни последнего дома остались позади. Золт остановился в кайупутовой роще.
Бушевавшие днем ветры покинули эти места, пронеслись по каньонам и сгинули в
океане. Воздух был недвижим. Длинные глянцевые листья, свисавшие с ветвей, не
шевелились. Золт уже успел привыкнуть к темноте. Он видел, как серебрятся стволы
деревьев в чахлом свете звезд. Вокруг застыли каскады отростков, спускающихся с
веток. Прямо как беззвучный водопад или падение искусственных снежинок в
стеклянном шарике. Золт мог разглядеть даже свернувшиеся стружкой неровные
полоски коры на ветках и стволах; постоянно сбрасывая старую кожу, эти деревья
являют собой удивительное зрелище.
Дичи нет и в помине. Хоть бы какой-нибудь пугливый шорох в кустарнике.
И все же Золт знал: вокруг, в глубоких норах, в укромных гнездах, в кучах
сухих листьев, в щелях между камней, затаилось множество крохотных тварей, и в
жилах у них струится теплая кровь. При мысли о них измученный жаждой Золт чуть
не обезумел.
Он вытянул руки ладонями вперед и растопырил пальцы. Из ладоней ударила
короткая вспышка бледно-сапфирового света, мерклого, словно сияние месяца.
Листья слегка задрожали, всколыхнулась редкая высокая трава, и на дне каньона
опять сомкнулась тьма.
Из ладоней вновь вырвалось сапфировое сияние, как будто кто-то на мгновение
приоткрыл створку потайного фонаря. На сей раз вспышка длилась дольше, а свет
был гораздо ярче и гуще. Листья зашелестели, отростки, свисавшие с веток,
закачались, далеко впереди зашевелилась трава.
Шорохи вспугнули какую-то зверюшку, она метнулась мимо Золта. Разглядеть ее в
темноте было мудрено, однако поразительное чутье, которое вело Золта по каньону,
и сейчас помогло ему. Притом этот неимоверный человек выказал еще и неимоверное
проворство. Он бросился в сторону и в мгновение ока схватил невидимую добычу.
Мышь-полевка. На миг зверек обмер от ужаса, потом начал трепыхаться, но Золт
крепко зажал его в руке.
На живых существ его сила не действовала. С помощью телекинетической энергии,
которую испускали его ладони, он не мог оглушить добычу, подманить или притянуть
ее поближе. Он мог лишь выгнать ее из убежища. Покачнуть деревья, взметнуть в
воздух тучи пыли и гальки не составляло ему труда, но, как он ни старался,
пошевелить хотя бы волосок на шкурке полевой мыши было ему не под силу. Поди
разбери, отчего это его могуществу положен такой предел. А вот Лилли и Вербена,
которым до Золта далеко, наоборот, имели власть только над живыми тварями -
мелкими животными вроде кошек. Правда, растения, а порой и насекомые подчинялись
воле Золта, но существа, обладающие сознанием, - никогда. Даже таким слабым
сознанием, как у кошки.
Золт опустился на колени под кронами серебристых деревьев. Во мраке он видел
только посверкивающие мышиные глазки. Поднес зажатого в кулак зверька корту.
Перепуганная мышь тоненько, пронзительно запищала.
Золт откусил ей голову, выплюнул и присосался к тельцу. Кровь была сладкой на
вкус, но уж больно ее мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114