В городе, где я учился, много компьютеров. И много ИИ-программ.
— Каких программ?
— ИИ. Искусственного интеллекта. Цефики моего ордена иногда называют их Я-программами. В насмешку над верой в то, что компьютер может обладать самосознанием.
— Понимаю. Видимо, цефики твоего Ордена — люди старозаветных взглядов.
— В общем, да, кроме кибершаманов. Эти любят компьютеры. — Данло на миг прикрыл глаза и увидел перед собой алмазную кибершапочку на бледном черепе и холодные, как смерть, бледно-голубые глаза. — Кибершаманы иногда называют ИИ-программы божественными.
— Мне это представляется более подходящим названием.
— Может быть.
— Ты говоришь о том Ордене, который помещается в городе Невернесе?
— Да.
— Значит, я могу заключить, что ты пилот этого Ордена?
— Да.
— Далеко же ты тогда залетел, пилот, на своем алмазном корабле быстрее света — забыл, как они у вас называются.
— Легкие корабли.
— Да, верно. Но как тебе удалось провести свой легкий корабль через давно уже непроходимую часть галактики?
— Нас учат преодолевать такие пространства — и Экстр в том числе. Мы умеем прокладывать маршруты в мультиплексе с обратной стороны этих диких звезд.
— Я думал, что мультиплекс под Экстрой не поддается маршрутизации.
— Да… почти не поддается.
— Итак, ты прошел путь длиной в двадцать тысяч световых лет.
— Да.
— Один? По маршрутам, которые составлял самостоятельно?
— Да. Пилот в мультиплексе всегда один.
— Ты входил в мультиплекс и пилотировал свой корабль без посторонней помощи?
— Разумеется.
— Но что-то ведь помогло тебе отыскать эту планету?
Данло промолчал, и Эде заговорил снова:
— В Экстре сто миллионов звезд — а может быть, втрое больше. Что же привело тебя к этой Земле — чудо?
Глаза Эде сверлили Данло, как лазеры, и Данло чувствовал, что сотни компьютерных глаз тоже сфокусированы на его лице. Компьютер, снабженный цефической программой, способен определять, правду говорит человек или лжет.
— Мне назвали координаты звезды поблизости от этой Земли, — сказал Данло.
— И кто же дал тебе эту информацию?
Данло шумно выдохнул и признался голографическому Эде, что побывал в Тверди. Он лишь вкратце упомянул об испытаниях, которым подвергся на берегу океана, а о своих отношениях с Твердью, воплотившейся в образе Тамары, вообще не сказал ни слова. Не упомянул он также о том, что ищет своего отца, и о преследующем его воине-поэте. Зато он не скрыл от Эде, что ищет планету Таннахилл, где живут Архитекторы Старой Церкви, уничтожающие звезды во имя своих доктрин.
— Весьма примечательная история, — сказал Эде, чье лицо выражало откровенное облегчение. — И только незаурядный человек мог добыть у Тверди информацию такого рода.
— Ты знаешь Ее, да? Знаешь что-то о Ней?
Но Эде, видимо, не желал сейчас говорить о Тверди. Его интересовала тайна появления Данло на этой Земле, а может быть, и тайна самого Данло.
— Ты незаурядный человек, — повторил он. — Могу я узнать твое имя?
Данло не знал, какое имя назвать этой дотошной голограмме. Когда-то его звали Данло Диким, а один добрый, покрытый белым мехом инопланетянин назвал его Данло Миротворцем. Были у него и другие имена: первое, которым его называли в племени; имя его анимы, принимающее участие в творении мира, и его духовное, тайное имя, которое он мог шепнуть только ветру.
— Меня зовут Данло ви Соли Рингесс, — сказал он наконец.
— Прекрасно. Позволь и мне представиться: я Николос Дару Эде.
— Само собой, — улыбнулся Данло.
— Я ждал здесь долгие годы, когда кто-нибудь примет мой сигнал.
Данло со вздохом потер лоб и нагнулся, чтобы растереть ноги. Восхождение на гору утомило его не меньше, чем разговор с этим образником, работающим по странным программам. Данло хотелось уйти от него и осмотреть оставшуюся часть храма, а потом расстелить спальник, поесть холодного курмаша, сухарей и сушеных кровоплодов и попытаться заснуть. Но что-то в этом смешном однофутовом Эде не позволяло ему уйти. Он чувствовал, что в черной глазастой шкатулке, производящей эту голограмму, содержится какая-то ценная информация. Возможно, где-то в памяти образника закодирована электронами или световыми импульсами тайна смерти одного из величайших богов галактики — нужно только найти доступ к этой информации. Стоит только назвать пароль, и образник, проделав невероятно сложную серию логических решений, как это происходит у всех искусственных интеллектов, устами Эде скажет Данло то, что он хочет знать.
