Пораженная, но заинтересованная, она смотрела, как юноша улегся рядом с Сарой. Обе ночные рубашки полетели на пол, и движения парочки не вызывали сомнений в том, чем она занимается.
«И это под самым носом своего супруга!» - думала Сидония, смешиваясь с толпой напудренных и разодетых людей и спускаясь в зал, где стоял ровный гул, напоминающий жужжание пчел над лугом. Тени давнего прошлого поглощали кекс с маслом, собирались принимать ванну, слушали музыку, смеялись, флиртовали, играли в карты.
Изысканные развлечения второй половины восемнадцатого века настолько захватили Сидонию, что она пожалела о своем необычно раннем пробуждении - часы показывали только четыре часа утра. В ее собственном мире все происходило не так мирно. Осторожно, но настойчиво кто-то стучал в дверь ее номера.
- Кто там? - спросила Сидония, но ей никто не ответил.
Еще находясь под впечатлением сна, музыкантша почувствовала легкое головокружение и спустила ноги с кровати.
- Кто там? - вновь спросила она.
- Найджел, - донесся голос из-за двери. - Я могу войти на минуту?
- Нет. Прошу тебя, уходи. Разве ты не знаешь, который теперь час?
- Мне все равно. Мне очень плохо, жутко болит голова, и я только хотел узнать, нет ли у тебя болеутоляющего.
- Нет. Иди и попроси у ночного портье.
- Я уже пытался разыскать его, но никого не нашел. Прошу тебя, помоги мне, Сидония. Эта боль меня убивает.
Преодолевая раздражение, его бывшая жена открыла дверь и увидела, что Найджел тяжело прислонился к стене, его лицо покрыл обильный пот и мертвенная бледность. Несмотря на все это Сидония заподозрила какую-то хитрость, план затащить ее в постель, и решила, что свет еще не видывал столь талантливого актера, как Найджел Белтрам.
- Входи, - пригласила она.
Ее бывший муж тяжело втащился в комнату и со стоном повалился в постель. Томным жестом приложив руку ко лбу, он хрипло сказал:
- Я очень болен!
- Ты выпил? - подозрительно осведомилась Сидония.
- Нет, что ты!
Но перегар виски из его рта уже рассказал Сидонии обо всем.
- Думаю, тебе лучше немедленно уйти. Ты пьян, и тут уж я ничем не могу тебе помочь.
Он открыл глаза.
- Почему ты всегда так дьявольски жестока? Скажи честно, что я тебе сделал? Единственное мое преступление - слишком сильная любовь к тебе. Потому я и просил тебя оставить карьеру и стать только моей женой. Теперь я понимаю, что поступил как последний из динозавров, но успел, как следует все обдумать, поверь мне.
На эту убедительную, произнесенную с надлежащей ноткой пафоса речь трудно было возразить, и Сидония едва сдержала нарастающее чувство собственной вины.
- В то время мы оба были слишком молоды. В действительности это была наша общая вина…
- Нет, только моя, - перебил Найджел дрогнувшим голосом. - Я ударил тебя - это непростительный поступок. Я вел себя как грубое животное, настоящий ублюдок, и ты была совершенно права, расставшись со мной. - Он тяжело вздохнул. - Сидония, скажи мне только, что ты прощаешь мне эту возмутительную выходку, и мы расстанемся навсегда.
«Что за напыщенный тип! - думала Сидония. - Каждое произнесенное им слово звучит как политическая речь: „Простите меня, леди от партии тори, за то, что я позволил себе критиковать вашу речь“.
- Ну?
- Что «ну»?
- Я прощен?
«Мне позволено будет умереть, не испытывая угрызений совести?» - непочтительно домыслила его слова Сидония.
Постаравшись придать своему лицу строгое выражение, она сказала:
- Это случилось уже давно. Разве можно не простить давние проступки?
- Но ты меня простила?
- Конечно. А теперь не пора ли тебе вернуться в свою комнату?
- Да, уже пора, - проникновенным голосом ответил Найджел и тяжело встал.
Сидония смотрела на него, желая избавиться от привычки уходить в собственные мысли и научиться вовремя анализировать ситуацию. Каким жирным он стал, думала она, непривлекательный, обрюзгший тип.
- Ну, тогда доброй ночи, - вздохнул он и подошел поцеловать ее в щеку.
Впоследствии Сидония считала своей главной ошибкой то, что она попыталась уклониться, потому что, уловив это движение, Найджел безжалостно прижал ее к себе, обхватив так, что она испытала одновременно чувство отвращения и стыда.
- Я еще люблю тебя, - прохрипел он ей в лицо.
Она уперлась ладонями ему в грудь:
- Повторение московской репетиции! Для нас двоих лучше расстаться раз и навсегда, слышишь?
Вместо ответа Найджел склонился и прижался к ней губами в долгом сосущем поцелуе, от которого Сидония передернулась всем телом.
