— Знаю ли?
Взгляд горящих лиловых глаз Малаклипса был странен, как будто Данло за время их космического путешествия преобразился из молодого человека в устрашающе прекрасного ангела.
Как будто Малаклипс почти боялся его.
— Я всего лишь тот, кто я есть, — Данло ви Соли Рингесс.
— Но коренной вопрос так и остается без ответа, — сказал Малаклипс. — Сын ли ты своего отца? Из того же ты теста, что Мэллори ви Соли Рингесс, или нет?
Данло с улыбкой коснулся губами флейты и спросил: — Зачем ты пришел сюда?
— На Таннахилл?
— Нет. Это, мне думается, я уже знаю. С отцом моим ты пока не встретился, зато нашел то, что искал, в Бертраме и его ивиомилах. Нашел слабое место Церкви.
— Я лишь служу моему Ордену, как ты своему.
— Это верно. Поэтому я и спрашиваю тебя: зачем ты пришел сюда, ко мне?
Малаклипс молчал, устремив свои невероятные глаза на Данло.
— Чтобы послужить своему Ордену? Или самому себе?
— А ты умен, пилот.
— Ты хочешь спросить меня о чем-то, да?
— Да.
— О чем-то, что хочешь знать.
— О том, что никто, кроме тебя, не знает.
— Хорошо, спрашивай.
Малаклипс оглянулся на дверь. Казалось, что он впивает каждый звук, проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь из охранников Харры. Но во дворце стояла тишина, если не считать их с Данло тихого дыхания и чириканья, которые порой издавал попугай в своей клетке.
— Каково это? — прошептал он наконец. — Каково это — быть мертвым?
Данло не отводил глаз от его пристального взгляда. Вопрос не удивил его, но глубоко взволновал.
— Вы, воины-поэты, поклоняетесь смерти, — сказал он наконец.
— Нет, Данло ви Соли Рингесс. Мы поклоняемся жизни.
— “Как учусь я жить? — процитировал Данло. — Готовлюсь к смерти”.
— “Как я готовлюсь к смерти? — все так же шепотом, с улыбкой продолжил Малаклипс. — Учусь жить”.
— Жизнь — это все, что есть, — загадочно изрек Данло. — Живи своей жизнью, воин. Пиши свои стихи, поэт. Ты достаточно скоро узнаешь, что значит быть мертвым.
— Это что — угроза или новое пророчество?
— Ни то, ни другое. Просто все люди умирают… слишком быстро. Мгновение — и нас уже нет, и ветер уносит наше дыхание. Жизнь драгоценна. Зачем швыряться ею до того, как придет твое время?
— Ты хочешь сказать, что сам это придумал?
— Я умирать не хочу, — сказал Данло.
— Правда? Я шел за тобой через галактику. И в Твердь. Ты живешь, как воин-поэт, без страха и упрека. Я думаю, что ты тоже ищешь смерти. Вот что тревожит тебя, когда ты думаешь о своем визите к мертвым, разве нет?
Данло посмотрел в окно, где отражались в океане вечерние огни. Не желая отвечать на вопрос Малаклипса, он взял флейту и стал импровизировать медленный напев, а после вытер губы и сказал:
— Чего бы я ни искал для себя, другим я несу только мир.
— Мир и свет — если ты, конечно, и есть светоносец.
— Да, свет, — улыбнулся Данло. — То, что противоположно тьме.
— А я, стало быть, носитель тьмы?
— Ты носитель войны. Вы, ваш Орден, заключили союз с ивиомилами, а для чего? Чтобы заставить одних Архитекторов убивать других.
— Но ведь я воин, так или нет? И война — закон всей вселённой. Когда-нибудь ты это поймешь.
— Нет, мир всегда есть. Он… должен быть.
— Эх, пилот, пилот.
— Где-то в центре, даже в человеческом сердце, должен быть мир. Гармония жизни, благословенная халла.
Данло снова посмотрел в окно на мерцающий океан. Он сидел выпрямившись, и его взгляд уходил далеко за край света. Насытив глаза глубокой темнотой воды, он перевел взгляд на небо. Там сквозь загрязненную атмосферу проглядывали только самые яркие звезды. Где-то там пронизывала Экстр убийственная радиация сверхновых, и Данло скраировал, бродя в бескрайних просторах вселенной.
— Что ты там видишь — мир? — спросил Малаклипс.
— Нет, как раз наоборот.
— Может, расскажешь?
Твердь говорила Данло, что Кремниевый Бог хочет уничтожить всю галактику. Возможно ли, что это шайда-существо использует для своей цели воинов-поэтов?
— Я вижу людей, — сказал Данло. — Кто бы мог подумать, что человек так расплодится во вселенной? Нас очень много. Мы прекрасны и ужасны. Я вижу, как люди гибнут за мечту. И за бредовое видение. И за чье-то стремление к власти. Гибнут всегда и неизменно. Вот Бертрам Джаспари. Он готов послать на смерть миллионы верующих. Всех ивиомилов. Всех Архитекторов. Я вижу роботов, и тяжелые корабли, лазеры, вирусы, тлолты и бомбы. И это ужасное оружие, эти машины, которыми Архитекторы разрывают ткань пространства-времени. Звездоубийцы, посылающие в солнца потоки гравифотонов, свет, который ослепляет. Я вижу всю планету, всю галактику — всех людей, которые готовятся к войне и к смерти.
Данло снова умолк, прижав флейту к шраму на лбу. Малаклипс смотрел на него почти со страхом, что было странно — ведь воины-поэты не должны бояться ничего во вселенной, особенно других людей.
— Этого все равно не остановишь, — сказал он.
Данло молча прижал к губам мундштук флейты.
— Ты не можешь изменить мир, пилот.
Данло выдул тихую ноту, пролетевшую по комнате, как вздох ветра.
— Ты не можешь изменить природу самой вселенной.
— Нет, — признал Данло, отложив флейту. — Но себя я могу изменить. В этом и состоит мое следующее испытание, правда? Оно покажет, могу я изменить себя по-настоящему или нет.
Малаклипс ушел, а Данло еще долго играл на флейте и размышлял об этом тревожном визите. Будь у него больше благоразумия, он попросил бы служителей дворца никого к нему не пускать. Теперь, когда он действительно проявил себя как светоносец, многие искали с ним встречи, и у Данло вошло в обычай распивать чай с виднейшими князьями Церкви. Они говорили о новой Академии Ордена на Тиэлле и о возможности отправить туда одаренную молодежь для обучения на пилотов. Говорили о великой перемене, которая начнется в Храмах Церкви и перекинется, как лесной пожар, на всю галактику. Многие посетители полагали себя теологами и любили потолковать с Данло о фравашийской философии, о Программе Второго Сотворения и о трех столпах рингизма — новой взрывной религии, возникшей в Невернесе всего несколько лет назад. Данло так привык к этим ежедневным (и еженощным) визитам, что открывал дверь на первый стук, не спрашивая, кто к нему пришел.
И вот, когда после его легендарного Вхождения к Мертвым прошло уже дней двадцать, в ночь перед последним испытанием, к нему снова постучались. Данло открыл, ожидая нового сеанса бесплодных теологических дебатов. А быть может, он надеялся, что это Харра пришла наконец дать ему совет и-пожелать удачи. Поэтому он очень удивился, увидев на пороге первого из старейшин Церкви — тот стоял хмурый и явно злился, что вынужден ждать, когда Данло пригласит его войти. Бертрам Джаспари и в лучшие времена не отличался терпением, а в эту ночь прямо-таки взмок от спешки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159