Идет он и по сей день. Скоро, еще через пару тысячелетий, он покинет наконец Млечный Путь и уйдет дальше, к Большой Медведице и миллионам других галактик вселенной. Его волны унесут с собой в космос образы людей, которые некогда ходили в звериных шкурах и употребляли в пищу мясо животных. Именно такими вселенная впервые увидит людей — вид первобытный и диковатый, но полный обещаний и возможностей. К тому времени, когда обитатели Сакура Сен впервые познакомятся с человечеством, люди, возможно, разовьются в богов, оставивших далеко позади сырое мясо и прочую материю. Скраеры говорят, что люди станут высшими существами и постигнут наконец тайну света. Когда-нибудь они переступят пределы света — и тогда двери в бесконечность распахнутся, и вся вселенная будет принадлежать им.
Некоторые люди в определенном смысле уже и теперь перешагнули пределы света — например, пилоты Ордена. Данло на своей “Снежной сове” шел между звездными окнами Экстра со всей доступной ему скоростью, но относительно средней человеческой жизни двигался все-таки медленно: ему приходилось заново прокладывать маршруты среди неведомых звезд, а пространства Экстра были столь же искривлены, сколь и обширны. Во время этого долгого путешествия, где-то возле останков сверхновой, которую он назвал Шонаморат, он стал ценить общество маленькой компьютерной голограммы, называющей себя Николосом Дару Эде.
Данло и компьютер парили вместе в темной и тихой кабине легкого корабля. Но свет голограммы и слова Эде скрашивали темноту и тишину, сопутствующие каждому пилоту, путешествующему в мультиплексе. В кабине находились и другие посторонние предметы. Данло, совершив намеренное, но исполненное почтения святотатство, взял из храма голубую розу, один кевалиновый прибор и пять деревянных флейт Эде. Он мог бы взять и вечный компьютер из контактного зала, но счел, что не стоит помещать эту машину поблизости от электромагнитного поля, создаваемого образником.
Среди ярких и смертоносных звезд Экстра Данло часто задавал себе вопрос, нет ли у Эде какой-то тайной причины искать планету Таннахилл. Быть может, думал он, у Эде есть секретная программа, цель которой — поместить его душу в новый вечный компьютер, чтобы он мог начать заново свой путь к божественному состоянию. Быть может, Эде надеется, что Архитекторы Старой Церкви еще раз помогут ему осуществить эту древнейшую тайную миссию.
Однажды Данло, желая разгадать истинные мотивы Эде, спросил его напрямик, не хочет ли тот снова совершить переход от человека к богу. Эде ответил ему без запинки и не менее прямо, но насколько правдив был этот ответ? Данло увидел на лице голограммы искреннее выражение, которое Эде часто программировал, чтобы скрыть неискренность, и услышал следующее:
— Не знаю, откуда у человека берется желание сделаться богом. Я поплатился за эту мечту солидной долей себя самого. А сколько мне еще предстоит потерять, чтобы вернуть себе тело и снова стать человеком? Нет уж, довольно с меня этой трансцендентальности. Я буду вполне счастлив, если снова оденусь собственной плотью, пилот.
В данный момент топографический Эде был столь же далек от счастья, как человек от червя. Он парил в кабине, как светящийся демон ик, которые якобы являются в лесу близ жакарандийского храма, — всегда бодрствующий, все сознающий и постоянно мучимый проблемами как практического, так и философского свойства. Так, он признался, что хочет снова стать человеком еще и для того, чтобы вспомнить Старшую Эдду. Эта тайна тайн вселенной, как известно, закодирована в человеческой ДНК, и только человек в состоянии глубокого вспоминания способен извлечь из своего генома эту древнюю память и осознать ее.
Эде полагал, что чисто машинным галактическим богам, таким как Кремниевый Бог, Искинт, а недавно и он сам, Эдда недоступна. Но для того, чтобы вернуть свое сознание в футляр из плоти, крови и живых хромосом, ему вновь придется столкнуться с выворачивающим душу ужасом потерять себя окончательно и на веки веков. Когда он переместится из световых схем компьютера в электрохимические синапсы живого мозга, будет ли это означать, что он продолжит жить в новой форме? Даже если он точно скопирует себя в атомах углерода, водорода, кислорода и азота, сохранит ли он постоянство сознания, как сохраняет его человек, счастливо уверенный в протяженности своей жизни от одного удара сердца до другого?