- Я всегда готов для тебя, - пробормотал он и одной рукой начал нашаривать пуговицы своего халата.
- Убирайся! - изо всех сил закричала Сидония. - Убирайся ко всем чертям! Мы разведены, у тебя нет на меня никаких прав!
Но было уже слишком поздно: Найджел опрокинул ее на кровать и поднял вверх подол ночной рубашки. Сидония почувствовала прикосновение его липкого пениса к своим бедрам.
- Если ты посмеешь, - прошипела она таким злобным голосом, какого не ожидала услышать от самой себя, - если ты, только посмеешь изнасиловать меня, я затаскаю тебя по всем судам страны. Не думай, что я побоюсь. Я погублю тебя, чертов недоносок.
Но Найджел не обратил внимания на ее слова, тщетно и яростно пытаясь овладеть ею.
В голове Сидонии пронеслась вычитанная где-то фраза о том, что чем больше сопротивляется жертва, тем яростнее становится насильник. Значит, в ее положении главное - не оказывать сопротивления, особенно помня о том, что он способен ударить ее. Но ей не потребовалось тревожиться: сопя и фыркая, Найджел возобновил попытку и тут же кончил.
Сарказм стал новым и мощным оружием Сидонии.
- Тяжкая работа, верно? - насмешливо спросила она, отталкивая его обмякшее тело. - Знаешь, мне не очень-то хочется слушать всю ночь твои хрипы. Пока.
Вытащив ключ из кармана халата Найджела и направившись по коридору к его комнате, она чувствовала, что только что испытанное грубое насилие вызывает в ней жгучие, как капли крови, слезы. Но уже в ясном свете наступающего дня Сидония хорошо поняла, что у нее действительно не было другого выхода. Кроме того, попытка насилия со стороны ее мужа кончилась скорее смешно и плачевно для него самого.
Однако мысль о том, что ей нечем отомстить, вызывала приступы тошноты. В момент дикой злобы она вытащила из шкафа его респектабельные серые костюмы и шелковые галстуки на балкон и привязала их к перилам, где они закачались на утреннем ветру, подобно повешенным преступникам.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Она подозревала, что с ней творится что-то неладное. Сара понимала это, осознавала, что в своей безумной жажде любви она позволила себе увлечься не чем иным, как сомнительными связями и недостойными поступками. Тем не менее она не могла себя сдержать, хотя временами чувствовала себя подобно римской императрице давних времен, устраивающей разнузданные оргии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
«И это под самым носом своего супруга!» - думала Сидония, смешиваясь с толпой напудренных и разодетых людей и спускаясь в зал, где стоял ровный гул, напоминающий жужжание пчел над лугом. Тени давнего прошлого поглощали кекс с маслом, собирались принимать ванну, слушали музыку, смеялись, флиртовали, играли в карты.
Изысканные развлечения второй половины восемнадцатого века настолько захватили Сидонию, что она пожалела о своем необычно раннем пробуждении - часы показывали только четыре часа утра. В ее собственном мире все происходило не так мирно. Осторожно, но настойчиво кто-то стучал в дверь ее номера.
- Кто там? - спросила Сидония, но ей никто не ответил.
Еще находясь под впечатлением сна, музыкантша почувствовала легкое головокружение и спустила ноги с кровати.
- Кто там? - вновь спросила она.
- Найджел, - донесся голос из-за двери. - Я могу войти на минуту?
- Нет. Прошу тебя, уходи. Разве ты не знаешь, который теперь час?
- Мне все равно. Мне очень плохо, жутко болит голова, и я только хотел узнать, нет ли у тебя болеутоляющего.
- Нет. Иди и попроси у ночного портье.
- Я уже пытался разыскать его, но никого не нашел. Прошу тебя, помоги мне, Сидония. Эта боль меня убивает.
Преодолевая раздражение, его бывшая жена открыла дверь и увидела, что Найджел тяжело прислонился к стене, его лицо покрыл обильный пот и мертвенная бледность. Несмотря на все это Сидония заподозрила какую-то хитрость, план затащить ее в постель, и решила, что свет еще не видывал столь талантливого актера, как Найджел Белтрам.
- Входи, - пригласила она.
Ее бывший муж тяжело втащился в комнату и со стоном повалился в постель. Томным жестом приложив руку ко лбу, он хрипло сказал:
- Я очень болен!
- Ты выпил? - подозрительно осведомилась Сидония.
- Нет, что ты!
Но перегар виски из его рта уже рассказал Сидонии обо всем.
- Думаю, тебе лучше немедленно уйти. Ты пьян, и тут уж я ничем не могу тебе помочь.
Он открыл глаза.
