Он и правда походил на некое волшебное существо, намного превосходящее человека, невероятно мудрое и невероятно остро ощущающее и себя, и Данло, и всех присутствующих здесь людей, и все растения в саду. Данло уже встречался однажды с воином-поэтом, и Малаклипс, нечеловечески быстрый и красивый, казался близнецом того давнего — ведь все воины-поэты делаются из одинаковых хромосом. Но чувствовалось в Малаклипсе и отличие, нечто свое, особенное, невероятная сила жизни — быть может, даже величие души. Судя по седине, тронувшей на висках его блестящие черные волосы, он был старше Данло не менее чем на пятнадцать лет, а для воина-поэта такой возраст уже старость. А тут еще и кольца. Особенно выдающиеся воины-поэты могут иметь одно красное кольцо, но еще никто из них за исключением одного, насколько знал Данло, не носил сразу двух.
— Зачем ты за мной следишь? — спросил наконец Данло.
Прекрасные черты Малаклипса озарила прекрасная улыбка.
— Ты же видишь, что ничего похожего я не делаю — просто стою здесь, любуясь этим чудесным видом и странными чужими звездами. Ты сам ко мне подошел. Тебе не кажется, что это странно? Большинство людей старается держаться от нас как можно дальше, а не искать нас.
— Видно, такая моя судьба — искать воинов-поэтов.
— Странная судьба. Было бы куда естественнее, если бы это я искал тебя.
— Меня? Но зачем?
— А ты не знаешь?
— Я не знаю, хочется ли мне это знать.
Малаклипс поднес бокал с вином к носу и вдохнул аромат.
— Ты на Квалларе знаменит — по двум причинам. Ты один из немногих, кому удалось победить воина-поэта, — и единственный, кто сделал это еще ребенком.
— Мне было шестнадцать, когда я встретил Марека в библиотеке, и я не считал себя ребенком.
— Тем не менее это примечательный подвиг. Если бы ты родился на Квалларе, то мог бы стать воином из воинов, поэтом из поэтов.
Услышав эти поразительные слова, Данло заглянул в чудесные фиолетовые глаза Малаклипса, такие темные и глубокие, что он почти различал в них свое отражение.
— Я никогда не смог бы стать… воином-поэтом.
— Разве?
Данло оставил этот вопрос без ответа и спросил сам под неумолкающий гул музыкальных прудов, все так же глядя в глаза Малаклипсу:
— Ты пришел сюда, чтобы отомстить за смерть Марека?
— Как безмятежно ты об этом спрашиваешь.
— А как я должен был спросить?
— Другой бы вообще не стал спрашивать, а пустился бы наутек. Почему ты нас не боишься?
— Не знаю.
— Это величайший из даров — не бояться. Впрочем, тебе, разумеется, можно не бояться того, что мы будем мстить за Марека. Он умер согласно нашим правилам, и мы благодарны тебе за их безупречное соблюдение.
— Я не хотел, чтобы он умирал.
— Вот это и есть самое примечательное. Говорят, что ты принес обет ахимсы, поклявшись не причинять вреда ни одному живому существу, — и все-таки сумел помочь Мареку в его момент возможного.
Данло слишком хорошо помнил, как Марек с Кваллара вонзил нож в собственный глаз и тем достиг момента возможного, когда жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь. И помнил, как Марек перед этим благородным актом поведал ему, что воины-поэты приняли новое правило, предписывающее убивать всех богов, а также всех мужчин и женщин, могущих стать богами. За шесть лет Данло поделился этим секретом только с двумя людьми, но теперь он сказал:
— Я знаю, зачем Марек прибыл в Невернес. Знаю истинную причину. Перед смертью он рассказал мне о вашем новом правиле.
Эта новость, как ни странно, совсем не удивила Малаклипса, который лишь улыбнулся в ответ.
— Я сказал, что в моем мире ты знаменит по двум причинам. Вторая, разумеется, в том, что ты сын Мэллори Рингесса. Марека послали в Невернес проверить, истинный ли ты сын своего отца.
— Ну и как — истинный?
— А ты не знаешь?
— Откуда же мне знать?
На это Малаклипс засмеялся и сказал:
— Я слышал, что ты знаменит еще и привычкой отвечать вопросом на вопрос.
Данло слегка наклонил голову, восприняв это замечание как комплимент.
— Ты прилетел на Фарфару, чтобы завершить эту проверку, да?
Он снова, как делал часто, начал отсчитывать удары сердца, ожидая, когда Малаклипс достанет нож. Но воин-поэт только посмотрел на него странно и глубоко, вбирая в себя дикую стихию, наполняющую глаза Данло, как океан.