В качестве мыслительного эксперимента — Эде предавался умственным излишествам в не меньшей мере, чем летнемирские принцы чревоугодию, — он размышлял над проблемой двойников. Предположим, какое-нибудь божество наподобие Тверди скопирует отдельного человека в совершенстве, вплоть до последнего атома. Оставим в стороне квантовые неточности, невозможность определить истинное расположение и скорость электронов и других частиц, из которых складываются атомы. Предположим, что Твердь с помощью забытой Эде божественной технологии создаст точную копию этого человека — как физически, так и умственно. Предположим далее, что в самый момент дублирования мысли, чувства и страхи — все, из чего состоит сознание обоих двойников, — будут идентичны. Пусть затем Твердь, следуя логике этого жуткого и невероятного эксперимента, с помощью антиматерии или чего-то вроде этого мгновенно уничтожит оригинал. Или еще лучше — пусть она велит этому человеку самоуничтожиться. Вопрос: что будет потеряно?
Если копия была точной, на это следует ответить: ничего.
Если логика эксперимента была верна логике вселенной, глубокой логике звезд, атомов и живых нейронов, человек-оригинал не должен пугаться самоуничтожения. Он должен быть уверен, что продолжит жить в своем втором “я” в точности так, как жил прежде. Но в реальном мире, мире сомнений и смутных снов, крови, боли и небытия души, человек-оригинал неизбежно будет колебаться. При всем убеждении, что он будет жить как его двойник, самоуничтожение будет для него самоубийством. Он будет чувствовать, что умирает, — и в наиболее истинном смысле действительно умрет, потому что секрет жизни заключается не в образцах и не в формах, а постоянном потоке сознания от одного момента к другому.
— Вот в чем проблема, — открылся Эде однажды, когда они прошли особенно мрачный сектор взорванных звезд. — Если я снова стану человеком, останусь ли я собой? Если я произнесу слово, выключающее этот компьютер, что будет со мной?
Человеком, еще до того, как он дерзнул стать богом, Эде глубоко чувствовал логику реальной вселенной. Он испытывал сомнения, как любой человек, но он заклеймил свой страх и неуверенность, объявив их низкими и недостойными эмоциями. Он, как-никак, был Николос Дару Эде, основатель религии, ставшей затем самым значительным культом в истории человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Некоторые люди в определенном смысле уже и теперь перешагнули пределы света — например, пилоты Ордена. Данло на своей “Снежной сове” шел между звездными окнами Экстра со всей доступной ему скоростью, но относительно средней человеческой жизни двигался все-таки медленно: ему приходилось заново прокладывать маршруты среди неведомых звезд, а пространства Экстра были столь же искривлены, сколь и обширны. Во время этого долгого путешествия, где-то возле останков сверхновой, которую он назвал Шонаморат, он стал ценить общество маленькой компьютерной голограммы, называющей себя Николосом Дару Эде.
Данло и компьютер парили вместе в темной и тихой кабине легкого корабля. Но свет голограммы и слова Эде скрашивали темноту и тишину, сопутствующие каждому пилоту, путешествующему в мультиплексе. В кабине находились и другие посторонние предметы. Данло, совершив намеренное, но исполненное почтения святотатство, взял из храма голубую розу, один кевалиновый прибор и пять деревянных флейт Эде. Он мог бы взять и вечный компьютер из контактного зала, но счел, что не стоит помещать эту машину поблизости от электромагнитного поля, создаваемого образником.
Среди ярких и смертоносных звезд Экстра Данло часто задавал себе вопрос, нет ли у Эде какой-то тайной причины искать планету Таннахилл. Быть может, думал он, у Эде есть секретная программа, цель которой — поместить его душу в новый вечный компьютер, чтобы он мог начать заново свой путь к божественному состоянию. Быть может, Эде надеется, что Архитекторы Старой Церкви еще раз помогут ему осуществить эту древнейшую тайную миссию.
