У стены в ряд стояли винтовки и гранатометы.
– Присаживайся, – герцог указал на плетеное кресло, прикрытое волчьей шкурой. Герцог любил охоту. Бурлаков носил ружье лишь на всякий случай.
Не спрашивая, что гость будет пить, Поль налил Бурлакову в стопку водки. Себе в пузатый фужер – коньяк.
– За победу! – поднял тост.
У герцога горели глаза, как у мальчишки, который нашел в ящике комода припрятанный отцом пистолет.
– Победу над кем? Или над чем? – поинтересовался Бурлаков. Веселость герцога ему решительно не нравилась.
– Над императором Валгаллы.
– Разве мы с ним воюем? – Бурлаков так и не выпил. Отодвинул стопку. – Насколько я помню, у нас с императором договор о ненападении и разграничении территорий.
– Плевать на все договоры. Через год Валгаллы не станет – и конец игре. – Герцог смаковал коньяк и, кажется, не заметил, что старый друг не стал пить. – Они опасны. Я сотни раз говорил тебе: бойся! Этот мир должен принадлежать нам. Но пока мы щелкали клювами, император и его прихвостни набрали силу.
– Император – это всего лишь слово, миф, не более. Его Валгалла что-то вроде моей крепости. Только у него прячутся не раненые, а больные, страдающие в большей или меньшей приступами ненависти...
– Территории у них гораздо больше, – перебил Поль.
– Зато людей в крепости бывает примерно столько же.
– Ты преувеличиваешь. И потом, твои ребята всегда уходят весной и летом. А из Валгаллы не уходит никто.
– Все равно, император – лишь мелкий феодал, присвоивший себе громкий титул.
– Говорю: он набирает силу с каждым годом. Да что там с каждым годом – с каждым часом. Скоро он станет настолько сильным, что его будет не уничтожить. А сейчас еще можно.
– Ты нашел способ?
– Да.
Бурлаков не стал спрашивать, что планирует герцог. Сейчас речь не о том.
– Мне тоже не нравится Валгалла. Но это еще не повод, чтобы начинать террор.
– Знаешь, сколько у императора сейчас народу? Нет? Пятьдесят тысяч. У них полно оружия, арсеналы набиты под завязку. С такими силами император может диктовать законы по эту сторону врат, а скоро – и всем на другой стороне.
– Но пока не может? – уточнил Бурлаков.
Похоже, вопрос герцога несколько уязвил.
– Пока нет. Но это – вопрос времени. Как только император станет достаточно силен, он заставит мир на той стороне подчиниться. Никто не может вынести испытания силой. Может быть, отдельному человеку это иногда удается – одному из ста тысяч, к примеру. Но не организации, не стране, и уж тем более – не честолюбцам, занятым политикой. Как только кто-то становится сильнее, он заставляет окружающих подчиниться, принять его правила игры. Хорошо, если эти правила не особенно обременительны, а уступки не слишком велики. Тогда ты не замечаешь своего подчиненного положения. Или можешь сделать вид, что не замечаешь. Но тимократия, идеалы которой – беспрекословное подчинение и дисциплина, а цель – кровавая война, вряд ли позволит кому-то даже дышать не в такт своим устремлениям.
– Все это так, но у нас с ними договор! – напомнил Бурлаков. – Ты лично ездил подписывать.
– Ха, договор! Хорошо, если мы успеем прикончить их раньше, чем они захватят твою крепость.
– Ты преувеличиваешь зло, исходящее из Валгаллы.
– Категория зла тут не при чем. Оставь метафизику в покое. У них могут быть самые высокие побуждения, самые лучшие, самые замечательные. Дело в силе. Если они будут сильны, то начнут принуждать. Уж не знаю, что лучше, – когда тебя принуждают к добру или к злу. Если убьют твоих друзей, чтобы ты стал лучше, – тебе это понравится? Так что речь идет о силе. И о том, хочу я подчиняться этой силе или нет. А я не хочу!
– Ты так уверен в своей правоте... – Бурлаков с сомнением покачал головой.
– Григорий Иванович, друг мой! Вспомни: кто за десять лет до той, настоящей, войны предполагал, что она начнется? Не спорю, кое-кто предостерегал и предупреждал, но разве их слушали? Вспомни все эти рассуждения в газетах! Что писали? Что бормотали на ТВ? «Нам не нужна война. Мы только что пережили конфликт с исламской цивилизацией... Мерд! Друзья-китайцы! Вот у кого стоит учиться! Древняя цивилизация не способна на зло!» Ненавижу игру в слова. Когда рядом стоят два дома: один – пустующий и обветшалый особняк, а другой – многоэтажка, набитая народом, только вопрос времени, когда в особняк переселятся многочисленные соседи. Тем более что полиции нет, и порядок навести некому. Сначала в особняк будут наведываться мародеры и выносить все, что приглянется. А потом, не встречая сопротивления, они просто-напросто поселятся в нем. Ну... Разве не так?