— Я не знаю, кто ты на самом деле, — сказал Малаклипс. — Пока еще не знаю. И не знаю, кто такой Мэллори Рингесс, бывший Главный Пилот, ставший, по общему мнению, богом.
Данло, пронзенный внезапным пониманием, взглянул на него.
— Ты здесь, чтобы найти моего отца, да?
— Возможно.
— Не на Фарфаре. Ты последуешь за нашей миссией в Экстр.
Малаклипс, в первый раз проявив легкое удивление, холодно ответил:
— Я слышал, что ты необычайно проницателен для простого пилота, — теперь я вижу, что это правда.
— Да, ты последуешь за нами, — повторил Данло. — Но как? Ведь воины-поэты не водят легких кораблей? Торговые пилоты с Триа, конечно, водят: тяжелые, паломнические, а иногда и легкие. Они ходят на Нварт, Алюмит и Фарфару, но ни одному торговому пилоту даже в голову не придет вести легкий корабль в Экстр.
— Есть один человек. — Малаклипс показал на апельсиновую рощу футах в сорока от них. — Бывший пилот вашего Ордена. Он доставит меня, куда я захочу.
Данло разглядел под деревьями, увешанными яркими плодами, человека в сером и узнал в нем ренегата Шивана ви Мави Саркисяна, бывшего пилота, который подавал большие надежды, но дезертировал из Ордена во времена поиска Старшей Эдды. Никто из пилотов, приглашенных Мер Тадео, не захотел марать себя общением с дезертиром, и Шиван пил свое вино в одиночестве.
— И куда же ты хочешь попасть? — спросил Данло.
— Куда нужно будет. Я слышал, однако, что Мэллори Рингесс вернулся куда-то в Экстр. Возможно, миссия вашего Ордена заставит его объявиться.
— И что тогда?
— Тогда и видно будет. Тогда я сделаю то, что должен буду сделать.
— Убьешь моего отца?
— Если он на самом деле бог, я помогу ему достигнуть момента возможного.
— Если… он бог?
— Если он по-прежнему человек, я попрошу его закончить стихотворную строфу, только и всего.
— Какую строфу?
— Строфу из поэмы, которую я сочинил. Только человек, отказавшийся стать богом, способен завершить ее.
Данло посмотрел на реку Истас, мерцающую при свете звезд, и промолчал.
— Мне думается, ты знаешь, где твой отец.
Данло сжал в руке пустой бокал, храня молчание, как ночное небо.
— Возможно, у нас с тобой общая миссия, — сказал Малаклипс. — Мне думается, мы оба ищем твоего отца.
Возможно ли, чтобы единственной целью Малаклипса в Экстре была встреча с отцом? — подумал Данло. Вряд ли. У воинов-поэтов внутри одних целей всегда спрятаны другие, и самая глубокая их цель — это война.
— Ты хорошо умеешь молчать, — сказал Малаклипс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
— Зачем ты за мной следишь? — спросил наконец Данло.
Прекрасные черты Малаклипса озарила прекрасная улыбка.
— Ты же видишь, что ничего похожего я не делаю — просто стою здесь, любуясь этим чудесным видом и странными чужими звездами. Ты сам ко мне подошел. Тебе не кажется, что это странно? Большинство людей старается держаться от нас как можно дальше, а не искать нас.
— Видно, такая моя судьба — искать воинов-поэтов.
— Странная судьба. Было бы куда естественнее, если бы это я искал тебя.
— Меня? Но зачем?
— А ты не знаешь?
— Я не знаю, хочется ли мне это знать.
Малаклипс поднес бокал с вином к носу и вдохнул аромат.
— Ты на Квалларе знаменит — по двум причинам. Ты один из немногих, кому удалось победить воина-поэта, — и единственный, кто сделал это еще ребенком.
— Мне было шестнадцать, когда я встретил Марека в библиотеке, и я не считал себя ребенком.
— Тем не менее это примечательный подвиг. Если бы ты родился на Квалларе, то мог бы стать воином из воинов, поэтом из поэтов.
Услышав эти поразительные слова, Данло заглянул в чудесные фиолетовые глаза Малаклипса, такие темные и глубокие, что он почти различал в них свое отражение.
— Я никогда не смог бы стать… воином-поэтом.
— Разве?
Данло оставил этот вопрос без ответа и спросил сам под неумолкающий гул музыкальных прудов, все так же глядя в глаза Малаклипсу:
— Ты пришел сюда, чтобы отомстить за смерть Марека?
— Как безмятежно ты об этом спрашиваешь.
— А как я должен был спросить?
— Другой бы вообще не стал спрашивать, а пустился бы наутек. Почему ты нас не боишься?
— Не знаю.
— Это величайший из даров — не бояться. Впрочем, тебе, разумеется, можно не бояться того, что мы будем мстить за Марека. Он умер согласно нашим правилам, и мы благодарны тебе за их безупречное соблюдение.
