— Уйдите.
Бертрам снова выругался, потряс подушкой перед Данло, а потом с воплем досады и ярости кинул подушку в клетку с попугаем. Он промахнулся, но подушка одним углом все-таки задела клетку и сбила ее с подставки. Закричал попугай, взвихрились яркие перья, и клетка рухнула на пол. Данло метнулся подхватить ее, но не успел. На миг он испугался, что красивая птица пострадала или убилась, но попугай тут же заверещал и запрыгал в опрокинутой клетке, радуясь, что привлек к себе внимание, и намекая, что не прочь бы получить орех.
— Зачем вы это сделали? — спросил Данло.
— Нам не понравилось, как птица на нас смотрит.
— — Но ведь это же только птица. Благословенная птица.
— Эта паршивая тварь тебе дороже, чем собственный народ!
Тут в Данло что-то сломалось. Забыв свой обет не причинять вреда ни одному живому существу, он схватил стальную подставку от клетки и, ослепленный ненавистью, которой боялся пуще всего во вселенной, собрался обрушить увесистый стержень на голову Бертрама.
— Ты тоже убийца, верно, пилот? Как вся твоя семейка — воин-поэт рассказал мне про твоего отца. Видно, эта программа и для тебя написана.
— Вон отсюда! — Данло, стоя со стальной палкой в одной руке и шакухачи в другой, указал на дверь. — Вон.
— Теперь все зависит от тебя. — Теперь Бертрам говорил с явным намерением задеть побольнее, что было его излюбленным занятием. — Ты заявляешь, что ищешь мира. Ты полагаешь, что несешь свет, и надеешься помешать звездам взрываться. Но неприкосновенных звезд нет — они все уязвимы. Даже нараинское солнце. Даже звезда Невернеса.
Данло, не желая этого слушать, бросил стержень и дунул в мундштук флейты, издав режущий уши звук.
— До свидания, пилот. Увидимся завтра в Небесном Зале.
Сказав это, Бертрам Джаспари, главнейший старейшина Вселенской Кибернетической Церкви, вышел за дверь. Данло снова водрузил клетку на подставку и вернул на место подушки. Выпив чашку холодного чая, он поиграл попугаю на флейте, чтобы успокоить его и сделать ему приятное. Он играл не только для птицы, но и для своего народа, для алалоев, и это был не реквием, а гимн надежде. Он смотрел на небо за окном и играл звездам. Он играл долго, и ненависть ушла из него, а в глазах не осталось ничего, кроме света.
Глава 22
НЕБЕСНЫЕ ОГНИ
Зеркало служит для того, чтобы видеть в нем свое лицо, искусство — чтобы видеть в нем свою душу.
Бернард Шоу, эсхатолог Века Холокоста
Смелей не знаю я созданья:
Ведь он всегда готов
В чужое странное сознанье
Войти без лишних слов.
Неизвестный автор
На следующий вечер в Небесном Зале Данло подвергся последнему испытанию. Зал помещался в одном из мелких зданий, окружающих Храм, и был уникален и по функции своей, и по форме. Дом Вечности, Мавзолей Эде, Трапезная Старейшин и огромный куб самого Храма — все они своей беспощадной прямолинейностью отражали символику Церкви. С Небесным Залом дело обстояло по-иному. Дэвин Ивиэи Ивиасталир, восемьдесят восьмой Святой Иви, визионер, во многом отличавшийся от своих предшественников, построил его в виде крытого куполом амфитеатра. В противоположность черной налловой броне лишенного окон Дома Вечности легкий клариевый купол Зала создавал впечатление полного отсутствия стен и кровли. Тысячи Архитекторов, собравшиеся под этим куполом, могли любоваться всеми прочими зданиями Нового Города, а десятки тысяч их единоверцев видели, что происходит внутри. В дни светоприношений паломники и горожане заполняли все земли Храма, чтобы посмотреть на играющие в куполе огни.
В день светоприношения Данло ви Соли Рингесса вокруг Небесного Зала столпилось особенно много народу: всем не терпелось узнать, действительно ли этот пилот-наман из Невернеса — светоносец. В самом Зале происходило то же самое.
Данло, войдя туда, насчитал на пластмассовых скамейках двадцать восемь тысяч триста человек. Эти скамейки располагались ярусами вокруг круглой арены футов двести диаметром. Точно в центре арены стояло кресло.
Своими массивными золотыми подлокотниками и причудливой посеребренной спинкой оно скорее напоминало какой-то варварский трон, чем обыкновенное сиденье. Данло, следуя к нему в сопровождении телохранителей Харры, не мог отделаться от чувства, что собравшиеся ждут от него великих, почти божественных свершений. Между тем он был всего лишь человек — более того, он всегда терпеть не мог стульев и кресел, особенно таких, которые окружают мозг интенсивным логическим полем и выставляют напоказ самые сокровенные его процессы.