– Все так.
– Тогда почему эта мысль не приходила никому в голову? То есть приходила, но ее считали чисто умозрительной концепцией. Все стыдливо молчали. Боялись спровоцировать, обидеть? А потом гром грянул. Так?
– Примерно. За исключением одного: конфликт был четко спланирован.
– Именно! Я к тому и веду речь. Потому что все расчеты показывали: в тот момент еще можно было победить, а два десятилетия спустя – уже невозможно. Эршелл был изобретен за несколько лет до настоящей войны, но проект положили под сукно, и все выглядело так, будто идет драка за углеводородное сырье. Одна провокация следовала за другой, подножки порой выходили неуклюжие. Но цель была поставлена: начать войну немедленно, или завтра мы ее проиграем. Причем все должно было выглядеть так, что мы защищаемся, а востюги нападают.
Бурлаков улыбнулся:
– Смотрю, зимой ты не терял времени даром и читал книги, привезенные из-за врат.
– Ты тоже читал их, Григорий Иванович. А если так, почему ты не согласен со мной теперь, когда я толкую: Валгалла опасна. Это ружье, которое уже сняли со стены, и оно непременно выстрелит.
– Ты знаком с нынешним императором Валгаллы.
– Но не знаю, кто придет за ним.
– Следуя твоей логике, всех сильных надо уничтожать?
– Примерно так. Может быть, потому люди и ненавидят сильных. А маленькие страны боятся огромных держав, пусть даже их лидеры улыбаются в тридцать два зуба. Они-то знают, что при первой возможности эти зубы вцепятся им в горло.
– Ну хорошо, допустим, ты прав, – Бурлаков нехотя уступил. – Но как ты собираешься уничтожить Валгаллу? Сколько человек в твоем распоряжении? Пять? Десять?
– Гораздо больше.
– Хорошо, пятьдесят или даже пятьсот против пятидесяти тысяч. Тебе не смешно?!
Герцог помолчал. Улыбнулся.
– Все-таки я советую тебе сначала выпить. А потом я расскажу, что планирую.
«Пусть он ошибается...» – мысленно пожелал Бурлаков и выпил водку залпом.
– Нам давно уже трудно говорить друг с другом, – заметил Поль. – Но я попробую. Потому что речь идет не только о нас с тобой, но еще о крепости и замке. Да и обо всем Диком мире. А заодно и о том, завратном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Присаживайся, – герцог указал на плетеное кресло, прикрытое волчьей шкурой. Герцог любил охоту. Бурлаков носил ружье лишь на всякий случай.
Не спрашивая, что гость будет пить, Поль налил Бурлакову в стопку водки. Себе в пузатый фужер – коньяк.
– За победу! – поднял тост.
У герцога горели глаза, как у мальчишки, который нашел в ящике комода припрятанный отцом пистолет.
– Победу над кем? Или над чем? – поинтересовался Бурлаков. Веселость герцога ему решительно не нравилась.
– Над императором Валгаллы.
– Разве мы с ним воюем? – Бурлаков так и не выпил. Отодвинул стопку. – Насколько я помню, у нас с императором договор о ненападении и разграничении территорий.
– Плевать на все договоры. Через год Валгаллы не станет – и конец игре. – Герцог смаковал коньяк и, кажется, не заметил, что старый друг не стал пить. – Они опасны. Я сотни раз говорил тебе: бойся! Этот мир должен принадлежать нам. Но пока мы щелкали клювами, император и его прихвостни набрали силу.
– Император – это всего лишь слово, миф, не более. Его Валгалла что-то вроде моей крепости. Только у него прячутся не раненые, а больные, страдающие в большей или меньшей приступами ненависти...
– Территории у них гораздо больше, – перебил Поль.
– Зато людей в крепости бывает примерно столько же.
– Ты преувеличиваешь. И потом, твои ребята всегда уходят весной и летом. А из Валгаллы не уходит никто.
– Все равно, император – лишь мелкий феодал, присвоивший себе громкий титул.
– Говорю: он набирает силу с каждым годом. Да что там с каждым годом – с каждым часом. Скоро он станет настолько сильным, что его будет не уничтожить. А сейчас еще можно.
– Ты нашел способ?
– Да.
Бурлаков не стал спрашивать, что планирует герцог. Сейчас речь не о том.
– Мне тоже не нравится Валгалла. Но это еще не повод, чтобы начинать террор.
– Знаешь, сколько у императора сейчас народу? Нет? Пятьдесят тысяч. У них полно оружия, арсеналы набиты под завязку. С такими силами император может диктовать законы по эту сторону врат, а скоро – и всем на другой стороне.
– Но пока не может? – уточнил Бурлаков.
Похоже, вопрос герцога несколько уязвил.