Однажды Данло, желая разгадать истинные мотивы Эде, спросил его напрямик, не хочет ли тот снова совершить переход от человека к богу. Эде ответил ему без запинки и не менее прямо, но насколько правдив был этот ответ? Данло увидел на лице голограммы искреннее выражение, которое Эде часто программировал, чтобы скрыть неискренность, и услышал следующее:
— Не знаю, откуда у человека берется желание сделаться богом. Я поплатился за эту мечту солидной долей себя самого. А сколько мне еще предстоит потерять, чтобы вернуть себе тело и снова стать человеком? Нет уж, довольно с меня этой трансцендентальности. Я буду вполне счастлив, если снова оденусь собственной плотью, пилот.
В данный момент топографический Эде был столь же далек от счастья, как человек от червя. Он парил в кабине, как светящийся демон ик, которые якобы являются в лесу близ жакарандийского храма, — всегда бодрствующий, все сознающий и постоянно мучимый проблемами как практического, так и философского свойства. Так, он признался, что хочет снова стать человеком еще и для того, чтобы вспомнить Старшую Эдду. Эта тайна тайн вселенной, как известно, закодирована в человеческой ДНК, и только человек в состоянии глубокого вспоминания способен извлечь из своего генома эту древнюю память и осознать ее.
Эде полагал, что чисто машинным галактическим богам, таким как Кремниевый Бог, Искинт, а недавно и он сам, Эдда недоступна. Но для того, чтобы вернуть свое сознание в футляр из плоти, крови и живых хромосом, ему вновь придется столкнуться с выворачивающим душу ужасом потерять себя окончательно и на веки веков. Когда он переместится из световых схем компьютера в электрохимические синапсы живого мозга, будет ли это означать, что он продолжит жить в новой форме? Даже если он точно скопирует себя в атомах углерода, водорода, кислорода и азота, сохранит ли он постоянство сознания, как сохраняет его человек, счастливо уверенный в протяженности своей жизни от одного удара сердца до другого?
В качестве мыслительного эксперимента — Эде предавался умственным излишествам в не меньшей мере, чем летнемирские принцы чревоугодию, — он размышлял над проблемой двойников. Предположим, какое-нибудь божество наподобие Тверди скопирует отдельного человека в совершенстве, вплоть до последнего атома. Оставим в стороне квантовые неточности, невозможность определить истинное расположение и скорость электронов и других частиц, из которых складываются атомы. Предположим, что Твердь с помощью забытой Эде божественной технологии создаст точную копию этого человека — как физически, так и умственно. Предположим далее, что в самый момент дублирования мысли, чувства и страхи — все, из чего состоит сознание обоих двойников, — будут идентичны. Пусть затем Твердь, следуя логике этого жуткого и невероятного эксперимента, с помощью антиматерии или чего-то вроде этого мгновенно уничтожит оригинал. Или еще лучше — пусть она велит этому человеку самоуничтожиться. Вопрос: что будет потеряно?
Если копия была точной, на это следует ответить: ничего.
Если логика эксперимента была верна логике вселенной, глубокой логике звезд, атомов и живых нейронов, человек-оригинал не должен пугаться самоуничтожения. Он должен быть уверен, что продолжит жить в своем втором “я” в точности так, как жил прежде. Но в реальном мире, мире сомнений и смутных снов, крови, боли и небытия души, человек-оригинал неизбежно будет колебаться. При всем убеждении, что он будет жить как его двойник, самоуничтожение будет для него самоубийством. Он будет чувствовать, что умирает, — и в наиболее истинном смысле действительно умрет, потому что секрет жизни заключается не в образцах и не в формах, а постоянном потоке сознания от одного момента к другому.
— Вот в чем проблема, — открылся Эде однажды, когда они прошли особенно мрачный сектор взорванных звезд. — Если я снова стану человеком, останусь ли я собой? Если я произнесу слово, выключающее этот компьютер, что будет со мной?
Человеком, еще до того, как он дерзнул стать богом, Эде глубоко чувствовал логику реальной вселенной. Он испытывал сомнения, как любой человек, но он заклеймил свой страх и неуверенность, объявив их низкими и недостойными эмоциями. Он, как-никак, был Николос Дару Эде, основатель религии, ставшей затем самым значительным культом в истории человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159