- Почему ты всегда так дьявольски жестока? Скажи честно, что я тебе сделал? Единственное мое преступление - слишком сильная любовь к тебе. Потому я и просил тебя оставить карьеру и стать только моей женой. Теперь я понимаю, что поступил как последний из динозавров, но успел, как следует все обдумать, поверь мне.
На эту убедительную, произнесенную с надлежащей ноткой пафоса речь трудно было возразить, и Сидония едва сдержала нарастающее чувство собственной вины.
- В то время мы оба были слишком молоды. В действительности это была наша общая вина…
- Нет, только моя, - перебил Найджел дрогнувшим голосом. - Я ударил тебя - это непростительный поступок. Я вел себя как грубое животное, настоящий ублюдок, и ты была совершенно права, расставшись со мной. - Он тяжело вздохнул. - Сидония, скажи мне только, что ты прощаешь мне эту возмутительную выходку, и мы расстанемся навсегда.
«Что за напыщенный тип! - думала Сидония. - Каждое произнесенное им слово звучит как политическая речь: „Простите меня, леди от партии тори, за то, что я позволил себе критиковать вашу речь“.
- Ну?
- Что «ну»?
- Я прощен?
«Мне позволено будет умереть, не испытывая угрызений совести?» - непочтительно домыслила его слова Сидония.
Постаравшись придать своему лицу строгое выражение, она сказала:
- Это случилось уже давно. Разве можно не простить давние проступки?
- Но ты меня простила?
- Конечно. А теперь не пора ли тебе вернуться в свою комнату?
- Да, уже пора, - проникновенным голосом ответил Найджел и тяжело встал.
Сидония смотрела на него, желая избавиться от привычки уходить в собственные мысли и научиться вовремя анализировать ситуацию. Каким жирным он стал, думала она, непривлекательный, обрюзгший тип.
- Ну, тогда доброй ночи, - вздохнул он и подошел поцеловать ее в щеку.
Впоследствии Сидония считала своей главной ошибкой то, что она попыталась уклониться, потому что, уловив это движение, Найджел безжалостно прижал ее к себе, обхватив так, что она испытала одновременно чувство отвращения и стыда.
- Я еще люблю тебя, - прохрипел он ей в лицо.
Она уперлась ладонями ему в грудь:
- Повторение московской репетиции! Для нас двоих лучше расстаться раз и навсегда, слышишь?
Вместо ответа Найджел склонился и прижался к ней губами в долгом сосущем поцелуе, от которого Сидония передернулась всем телом.
- Я всегда готов для тебя, - пробормотал он и одной рукой начал нашаривать пуговицы своего халата.
- Убирайся! - изо всех сил закричала Сидония. - Убирайся ко всем чертям! Мы разведены, у тебя нет на меня никаких прав!
Но было уже слишком поздно: Найджел опрокинул ее на кровать и поднял вверх подол ночной рубашки. Сидония почувствовала прикосновение его липкого пениса к своим бедрам.
- Если ты посмеешь, - прошипела она таким злобным голосом, какого не ожидала услышать от самой себя, - если ты, только посмеешь изнасиловать меня, я затаскаю тебя по всем судам страны. Не думай, что я побоюсь. Я погублю тебя, чертов недоносок.
Но Найджел не обратил внимания на ее слова, тщетно и яростно пытаясь овладеть ею.
В голове Сидонии пронеслась вычитанная где-то фраза о том, что чем больше сопротивляется жертва, тем яростнее становится насильник. Значит, в ее положении главное - не оказывать сопротивления, особенно помня о том, что он способен ударить ее. Но ей не потребовалось тревожиться: сопя и фыркая, Найджел возобновил попытку и тут же кончил.
Сарказм стал новым и мощным оружием Сидонии.
- Тяжкая работа, верно? - насмешливо спросила она, отталкивая его обмякшее тело. - Знаешь, мне не очень-то хочется слушать всю ночь твои хрипы. Пока.
Вытащив ключ из кармана халата Найджела и направившись по коридору к его комнате, она чувствовала, что только что испытанное грубое насилие вызывает в ней жгучие, как капли крови, слезы. Но уже в ясном свете наступающего дня Сидония хорошо поняла, что у нее действительно не было другого выхода. Кроме того, попытка насилия со стороны ее мужа кончилась скорее смешно и плачевно для него самого.
Однако мысль о том, что ей нечем отомстить, вызывала приступы тошноты. В момент дикой злобы она вытащила из шкафа его респектабельные серые костюмы и шелковые галстуки на балкон и привязала их к перилам, где они закачались на утреннем ветру, подобно повешенным преступникам.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Она подозревала, что с ней творится что-то неладное. Сара понимала это, осознавала, что в своей безумной жажде любви она позволила себе увлечься не чем иным, как сомнительными связями и недостойными поступками. Тем не менее она не могла себя сдержать, хотя временами чувствовала себя подобно римской императрице давних времен, устраивающей разнузданные оргии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140