В этот момент Эде, словно прочтя мысли Данло, молвил с провокационной улыбкой.
— Я дверь; постучи, и она откроется.
Данло закрыл глаза, слушая собственное дыхание. В передней части храма свистал, влетая в открытую им дверь, ветер.
Потом где-то в глубине Данло отворилась другая дверь, и он понял. Только что речи голографического Эде были для него загадкой, и вдруг его разум наполнился холодным, чистым светом знания. Он понял, кто запрограммировал образник.
— Ты правда Николос Дару Эде, — сказал Данло. — Бог Эде — то, что от него осталось.
Данло стоял, прикрыв ладонью глаза, и видел внутри себя то, что случилось задолго до его рождения. С холодной и страшной ясностью он смотрел в дверной проем памяти, заложенной внутри памяти, и видел там только войну, бесконечную войну.
Взрывались звезды и водородные бомбы, использовались пули и компьютерные вирусы, искусственные сюрреальности, ножи и оружие чистого сознания, которое даже боги не понимали до конца. Война эта началась не позднее пятнадцати миллиардов лет назад, с возникновением первых галактик из первичного огненного шара, что астрономы считают началом вселенной. А может быть, она не имела ни начала, ни конца и была столь же вечной, как планы и страсти Бога. Но какой бы ни была причина этого вселенского побоища, ту стадию войны, которой предстояло стать составной частью жизни Данло (и миллиардов других людей от Цивилизованных Миров до Экстра), можно было проследить до искры, вспыхнувшей около восьми тысяч лет назад, в конце Потерянных Веков. Этой искрой послужило создание Кремниевого Бога на Фосторе.
Архитекторы и ученые Фосторы строили будущего бога на крошечной безвоздушной луне. Они заминировали этот шарик изо льда и камня водородными бомбами на случай, если будут вынуждены уничтожить плод своего творчества, и стали ждать.
Они ждали, как будет развиваться компьютер, первоначально запрограммированный на приобретение знаний и контроль над материей, если дать ему полную свободу от человеческой морали и этических ограничений. Их гипотеза предполагала, что дьявольская машина разработает собственную этику и собственный моральный императив, превышающие общечеловеческие понятия добра и зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
— Каких программ?
— ИИ. Искусственного интеллекта. Цефики моего ордена иногда называют их Я-программами. В насмешку над верой в то, что компьютер может обладать самосознанием.
— Понимаю. Видимо, цефики твоего Ордена — люди старозаветных взглядов.
— В общем, да, кроме кибершаманов. Эти любят компьютеры. — Данло на миг прикрыл глаза и увидел перед собой алмазную кибершапочку на бледном черепе и холодные, как смерть, бледно-голубые глаза. — Кибершаманы иногда называют ИИ-программы божественными.
— Мне это представляется более подходящим названием.
— Может быть.
— Ты говоришь о том Ордене, который помещается в городе Невернесе?
— Да.
— Значит, я могу заключить, что ты пилот этого Ордена?
— Да.
— Далеко же ты тогда залетел, пилот, на своем алмазном корабле быстрее света — забыл, как они у вас называются.
— Легкие корабли.
— Да, верно. Но как тебе удалось провести свой легкий корабль через давно уже непроходимую часть галактики?
— Нас учат преодолевать такие пространства — и Экстр в том числе. Мы умеем прокладывать маршруты в мультиплексе с обратной стороны этих диких звезд.
— Я думал, что мультиплекс под Экстрой не поддается маршрутизации.
— Да… почти не поддается.
— Итак, ты прошел путь длиной в двадцать тысяч световых лет.
— Да.
— Один? По маршрутам, которые составлял самостоятельно?
— Да. Пилот в мультиплексе всегда один.
— Ты входил в мультиплекс и пилотировал свой корабль без посторонней помощи?
— Разумеется.
— Но что-то ведь помогло тебе отыскать эту планету?
Данло промолчал, и Эде заговорил снова:
— В Экстре сто миллионов звезд — а может быть, втрое больше. Что же привело тебя к этой Земле — чудо?
Глаза Эде сверлили Данло, как лазеры, и Данло чувствовал, что сотни компьютерных глаз тоже сфокусированы на его лице. Компьютер, снабженный цефической программой, способен определять, правду говорит человек или лжет.
— Мне назвали координаты звезды поблизости от этой Земли, — сказал Данло.
— И кто же дал тебе эту информацию?