— Братья и сестры, прошу тишины.
Рядом с креслом стоял могучий старец с большим носом и зычным голосом — Явас Иколари, старейшина Явас, один из виднейших теологов секты юриддиков и близкий друг Харры Иви эн ли Эде. Харра попросила сказать его несколько слов перед началом испытания, и Явас любезно согласился.
— Эмиссары и наманы из миров Известных Звезд, паломники, Достойные Архитекторы, чтецы и собратья старейшины — мы рады видеть вас здесь. — Явас низко поклонился Харре, сидевшей в первом ряду напротив Данло. — Приветствую тебя, моя Святая Иви — ты оказываешь нам великую честь своим вечным присутствием.
Харра вернула поклон и ободряюще улыбнулась Явасу. Тот подчеркнул значение чудес, которые им вскоре предстоит узреть, а затем углубился в довольно долгую и нудную историю церемонии светоприношения. Данло, выпрямившись, сидел на своем кресле и смотрел на Харру, занимающую почетное место в западном квадранте Зала. При всех других церемониях почетное место располагалось бы как раз напротив, в восточном квадранте, но в знак отличия светоприношения Данло от всех остальных кресло повернули на запад. Поэтому Святая Иви, желая находиться лицом к лицу с Данло — по крайней мере до начала испытания, — пересела на западную скамью, которую обычно занимали второстепенные старейшины Койвунеймина.
На сей раз рядом с Харрой сидели виднейшие деятели Церкви. Справа помещались Вареза ли Шен, Пилар Наркаваж и Пол Ивиэртес. Слева восседали Куоко Иви Ивацуи и Суль Ивиэрсье, самые старшие по возрасту из всех старейшин. С ними соседствовал глава элиди Киссия эн ли Эде, загадочный мистик, благосклонно относившийся к миссии Данло с самого начала. На десять скамей ближе к югу, так далеко, как только допускал протокол, охрана Зала поместила ивиомилов. Их представляли Едрек Ивиоген, Фе Фарруко Эде и Оксана Иви Селов, а в центре, хмурясь и пуская в Данло невидимые стрелы ненависти, сидел Бертрам Джаспари. Малаклипса Красное Кольцо посадили рядом с ним — далеко не случайно. Все места между ним и Харрой заполняли ее охранники, быстроглазые мужчины и женщины, бдительно следившие за ивиомилами и всеми другими, кто мог попытаться причинить Харре вред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Бертрам снова выругался, потряс подушкой перед Данло, а потом с воплем досады и ярости кинул подушку в клетку с попугаем. Он промахнулся, но подушка одним углом все-таки задела клетку и сбила ее с подставки. Закричал попугай, взвихрились яркие перья, и клетка рухнула на пол. Данло метнулся подхватить ее, но не успел. На миг он испугался, что красивая птица пострадала или убилась, но попугай тут же заверещал и запрыгал в опрокинутой клетке, радуясь, что привлек к себе внимание, и намекая, что не прочь бы получить орех.
— Зачем вы это сделали? — спросил Данло.
— Нам не понравилось, как птица на нас смотрит.
— — Но ведь это же только птица. Благословенная птица.
— Эта паршивая тварь тебе дороже, чем собственный народ!
Тут в Данло что-то сломалось. Забыв свой обет не причинять вреда ни одному живому существу, он схватил стальную подставку от клетки и, ослепленный ненавистью, которой боялся пуще всего во вселенной, собрался обрушить увесистый стержень на голову Бертрама.
— Ты тоже убийца, верно, пилот? Как вся твоя семейка — воин-поэт рассказал мне про твоего отца. Видно, эта программа и для тебя написана.
— Вон отсюда! — Данло, стоя со стальной палкой в одной руке и шакухачи в другой, указал на дверь. — Вон.
— Теперь все зависит от тебя. — Теперь Бертрам говорил с явным намерением задеть побольнее, что было его излюбленным занятием. — Ты заявляешь, что ищешь мира. Ты полагаешь, что несешь свет, и надеешься помешать звездам взрываться. Но неприкосновенных звезд нет — они все уязвимы. Даже нараинское солнце. Даже звезда Невернеса.
Данло, не желая этого слушать, бросил стержень и дунул в мундштук флейты, издав режущий уши звук.
— До свидания, пилот. Увидимся завтра в Небесном Зале.
Сказав это, Бертрам Джаспари, главнейший старейшина Вселенской Кибернетической Церкви, вышел за дверь. Данло снова водрузил клетку на подставку и вернул на место подушки. Выпив чашку холодного чая, он поиграл попугаю на флейте, чтобы успокоить его и сделать ему приятное. Он играл не только для птицы, но и для своего народа, для алалоев, и это был не реквием, а гимн надежде. Он смотрел на небо за окном и играл звездам. Он играл долго, и ненависть ушла из него, а в глазах не осталось ничего, кроме света.