– Пока нет. Но это – вопрос времени. Как только император станет достаточно силен, он заставит мир на той стороне подчиниться. Никто не может вынести испытания силой. Может быть, отдельному человеку это иногда удается – одному из ста тысяч, к примеру. Но не организации, не стране, и уж тем более – не честолюбцам, занятым политикой. Как только кто-то становится сильнее, он заставляет окружающих подчиниться, принять его правила игры. Хорошо, если эти правила не особенно обременительны, а уступки не слишком велики. Тогда ты не замечаешь своего подчиненного положения. Или можешь сделать вид, что не замечаешь. Но тимократия, идеалы которой – беспрекословное подчинение и дисциплина, а цель – кровавая война, вряд ли позволит кому-то даже дышать не в такт своим устремлениям.
– Все это так, но у нас с ними договор! – напомнил Бурлаков. – Ты лично ездил подписывать.
– Ха, договор! Хорошо, если мы успеем прикончить их раньше, чем они захватят твою крепость.
– Ты преувеличиваешь зло, исходящее из Валгаллы.
– Категория зла тут не при чем. Оставь метафизику в покое. У них могут быть самые высокие побуждения, самые лучшие, самые замечательные. Дело в силе. Если они будут сильны, то начнут принуждать. Уж не знаю, что лучше, – когда тебя принуждают к добру или к злу. Если убьют твоих друзей, чтобы ты стал лучше, – тебе это понравится? Так что речь идет о силе. И о том, хочу я подчиняться этой силе или нет. А я не хочу!
– Ты так уверен в своей правоте... – Бурлаков с сомнением покачал головой.
– Григорий Иванович, друг мой! Вспомни: кто за десять лет до той, настоящей, войны предполагал, что она начнется? Не спорю, кое-кто предостерегал и предупреждал, но разве их слушали? Вспомни все эти рассуждения в газетах! Что писали? Что бормотали на ТВ? «Нам не нужна война. Мы только что пережили конфликт с исламской цивилизацией... Мерд! Друзья-китайцы! Вот у кого стоит учиться! Древняя цивилизация не способна на зло!» Ненавижу игру в слова. Когда рядом стоят два дома: один – пустующий и обветшалый особняк, а другой – многоэтажка, набитая народом, только вопрос времени, когда в особняк переселятся многочисленные соседи. Тем более что полиции нет, и порядок навести некому. Сначала в особняк будут наведываться мародеры и выносить все, что приглянется. А потом, не встречая сопротивления, они просто-напросто поселятся в нем. Ну... Разве не так?
– Все так.
– Тогда почему эта мысль не приходила никому в голову? То есть приходила, но ее считали чисто умозрительной концепцией. Все стыдливо молчали. Боялись спровоцировать, обидеть? А потом гром грянул. Так?
– Примерно. За исключением одного: конфликт был четко спланирован.
– Именно! Я к тому и веду речь. Потому что все расчеты показывали: в тот момент еще можно было победить, а два десятилетия спустя – уже невозможно. Эршелл был изобретен за несколько лет до настоящей войны, но проект положили под сукно, и все выглядело так, будто идет драка за углеводородное сырье. Одна провокация следовала за другой, подножки порой выходили неуклюжие. Но цель была поставлена: начать войну немедленно, или завтра мы ее проиграем. Причем все должно было выглядеть так, что мы защищаемся, а востюги нападают.
Бурлаков улыбнулся:
– Смотрю, зимой ты не терял времени даром и читал книги, привезенные из-за врат.
– Ты тоже читал их, Григорий Иванович. А если так, почему ты не согласен со мной теперь, когда я толкую: Валгалла опасна. Это ружье, которое уже сняли со стены, и оно непременно выстрелит.
– Ты знаком с нынешним императором Валгаллы.
– Но не знаю, кто придет за ним.
– Следуя твоей логике, всех сильных надо уничтожать?
– Примерно так. Может быть, потому люди и ненавидят сильных. А маленькие страны боятся огромных держав, пусть даже их лидеры улыбаются в тридцать два зуба. Они-то знают, что при первой возможности эти зубы вцепятся им в горло.
– Ну хорошо, допустим, ты прав, – Бурлаков нехотя уступил. – Но как ты собираешься уничтожить Валгаллу? Сколько человек в твоем распоряжении? Пять? Десять?
– Гораздо больше.
– Хорошо, пятьдесят или даже пятьсот против пятидесяти тысяч. Тебе не смешно?!
Герцог помолчал. Улыбнулся.
– Все-таки я советую тебе сначала выпить. А потом я расскажу, что планирую.
«Пусть он ошибается...» – мысленно пожелал Бурлаков и выпил водку залпом.
– Нам давно уже трудно говорить друг с другом, – заметил Поль. – Но я попробую. Потому что речь идет не только о нас с тобой, но еще о крепости и замке. Да и обо всем Диком мире. А заодно и о том, завратном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96