И даже не подозреваешь, что желанный
покой - в двух шагах от тебя, в дальнем конце улицы. Просто ты его не видишь.
После таких мыслей Бобби окончательно уверился, что, взявшись за дело
Полларда, угодил в ловушку. Впрочем, вернее бы сравнить это дело с колесом
беличьей клетки. Как ни силишься нащупать точку опоры, а пол все уходит из-под
ног, хочешь не хочешь, а бежишь все быстрее и быстрее. "Вот влип", - подумал
Бобби, стоя у открытой двери автомобиля. И почему он очертя голову кинулся на
помощь Фрэнку? Ведь с самого начала было ясно, что дело опасное. Что же побудило
Бобби поставить на карту все, чем он дорожит? Убеждая Джулию - да и самого себя,
- он кривил душой: жалость к Фрэнку, любопытство, азартное желание взяться за
непривычную работу - все это не причины, а скорее предлог. В истинных мотивах
своего решения Бобби и сам не мог разобраться.
Встревоженный Бобби сел в машину и захлопнул дверь. Клинт завел двигатель.
- Бобби, так сколько там в банке красных алмазов? Сотня?
- Больше. Пара сотен. Стало быть, все это добро стоит сотни миллионов?
- Если не миллиард. А то и больше.
Они переглянулись и замолчали. Не потому, что говорить было не о чем.
Напротив, сказать надо было так много, что не поймешь, с чего начать.
Первым прервал молчание Бобби:
- Но превратить их в наличность не удастся. По крайней мере, сразу.
Выбрасывать их на рынок придется понемногу, не спеша. На это уйдут долгие годы.
Иначе они в два счета обесценятся. Да и шум поднимется - не приведи господи.
Пойдут вопросы: как да откуда. Попробуй объясни.
- Это ж надо: сотни лет добывают алмазы и за все это время нашли только семь
красных. Откуда же у Фрэнка взялась эта чертова уйма?
Бобби только пожал плечами.
Порывшись в кармане брюк, Клинт вытащил красный алмаз - поменьше того,
который Бобби просил оценить Арчера Ван Корвера.
- Вот захватил домой показать Фелине. Думал положить на место, когда вернусь
на работу, но по твоей милости не успел. Уж теперь я его у себя ни на минуту не
оставлю.
Бобби взял алмаз и сунул в карман, где лежал первый камешек.
- Спасибо, Клинт.
x x x
В жизни Бобби не видел места неуютнее, чем кабинет доктора Дайсона Манфреда.
Коллекция многолапых жесткокрылых диковинок с мощными жвалами и острыми усиками
вызвала у него гадливое отвращение. Такого скверного чувства он не испытывал
даже в ту злополучную ночь, когда лежал распластавшись на полу автофургона, а
над ним свистели пули, грозившие превратить его в решето.
Уголком глаза он то и дело замечал в застекленных ящичках на стенах какое-то
шевеление, словно то или иное чудовище норовило выбраться наружу. Но стоило
приглядеться повнимательнее - и Бобби убеждался, что страх его напрасен: все
кошмарные твари на месте. Наколотые на булавки, они застыли аккуратными рядами и
даже не думали шевелиться. Порой Бобби готов был поклясться, что слышит, как в
неглубоких ящичках снуют и ползают такие же страшилища, но тут же понимал: да не
слышит он никаких шорохов, просто слух шутит с ним такие же шутки, что и зрение.
Но каков Клинт! Бобби всегда знал, что Клинт - кремень, однако сейчас вновь
дивился его мужеству: смотрит на этих жутких букашек-таракашек и даже бровью не
ведет. Такому сотруднику цены нет. Надо сегодня же дать ему приличную прибавку к
жалованью.
Сам доктор Манфред произвел на Бобби не менее гнетущее впечатление, чем его
жуки. Тощий и долговязый энтомолог смахивал на отродье профессионального
баскетболиста, спутавшегося с самкой какого-нибудь сучкообразного кузнечика,
каких показывают в фильмах о природе Африки; но встречать таких живьем -
удовольствие ниже среднего.
Манфред отодвинул кресло и замер у стола. Бобби и Клинт тоже подошли к столу
и остановились напротив энтомолога. Все трое разглядывали белый эмалированный
поднос посредине. Широкий и глубокий поднос был накрыт большим белым полотенцем.
- С тех пор как мистер Карагиозис принес этот экземпляр, я глаз не сомкнул, -
объявил Манфред. - Должно быть, и сегодня мне предстоит бессонная ночь; так и
буду ломать голову над вопросами, которые пока остаются без ответа. За все время
своей научной деятельности я еще ни разу не испытывал такого волнения, как при
диссекции этого существа. Едва ли эти волшебные минуты когда-нибудь повторятся.
Надо же с таким жаром признаваться, что никакие радости жизни - ни тонкие вина,
ни изысканные блюда, ни прекрасные закаты, ни любовные утехи - не доставляют
тебе столько радости, сколько расчленение какого-то таракана! Бобби едва сдержал
тошноту.
Чтобы хоть на миг отделаться от тяжелого чувства, навеянного
хозяином-жуколюбом, он перевел взгляд на еще одного гостя. Ему было далеко за
сорок, и он представлял собой полную противоположность хозяину: Манфред угловат
- а у этого пухлое упитанное тело, Манфред бледен - этот розовощек. У незнакомца
были медно-золотистые волосы, голубые глаза и веснушки. Он сидел в уголке,
положив кулачищи на толстые ляжки, обтянутые серыми брюками для спортивного
бега, - ну прямо бостонский ирландец, который старательно набирал вес, чтобы
заняться борьбой сумо. Энтомолог не представил молчаливого здоровяка гостям и ни
разу к нему не обратился. Бобби решил, что их познакомят позднее, когда Манфред
перейдет к делу. А пока лучше не задавать лишних вопросов. Тем более что крепыш
посматривает на них с удивлением, опаской, настороженностью и нескрываемым
любопытством. Еще неизвестно, что он скажет, когда откроет рот. Судя по
взглядам, ничего хорошего.
Доктор Манфред протянул к подносу тонкопалую лапку (паук, как есть, паук!
Жаль, у Бобби под рукой нет баллончика с инсектицидом) и снял полотенце. На
подносе покоились останки найденного Фрэнком насекомого. Голова, две ножки, одна
из членистых клешней, и еще какие-то части - Бобби так и не понял какие. Каждый
орган лежал на кусочке мягкой ткани - хлопчатобумажной, кажется, - словно
драгоценный камень в витрине ювелирного магазина. Бобби уставился на голову
величиной со сливу. Знакомые голубые глаза с красноватым отливом и еще другая
пара - мутно-желтые, по цвету - совсем как у Дайсона Манфреда. Бобби
содрогнулся. Тело жука лежало на спине в самом центре подноса. Брюшко вскрыто,
края взреза отогнуты, чтобы можно было рассмотреть внутренние органы.
Энтомолог взял узкий скальпель со сверкающим лезвием. Ловкими и точными
жестами указывая то на один, то на другой орган, он принялся объяснять, как жук
дышит, поглощает и переваривает пищу, испражняется. При этом Манфред не уставал
превозносить "высокое искусство", которое отличает строение биологического
организма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114