Глава 22
НЕБЕСНЫЕ ОГНИ
Зеркало служит для того, чтобы видеть в нем свое лицо, искусство — чтобы видеть в нем свою душу.
Бернард Шоу, эсхатолог Века Холокоста
Смелей не знаю я созданья:
Ведь он всегда готов
В чужое странное сознанье
Войти без лишних слов.
Неизвестный автор
На следующий вечер в Небесном Зале Данло подвергся последнему испытанию. Зал помещался в одном из мелких зданий, окружающих Храм, и был уникален и по функции своей, и по форме. Дом Вечности, Мавзолей Эде, Трапезная Старейшин и огромный куб самого Храма — все они своей беспощадной прямолинейностью отражали символику Церкви. С Небесным Залом дело обстояло по-иному. Дэвин Ивиэи Ивиасталир, восемьдесят восьмой Святой Иви, визионер, во многом отличавшийся от своих предшественников, построил его в виде крытого куполом амфитеатра. В противоположность черной налловой броне лишенного окон Дома Вечности легкий клариевый купол Зала создавал впечатление полного отсутствия стен и кровли. Тысячи Архитекторов, собравшиеся под этим куполом, могли любоваться всеми прочими зданиями Нового Города, а десятки тысяч их единоверцев видели, что происходит внутри. В дни светоприношений паломники и горожане заполняли все земли Храма, чтобы посмотреть на играющие в куполе огни.
В день светоприношения Данло ви Соли Рингесса вокруг Небесного Зала столпилось особенно много народу: всем не терпелось узнать, действительно ли этот пилот-наман из Невернеса — светоносец. В самом Зале происходило то же самое.
Данло, войдя туда, насчитал на пластмассовых скамейках двадцать восемь тысяч триста человек. Эти скамейки располагались ярусами вокруг круглой арены футов двести диаметром. Точно в центре арены стояло кресло.
Своими массивными золотыми подлокотниками и причудливой посеребренной спинкой оно скорее напоминало какой-то варварский трон, чем обыкновенное сиденье. Данло, следуя к нему в сопровождении телохранителей Харры, не мог отделаться от чувства, что собравшиеся ждут от него великих, почти божественных свершений. Между тем он был всего лишь человек — более того, он всегда терпеть не мог стульев и кресел, особенно таких, которые окружают мозг интенсивным логическим полем и выставляют напоказ самые сокровенные его процессы.
— Братья и сестры, прошу тишины.
Рядом с креслом стоял могучий старец с большим носом и зычным голосом — Явас Иколари, старейшина Явас, один из виднейших теологов секты юриддиков и близкий друг Харры Иви эн ли Эде. Харра попросила сказать его несколько слов перед началом испытания, и Явас любезно согласился.
— Эмиссары и наманы из миров Известных Звезд, паломники, Достойные Архитекторы, чтецы и собратья старейшины — мы рады видеть вас здесь. — Явас низко поклонился Харре, сидевшей в первом ряду напротив Данло. — Приветствую тебя, моя Святая Иви — ты оказываешь нам великую честь своим вечным присутствием.
Харра вернула поклон и ободряюще улыбнулась Явасу. Тот подчеркнул значение чудес, которые им вскоре предстоит узреть, а затем углубился в довольно долгую и нудную историю церемонии светоприношения. Данло, выпрямившись, сидел на своем кресле и смотрел на Харру, занимающую почетное место в западном квадранте Зала. При всех других церемониях почетное место располагалось бы как раз напротив, в восточном квадранте, но в знак отличия светоприношения Данло от всех остальных кресло повернули на запад. Поэтому Святая Иви, желая находиться лицом к лицу с Данло — по крайней мере до начала испытания, — пересела на западную скамью, которую обычно занимали второстепенные старейшины Койвунеймина.
На сей раз рядом с Харрой сидели виднейшие деятели Церкви. Справа помещались Вареза ли Шен, Пилар Наркаваж и Пол Ивиэртес. Слева восседали Куоко Иви Ивацуи и Суль Ивиэрсье, самые старшие по возрасту из всех старейшин. С ними соседствовал глава элиди Киссия эн ли Эде, загадочный мистик, благосклонно относившийся к миссии Данло с самого начала. На десять скамей ближе к югу, так далеко, как только допускал протокол, охрана Зала поместила ивиомилов. Их представляли Едрек Ивиоген, Фе Фарруко Эде и Оксана Иви Селов, а в центре, хмурясь и пуская в Данло невидимые стрелы ненависти, сидел Бертрам Джаспари. Малаклипса Красное Кольцо посадили рядом с ним — далеко не случайно. Все места между ним и Харрой заполняли ее охранники, быстроглазые мужчины и женщины, бдительно следившие за ивиомилами и всеми другими, кто мог попытаться причинить Харре вред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159