На вид повелителю Валгаллы было лет сорок. Ничем не примечательный человек. Разве что руки – они были непропорционально длинными. Кисти рук большие, но не грубые, а красивые, подвижные, сильные.
Валгалла, как крепость, была построена в эпицентре хроноаномалий. По-настоящему императору могло быть около семидесяти. Скорее всего, он воевал еще на той, настоящей, войне в небольшом чине – лейтенантом или капитаном.
– Садитесь, герцог! – Император указал Виктору на стул рядом с собой.
Он говорил четко, будто не приглашал, а отдавал приказ. Но без нажима, напротив – с легким оттенком доброжелательности.
Молодой человек в форме рядового тут же возник рядом, наполнил бокал гостя до краев.
– Зачем я вам понадобился? – спросил Ланьер.
Заявлять, что он вовсе не тот, за кого его принимают, портальщик пока не собирался.
– Я приглашал вас посетить Валгаллу вторично, но вы отказались. Мне пришлось быть настойчивым.
Вторично? Очень интересно. Что же получается – герцог уже побывал здесь и ушел беспрепятственно? Виктор был теперь уверен, что так и есть. Валгалла и крепость заключили договор, значит, правители встретились и все обсудили. Или их представители – но на самом высоком уровне. Выходит, что от имени крепости и генерала Бурлакова говорил герцог. Почему это самое простое объяснение не пришло ему в голову прежде?
– По-моему, я вежливо отказался, – Ланьер улыбнулся. – Ваше здоровье, император!
– Виват, император! – Все поднялись. Зазвенел хрусталь.
Император лишь пригубил и отставил бокал.
– Сегодня за мое здоровье пьют уже в четвертый раз. Это утомляет. А вы хитрец и умеете льстить, сохраняя достоинство. Мне это нравится.
– Не путайте вежливость с лестью, – посоветовал Виктор.
Император несколько секунд молчал, внимательно глядя на гостя. Все же странные у него глаза. Взгляд как будто прилипал к лицу. Виктор невольно поморщился. Ему хотелось, чтобы император вызывал у него чувство отвращения или брезгливости, или, по крайней мере, – ненависти. Те чувства, которые испытывал Ланьер при одном виде Хьюго. Но сейчас Виктор не испытывал никаких чувств к сидящем рядом человеку – ни симпатии, ни злобы.
– Я знал, что вы самоуверенны и безрассудны, но я не думал, что настолько. – Император отрезал кусочек мяса и положил в рот. Мясо было с кровью, розовая капля потекла по подбородку повелителя Валгаллы.
«Черт! Вот бы такое свидачить!» – такие упущенные (навсегда!) шансы вызывали у профессионала-портальщика болезненное чувство.
– Напротив, я – рассудительный человек, – заявил Ланьер, не в силах оторвать глаз от стекающей по подбородку императора капле. – Но мне катастрофически не хватает информации.
– Что вы хотите знать? – спросил император, отправляя в рот кусочек красной рыбы.
– Ваши цели.
– Они просты. Хочу восстановить справедливость. – Ответ звучал немного по-детски, но Император отвечал совершенно серьезно.
– Каким образом? – Виктор пригубил вино. Ого, французское. Он вспомнил, как пил с Вязьковым «Шардене» в Париже. Совсем недавно. Вечность назад.
– Мой отец военный. – Голос у повелителя Валгаллы был приятный, завораживающий. – Отец воевал на настоящей войне. Я тоже. – Император показал левую руку, на которой не хватало трех пальцев. – Когда-то военные были высшей, самой уважаемой кастой. Но кибы все изменили. Люди в бункерах должны были только нажимать на кнопки. Но эти люди уже не были по своей сути военными. Операторы и программеры – всего лишь операторы промышленного блока, придатки машины. Но человек рожден воином! Никто больше не замечал, что остались люди (их много, их миллионы, но кто их считал?), кого подобная ситуация приводила в ярость. Им хотелось сражаться. Им хотелось, чтобы сражения были настоящими, кровь подлинной, и смерть – тоже.
– Все устаревает. Техника – в первую очередь. Забываются книги и видео. Порталы, еще вчера популярные, сегодня лежат в сети виртуальными руинами, на которые забредают лишь случайные посетители. – Виктор замолчал, запоздало сообразив, что сказал не то: с какой это стати герцог говорит о сети и порталах? Черт! Прокололся?
Но, похоже, император ничего не заметил.