— Я не хотел, чтобы он умирал.
— Вот это и есть самое примечательное. Говорят, что ты принес обет ахимсы, поклявшись не причинять вреда ни одному живому существу, — и все-таки сумел помочь Мареку в его момент возможного.
Данло слишком хорошо помнил, как Марек с Кваллара вонзил нож в собственный глаз и тем достиг момента возможного, когда жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь. И помнил, как Марек перед этим благородным актом поведал ему, что воины-поэты приняли новое правило, предписывающее убивать всех богов, а также всех мужчин и женщин, могущих стать богами. За шесть лет Данло поделился этим секретом только с двумя людьми, но теперь он сказал:
— Я знаю, зачем Марек прибыл в Невернес. Знаю истинную причину. Перед смертью он рассказал мне о вашем новом правиле.
Эта новость, как ни странно, совсем не удивила Малаклипса, который лишь улыбнулся в ответ.
— Я сказал, что в моем мире ты знаменит по двум причинам. Вторая, разумеется, в том, что ты сын Мэллори Рингесса. Марека послали в Невернес проверить, истинный ли ты сын своего отца.
— Ну и как — истинный?
— А ты не знаешь?
— Откуда же мне знать?
На это Малаклипс засмеялся и сказал:
— Я слышал, что ты знаменит еще и привычкой отвечать вопросом на вопрос.
Данло слегка наклонил голову, восприняв это замечание как комплимент.
— Ты прилетел на Фарфару, чтобы завершить эту проверку, да?
Он снова, как делал часто, начал отсчитывать удары сердца, ожидая, когда Малаклипс достанет нож. Но воин-поэт только посмотрел на него странно и глубоко, вбирая в себя дикую стихию, наполняющую глаза Данло, как океан.
— Я не знаю, кто ты на самом деле, — сказал Малаклипс. — Пока еще не знаю. И не знаю, кто такой Мэллори Рингесс, бывший Главный Пилот, ставший, по общему мнению, богом.
Данло, пронзенный внезапным пониманием, взглянул на него.
— Ты здесь, чтобы найти моего отца, да?
— Возможно.
— Не на Фарфаре. Ты последуешь за нашей миссией в Экстр.
Малаклипс, в первый раз проявив легкое удивление, холодно ответил:
— Я слышал, что ты необычайно проницателен для простого пилота, — теперь я вижу, что это правда.
— Да, ты последуешь за нами, — повторил Данло. — Но как? Ведь воины-поэты не водят легких кораблей? Торговые пилоты с Триа, конечно, водят: тяжелые, паломнические, а иногда и легкие. Они ходят на Нварт, Алюмит и Фарфару, но ни одному торговому пилоту даже в голову не придет вести легкий корабль в Экстр.
— Есть один человек. — Малаклипс показал на апельсиновую рощу футах в сорока от них. — Бывший пилот вашего Ордена. Он доставит меня, куда я захочу.
Данло разглядел под деревьями, увешанными яркими плодами, человека в сером и узнал в нем ренегата Шивана ви Мави Саркисяна, бывшего пилота, который подавал большие надежды, но дезертировал из Ордена во времена поиска Старшей Эдды. Никто из пилотов, приглашенных Мер Тадео, не захотел марать себя общением с дезертиром, и Шиван пил свое вино в одиночестве.
— И куда же ты хочешь попасть? — спросил Данло.
— Куда нужно будет. Я слышал, однако, что Мэллори Рингесс вернулся куда-то в Экстр. Возможно, миссия вашего Ордена заставит его объявиться.
— И что тогда?
— Тогда и видно будет. Тогда я сделаю то, что должен буду сделать.
— Убьешь моего отца?
— Если он на самом деле бог, я помогу ему достигнуть момента возможного.
— Если… он бог?
— Если он по-прежнему человек, я попрошу его закончить стихотворную строфу, только и всего.
— Какую строфу?
— Строфу из поэмы, которую я сочинил. Только человек, отказавшийся стать богом, способен завершить ее.
Данло посмотрел на реку Истас, мерцающую при свете звезд, и промолчал.
— Мне думается, ты знаешь, где твой отец.
Данло сжал в руке пустой бокал, храня молчание, как ночное небо.
— Возможно, у нас с тобой общая миссия, — сказал Малаклипс. — Мне думается, мы оба ищем твоего отца.
Возможно ли, чтобы единственной целью Малаклипса в Экстре была встреча с отцом? — подумал Данло. Вряд ли. У воинов-поэтов внутри одних целей всегда спрятаны другие, и самая глубокая их цель — это война.
— Ты хорошо умеешь молчать, — сказал Малаклипс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159