Данло шумно выдохнул и признался голографическому Эде, что побывал в Тверди. Он лишь вкратце упомянул об испытаниях, которым подвергся на берегу океана, а о своих отношениях с Твердью, воплотившейся в образе Тамары, вообще не сказал ни слова. Не упомянул он также о том, что ищет своего отца, и о преследующем его воине-поэте. Зато он не скрыл от Эде, что ищет планету Таннахилл, где живут Архитекторы Старой Церкви, уничтожающие звезды во имя своих доктрин.
— Весьма примечательная история, — сказал Эде, чье лицо выражало откровенное облегчение. — И только незаурядный человек мог добыть у Тверди информацию такого рода.
— Ты знаешь Ее, да? Знаешь что-то о Ней?
Но Эде, видимо, не желал сейчас говорить о Тверди. Его интересовала тайна появления Данло на этой Земле, а может быть, и тайна самого Данло.
— Ты незаурядный человек, — повторил он. — Могу я узнать твое имя?
Данло не знал, какое имя назвать этой дотошной голограмме. Когда-то его звали Данло Диким, а один добрый, покрытый белым мехом инопланетянин назвал его Данло Миротворцем. Были у него и другие имена: первое, которым его называли в племени; имя его анимы, принимающее участие в творении мира, и его духовное, тайное имя, которое он мог шепнуть только ветру.
— Меня зовут Данло ви Соли Рингесс, — сказал он наконец.
— Прекрасно. Позволь и мне представиться: я Николос Дару Эде.
— Само собой, — улыбнулся Данло.
— Я ждал здесь долгие годы, когда кто-нибудь примет мой сигнал.
Данло со вздохом потер лоб и нагнулся, чтобы растереть ноги. Восхождение на гору утомило его не меньше, чем разговор с этим образником, работающим по странным программам. Данло хотелось уйти от него и осмотреть оставшуюся часть храма, а потом расстелить спальник, поесть холодного курмаша, сухарей и сушеных кровоплодов и попытаться заснуть. Но что-то в этом смешном однофутовом Эде не позволяло ему уйти. Он чувствовал, что в черной глазастой шкатулке, производящей эту голограмму, содержится какая-то ценная информация. Возможно, где-то в памяти образника закодирована электронами или световыми импульсами тайна смерти одного из величайших богов галактики — нужно только найти доступ к этой информации. Стоит только назвать пароль, и образник, проделав невероятно сложную серию логических решений, как это происходит у всех искусственных интеллектов, устами Эде скажет Данло то, что он хочет знать.
В этот момент Эде, словно прочтя мысли Данло, молвил с провокационной улыбкой.
— Я дверь; постучи, и она откроется.
Данло закрыл глаза, слушая собственное дыхание. В передней части храма свистал, влетая в открытую им дверь, ветер.
Потом где-то в глубине Данло отворилась другая дверь, и он понял. Только что речи голографического Эде были для него загадкой, и вдруг его разум наполнился холодным, чистым светом знания. Он понял, кто запрограммировал образник.
— Ты правда Николос Дару Эде, — сказал Данло. — Бог Эде — то, что от него осталось.
Данло стоял, прикрыв ладонью глаза, и видел внутри себя то, что случилось задолго до его рождения. С холодной и страшной ясностью он смотрел в дверной проем памяти, заложенной внутри памяти, и видел там только войну, бесконечную войну.
Взрывались звезды и водородные бомбы, использовались пули и компьютерные вирусы, искусственные сюрреальности, ножи и оружие чистого сознания, которое даже боги не понимали до конца. Война эта началась не позднее пятнадцати миллиардов лет назад, с возникновением первых галактик из первичного огненного шара, что астрономы считают началом вселенной. А может быть, она не имела ни начала, ни конца и была столь же вечной, как планы и страсти Бога. Но какой бы ни была причина этого вселенского побоища, ту стадию войны, которой предстояло стать составной частью жизни Данло (и миллиардов других людей от Цивилизованных Миров до Экстра), можно было проследить до искры, вспыхнувшей около восьми тысяч лет назад, в конце Потерянных Веков. Этой искрой послужило создание Кремниевого Бога на Фосторе.
Архитекторы и ученые Фосторы строили будущего бога на крошечной безвоздушной луне. Они заминировали этот шарик изо льда и камня водородными бомбами на случай, если будут вынуждены уничтожить плод своего творчества, и стали ждать.
Они ждали, как будет развиваться компьютер, первоначально запрограммированный на приобретение знаний и контроль над материей, если дать ему полную свободу от человеческой морали и этических ограничений. Их гипотеза предполагала, что дьявольская машина разработает собственную этику и собственный моральный императив, превышающие общечеловеческие понятия добра и зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159