– В те времена, когда сети еще не было, словосочетание «кадровый военный» звучало гордо, – продолжал император свой монолог. Похоже, он даже не обращал внимания на реплики собеседника. – Если вдуматься, это было не так давно. Но постепенно профессия военных подверглась девальвации. Элита перестала выбирать для своих детей военную карьеру как самую перспективную и самую лучшую. Политики, ученые, бизнесмены полагали, что проливать за них кровь должен кто-то другой, и этот кто-то – человек второго сорта. Взгляд на войну и военных изменился за время жизни одного поколения. Кадет, мечтая о генеральском чине, мыслил себя аристократом. Дослужившись до майора, он осознавал, что гражданские смотрят на него свысока. Воин, который хотел взять в руки настоящее оружие, в глазах ничтожеств, правящих миром, сделался преступником. Ладно, ладно, договорились: хороший вояка – миротворец, – уступили хозяева мира. Политики и портальщики даже не замечали, как нелепо звучит это словосочетание – военный-миротворец.
– Все войны заканчиваются когда-нибудь миром. Так что в каком-то смысле солдаты всегда миротворцы, – заметил Ланьер.
– Вот именно! Творцы мира! И, если хотите, – миров! – Императору нравилась игра в слова. – Идеал нынешнего мира – виндексы. Защитники, покровители – вот истинные герои. Ха! Разве это героизм? Они, как собаки, научились чуять опасность. Но все появляется в свое время – не раньше и не позже. Когда военные стали не нужны, а приспособленцы сделались миротворцами или тюремщиками, ненавидя Вечный мир, задыхаясь в нем и мечтая в глубине души о новой войне, тогда-то и появились врата. Военным предложили поиграть в войну, стать игрунками, игрецами. Они не могли отказаться. У них не было выбора.
Император замолчал. Надо сказать, слова его поразили Ланьера. Не таким он представлял себя повелителя Валгаллы. Совсем не таким.
– И у меня не было выбора, – продолжал император. – Я был капитаном в отставке, то есть выброшенным на помойку. Имя? Оно не имеет значения. На вещах моих была маркировка Т.М. И номер 23 705. Наверное, многие чувствовали мою скрытую энергию, мою ярость. Я умел ее контролировать так, чтобы браслет не пиликал, не кляузничал виндексам: «Уровень агрессии превышен». Этот контроль над чувствами бесил меня больше всего. Мне некуда было деться, как сотням, как тысячам других. Я прошел врата, увидел во всей красе эту возню дилетантов, это беганье с оружием и пальбу по мишеням. Эти лазеры, отрегулированные на минимальный режим, чтобы оставлять ожоги на теле, но не убивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Валгалла, как крепость, была построена в эпицентре хроноаномалий. По-настоящему императору могло быть около семидесяти. Скорее всего, он воевал еще на той, настоящей, войне в небольшом чине – лейтенантом или капитаном.
– Садитесь, герцог! – Император указал Виктору на стул рядом с собой.
Он говорил четко, будто не приглашал, а отдавал приказ. Но без нажима, напротив – с легким оттенком доброжелательности.
Молодой человек в форме рядового тут же возник рядом, наполнил бокал гостя до краев.
– Зачем я вам понадобился? – спросил Ланьер.
Заявлять, что он вовсе не тот, за кого его принимают, портальщик пока не собирался.
– Я приглашал вас посетить Валгаллу вторично, но вы отказались. Мне пришлось быть настойчивым.
Вторично? Очень интересно. Что же получается – герцог уже побывал здесь и ушел беспрепятственно? Виктор был теперь уверен, что так и есть. Валгалла и крепость заключили договор, значит, правители встретились и все обсудили. Или их представители – но на самом высоком уровне. Выходит, что от имени крепости и генерала Бурлакова говорил герцог. Почему это самое простое объяснение не пришло ему в голову прежде?
– По-моему, я вежливо отказался, – Ланьер улыбнулся. – Ваше здоровье, император!
– Виват, император! – Все поднялись. Зазвенел хрусталь.
Император лишь пригубил и отставил бокал.
– Сегодня за мое здоровье пьют уже в четвертый раз. Это утомляет. А вы хитрец и умеете льстить, сохраняя достоинство. Мне это нравится.
– Не путайте вежливость с лестью, – посоветовал Виктор.
Император несколько секунд молчал, внимательно глядя на гостя. Все же странные у него глаза. Взгляд как будто прилипал к лицу. Виктор невольно поморщился. Ему хотелось, чтобы император вызывал у него чувство отвращения или брезгливости, или, по крайней мере, – ненависти. Те чувства, которые испытывал Ланьер при одном виде Хьюго. Но сейчас Виктор не испытывал никаких чувств к сидящем рядом человеку – ни симпатии, ни злобы.
– Я знал, что вы самоуверенны и безрассудны, но я не думал, что настолько. – Император отрезал кусочек мяса и положил в рот. Мясо было с кровью, розовая капля потекла по подбородку повелителя Валгаллы.
«Черт! Вот бы такое свидачить!» – такие упущенные (навсегда!) шансы вызывали у профессионала-портальщика болезненное чувство.
– Напротив, я – рассудительный человек, – заявил Ланьер, не в силах оторвать глаз от стекающей по подбородку императора капле. – Но мне катастрофически не хватает информации.
– Что вы хотите знать? – спросил император, отправляя в рот кусочек красной рыбы.
– Ваши цели.
– Они просты. Хочу восстановить справедливость. – Ответ звучал немного по-детски, но Император отвечал совершенно серьезно.
– Каким образом? – Виктор пригубил вино. Ого, французское. Он вспомнил, как пил с Вязьковым «Шардене» в Париже. Совсем недавно. Вечность назад.
– Мой отец военный. – Голос у повелителя Валгаллы был приятный, завораживающий. – Отец воевал на настоящей войне. Я тоже. – Император показал левую руку, на которой не хватало трех пальцев. – Когда-то военные были высшей, самой уважаемой кастой. Но кибы все изменили. Люди в бункерах должны были только нажимать на кнопки. Но эти люди уже не были по своей сути военными. Операторы и программеры – всего лишь операторы промышленного блока, придатки машины. Но человек рожден воином! Никто больше не замечал, что остались люди (их много, их миллионы, но кто их считал?), кого подобная ситуация приводила в ярость. Им хотелось сражаться. Им хотелось, чтобы сражения были настоящими, кровь подлинной, и смерть – тоже.
– Все устаревает. Техника – в первую очередь. Забываются книги и видео. Порталы, еще вчера популярные, сегодня лежат в сети виртуальными руинами, на которые забредают лишь случайные посетители. – Виктор замолчал, запоздало сообразив, что сказал не то: с какой это стати герцог говорит о сети и порталах? Черт! Прокололся?
Но, похоже, император ничего не заметил.
– В те времена, когда сети еще не было, словосочетание «кадровый военный» звучало гордо, – продолжал император свой монолог. Похоже, он даже не обращал внимания на реплики собеседника. – Если вдуматься, это было не так давно. Но постепенно профессия военных подверглась девальвации. Элита перестала выбирать для своих детей военную карьеру как самую перспективную и самую лучшую. Политики, ученые, бизнесмены полагали, что проливать за них кровь должен кто-то другой, и этот кто-то – человек второго сорта. Взгляд на войну и военных изменился за время жизни одного поколения. Кадет, мечтая о генеральском чине, мыслил себя аристократом. Дослужившись до майора, он осознавал, что гражданские смотрят на него свысока. Воин, который хотел взять в руки настоящее оружие, в глазах ничтожеств, правящих миром, сделался преступником. Ладно, ладно, договорились: хороший вояка – миротворец, – уступили хозяева мира. Политики и портальщики даже не замечали, как нелепо звучит это словосочетание – военный-миротворец.
– Все войны заканчиваются когда-нибудь миром. Так что в каком-то смысле солдаты всегда миротворцы, – заметил Ланьер.
– Вот именно! Творцы мира! И, если хотите, – миров! – Императору нравилась игра в слова. – Идеал нынешнего мира – виндексы. Защитники, покровители – вот истинные герои. Ха! Разве это героизм? Они, как собаки, научились чуять опасность. Но все появляется в свое время – не раньше и не позже. Когда военные стали не нужны, а приспособленцы сделались миротворцами или тюремщиками, ненавидя Вечный мир, задыхаясь в нем и мечтая в глубине души о новой войне, тогда-то и появились врата. Военным предложили поиграть в войну, стать игрунками, игрецами. Они не могли отказаться. У них не было выбора.
Император замолчал. Надо сказать, слова его поразили Ланьера. Не таким он представлял себя повелителя Валгаллы. Совсем не таким.
– И у меня не было выбора, – продолжал император. – Я был капитаном в отставке, то есть выброшенным на помойку. Имя? Оно не имеет значения. На вещах моих была маркировка Т.М. И номер 23 705. Наверное, многие чувствовали мою скрытую энергию, мою ярость. Я умел ее контролировать так, чтобы браслет не пиликал, не кляузничал виндексам: «Уровень агрессии превышен». Этот контроль над чувствами бесил меня больше всего. Мне некуда было деться, как сотням, как тысячам других. Я прошел врата, увидел во всей красе эту возню дилетантов, это беганье с оружием и пальбу по мишеням. Эти лазеры, отрегулированные на минимальный режим, чтобы оставлять ожоги на теле, но не убивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96